А что, если Элинед сказала правду? Неужели Рис обманул ее? Джессамин в унынии напомнила себе, что уже слишком поздно сожалеть о своей доверчивости. Она отдала этому человеку все, что имела: и душу, и тело, и то бесценное сокровище, что должна была хранить как зеницу ока.
Джессамин пришлось терпеливо ждать, пока закончится бесконечная партия в шахматы. Если бы она не знала его, то наверняка решила бы, что Рис просто избегает ее. Он, казалось, не замечал нетерпеливых взглядов, которые она то и дело бросала в его сторону, и не пытался с ней заговорить.
Элинед и ее дамы предпочли подняться к себе пораньше, при этом соперница устроила целое представление, со слезами на глазах распрощавшись с Джессамин. Но при виде опечаленного лица девушки в темно-голубых глазах леди Глинн блеснул торжествующий огонек.
Теперь, когда женщины удалились, может быть, удастся незаметно поговорить с Рисом, подумала Джессамин. Но увы — на столе появился еще один кувшин, полный эля, и снова потекла неторопливая беседа о тонкостях шахматной игры. Когда она попыталась вмешаться, Уолтер сердито оборвал ее, приказав попридержать язык. Не в силах скрыть обиду, Джессамин довольно сухо пожелала мужчинам доброй ночи и с достоинством вышла из зала. Однако они, похоже, этого даже не заметили.
Джессамин всю ночь проворочалась в постели, ни на минуту не сомкнув глаз. Мучаясь сомнениями, она все же продолжала надеяться, что Рис придет к ней. Но он так и не пришел.
Наступило утро. Бледные лучи зимнего солнца озарили призрачным светом башни замка, куда измученная бессонницей Джессамин поднялась задолго до рассвета.
Она тоскливо вглядывалась в расстилавшуюся перед ней равнину. Элинед не обманула: с южной башни и в самом деле открывался превосходный вид до самого леса. С такой высоты она могла видеть вес. Джессамин попыталась вспомнить, где именно вчера Рис заключил ее в объятия. Отсюда был виден даже сарай, правда, ветки деревьев наполовину прикрывали его, но зато вся тропинка, по которой они шли, была как на ладони.
Содрогнувшись при мысли о том, что Элинед стала свидетельницей их любовных ласк, Джессамин повернулась, чтобы уйти. Щелкнув пальцами Неду, который поджидал ее в стороне, она зашагала вдоль зубчатой крепостной стены. Здесь, на самом верху, выл и бесновался ледяной ветер, и девушка поглубже надвинула капюшон. Джессамин ускорила шаг, потом почти побежала, гневно повторяя про себя все, что собиралась сказать Рису.
Ну что ж, понравится ему это или нет, но нынче утром ему придется ответить на все се вопросы.
Догадался ли он, что Элинед была свидетельницей их поцелуя? Или он подозревал, что та выдала его тайну? Иначе почему так старательно избегает ее все время?
Сбежав вниз по лестнице и пробравшись к конюшням, Джессамин заметила, как оттуда вышел Рис. У него на руке болталась пустая корзина. Похоже, он решил задать корм лошадям.
— Джессамин, ты собираешься проехаться верхом? — спросил Рис, с удовольствием разглядывая ее.
— Нет, я искала тебя.
— Значит, ты меня нашла. Ну, леди, не стоит ходить вокруг да около! — Рис с довольным видом хмыкнул и шагнул к ней. Но Джессамин отпрянула в сторону от его протянутой руки. — В чем дело? — резко спросил он, и улыбка разом слетела с его лица.
— Нам надо поговорить. У тебя найдется пара минут?
— Что за вопрос? Тебе я бы с радостью посвятил всю свою жизнь! — ответил Рис, и в голосе его Джессамин с горечью услышала все те же знакомые ей хриплые, чувственные нотки.
— Здесь за стеной есть небольшой садик. Ветра там нет, зато есть скамейка. Пойдем!
Не вдаваясь в объяснения, она торопливо пошла вперед, путаясь в своих шерстяных юбках. Еще недавно этот садик, где почти всегда светило солнце, был для нес островком мира и спокойствия. Сегодня Джессамин была бы счастлива оказаться где угодно, только не там.
На лице Риса появилось озадаченное выражение. Потом, решив, что это какая-то новая уловка с ее стороны, чтобы остаться вдвоем, он без возражений последовал за Джессамин.
— А теперь, когда я с такой покорностью сижу рядом с тобой, ты мне объяснишь, надеюсь, что это за важная вещь, о которой ты хотела мне рассказать?
Собравшись с силами, Джессамин посмотрела ему в глаза: — Элинед предупредила меня, что вы с ней обручены. Это правда?
От неожиданности Рис вздрогнул и смущенно заморгал, а Джессамин почувствовала, будто ей в сердце всадили кинжал. Прежде чем он успел открыть рот, девушка уже поняла, что ее самые худшие предположения оправдались.
— Да, в некотором роде… впрочем, да, так оно и есть. Джессамин прикрыла глаза, борясь с подступившей к горлу тошнотой, С трудом переведя дыхание и проглотив застрявший в горле комок, она с упреком воскликнула.
— Так, значит, это правда… ты обручен?
— Джессамин, родная моя, мы… нас обручили чуть ли не в колыбели!
— О, Рис, как ты мог обмануть меня?
— Я не обманывал тебя! — с гневом ответил он, — Каждое мое слово было правдой. И когда я говорил, что люблю тебя, как ни одну женщину в мире, это тоже было правдой, Поверь мне, все это не имеет к нам никакого отношения и ничего не меняет…
Его логика ошеломила Джессамин.
— Ничего не меняет?! Как ты можешь так говорить? Неужели мужчина способен отдать свое сердце сразу двум женщинам?
— Мое сердце никогда не принадлежало Элинед Глинн! — Разозлившись, Рис схватил Джессамин за руки и стиснул так, что она не могла вырваться. — Послушай, что я скажу, прежде чем презирать меня. Это правда, мы обручены. Помолвка состоялась задолго до того, как мы научились говорить. Мы так и выросли с мыслью, что когда-нибудь обвенчаемся, так что у меня никогда не было нужды отдавать ей свое сердце.
— Потому что оно и так ей принадлежит…
— Нет… никогда! Клянусь тебе всем, что для меня свято, я не спешил обвенчаться с Элинед! Неужели ты не понимаешь? Между нами никогда не было даже намека на любовь!
— Но она любит тебя.
— Нет. Просто Элинед считает меня своей собственностью. Я никогда не ухаживал за ней, не предлагал свою любовь. Между нами не было ничего, кроме приветственного поцелуя при встрече. Ох, Джессамин, будь же благоразумна! Ты подняла столько шума из-за чепухи. Можно подумать, что я намеренно соблазнил тебя!
— А разве не так? — воскликнула она, мучительно стараясь причинить ему боль, отомстить за эту самодовольную уверенность в том, что он не совершил ничего дурного.
— Нет! Я, может быть, никогда не женюсь на Элинед. А кроме того, хоть она и без пяти минут моя жена, это не меняет того, что я испытываю к тебе.
— О да, вот теперь ты говоришь, как настоящий мужчина!
Наконец он отпустил ее. Джессамин поднялась и принялась гневно расхаживать взад и вперед вдоль опустевших грядок, юбки хлестали ее по ногам, но она чувствовала, как колени все еще подгибаются от слабости.