Читать интересную книгу День лжецаря - Брэд Гигли

Образ Анеку словно вошел в комнату и встал между ними, но Симеркет не стал ничего опровергать.

— Ваше величество все знает, — произнес он уклончиво. Под действием крепкого пива Нарунте обратила свои серебристые глаза вдаль.

— Как же Пиникир с ее узким лицом и бледной кожей ненавидела меня! — со злобой проговорила Нарунте. — Она считала, что я недостаточно хороша для ее брата, потому что я была грубой, не умела читать и предпочитала пиво тонким винам.

Царица усмехнулась, обнажив острые белые зубы.

— Как она ненавидела меня! Она делала все возможное для того, чтобы оттолкнуть меня в сторону — соблазняя моего мужа моими горничными, стараясь отвлечь его от моей постели!

Ее резкий, дикий хохот сотряс комнату, напомнив меркету о криках фазанов в верхних садах.

— Но он с презрением отвергал других жен, этих женщин с высокими скулами, которые были очень похожи на нее, потому что я рассказала ему правду о его семье и о ней. И она терпеть меня не могла, ибо он ко мне прислушивался. — Ее лицо превратилось в маску ненависти. — Я знаю подлинную причину, по которой его отец прислал их сюда из Суз — ее и ее слабака-мужа…

— Госпожа! — резко перебил ее Менеф.

Нарунте вздрогнула и мутным взором посмотрела ему в лицо. Посол оторвал ее от воспоминаний и оборвал поток злых слов. Она не сразу его узнала, а когда узнала, то улыбнулась — какой-то застывшей, механической улыбкой, которой, видимо, ее научил некий специалист по дворцовому протоколу.

Посол осторожно взял ее за руку.

— Перестаньте, госпожа, вы заболеете от таких воспоминаний. Я уверен, что после случившегося на плантации все желают только благополучного возвращения принцессы Пиникир. Господин Симеркет сделает все, что в его силах, чтобы привезти ее обратно — вот увидите.

Менеф взял ее руку в свою, поднимая с кушетки и подводя к горничным. Внезапно она закачалась, но служанки вовремя подхватили ее. Глиняная чаша выпала из ее рук и разбилась. Она в последний раз обратила к Симеркету свои светлые глаза.

— Знаешь ли, я не сильно плакала, когда это произошло… Я плачу только при мысли, что она может оказаться жива — как твоя жена.

После того как горничные отвели царицу в ее покои, Симеркет, Менеф и Эсп встали молча друг против друга. Менеф приложил палец к губам и жестом показал, что они должны перейти во двор. Там они уселись на скамью в дрожащем свете фонаря.

— Я сожалею, что тебе пришлось все это слушать, — проговорил Менеф высоким елейным голосом.

— Наоборот, я только жалею, что не услышал больше, — возразил ему Симеркет. — Но вы постарались, чтобы я не услышал. И я нахожу это странным для человека, который обычно очень старается распространять новости по всему свету.

Менеф не понял, что имел в виду Симеркет.

— Господин…

Симеркет смерил его взглядом.

— Всюду, где бы я ни оказался в Вавилоне, от храма Бел-Мардука до самого дворца, я вижу, что личные желания фараона сделались известны всем — ведь это вы о них сообщаете?

Кругленький, маленький посол не был готов к такой прямой атаке. Тем не менее он наклонил голову, сразу уловив суть дела.

— Господин новый человек в Вавилоне и незнаком со здешними нравами. Многое тут изменилось с вторжением эламцев, — сказал он. — Если я и ошибался, ставя в известность определенные высокие чины о просьбе фараона в отношении статуи идола, то это было сделано исключительно ради того, чтобы помочь вам. Если я могу пролить свет на обстоятельства…

В глазах Симеркета вспыхнули черные огоньки.

— Не вы. Это я должен раскрыть вам глаза, господин посол. Менеф, не привыкший, чтобы с ним обращались как с подчиненным, резко вскинул голову.

— Ваша первая и единственная забота — это защита интересов Египта и доброго имени фараона…

— Так всегда и было, господин, — пробормотал Менеф. Я удивлен тому, что вы можете думать иначе.

— Однако из-за вас здоровье фараона, возможно, обсуждается в этот самый момент во всех высоких дворах, от Месопотамии до Индии.

На верхней губе Менефа выступили капельки пота.

— Клянусь, господин, наивно думать, что такое можно долго держать в секрете.

— Конечно. Особенно если фараону служат такие словоохотливые министры, как вы.

На лице Менефа появилось выражение тревоги, в то время как рука Эспа схватилась за меч.

Не обращая внимания на телохранителя, Симеркет продолжил свою речь:

— Скажу откровенно, Менеф: доложу ли я о вашем предательстве фараону или нет, зависит от степени нашего сотрудничества.

Менеф сжал плечи, чем напомнил Симеркету черепаху, ищущую защиты от львиных клыков.

— Чем я могу доказать вам свою преданность, господин? — робко спросил он.

— Сначала решите, кому вы служите: фараону или эламцу?

Менеф был близок к тому, чтобы пасть ниц.

— Господин, простите, если я чем-то вас обидел, но что я мог сделать? Сам царь приказал мне следить за царицей Нарунте! Вы видите, какая она, когда… — Он сделал жест рукой, не договорив очевидного.

Симеркет закончил фразу:

— Она пьяна?

Менеф деликатно моргнул и, прежде чем кивнуть, взглянул в темную часть двора.

— Господин, — промолвил он, — можно многое еще сказать, но это, возможно, не лучшее место…

— Я скажу еще только одно, Менеф. — Голос Симеркета был холоднее ветра в зимнюю ночь. — А именно, что я никогда не прощу тебе того, что ты послал мою жену на эту плантацию. Никогда!

Симеркет заметил быстрый взгляд, которым обменялись Менеф и Эсп.

— Но, господин, что я мог сделать? Принц и принцесса только что прибыли и нуждались в слугах. Царица попросила меня прислать им несколько моих…

— Царица? — усомнился Симеркет. — Мне не показалось, что она расположена помогать своей невестке. Вряд ли бы она и пальцем шевельнула…

— Ну, значит, царь меня попросил. Разве это важно? Это было много недель назад, мне трудно сейчас вспомнить… — При этих словах на лице посла появилось хитрое выражение. — Однако о чем теперь спорить, ведь ваша жена нашлась!..

Будь проклята эта Анеку и ее лживый язык! Симеркет скрипнул зубами. Но, все еще сохраняя к ней милосердие, Симеркет примолк.

Почувствовав его нерешительность, Менеф медоточиво заструил свою речь:

— Я чувствую, мы начали плохо, о господин. Сначала за воротами посольства — вам следовало мне представиться! — и теперь во дворце. Если позволите, я постараюсь задобрить вас приглашением. Не откажите быть моим гостем нынче вечером…

— Я не особенно склонен…

— Но это будет необыкновенный прием! Мы ждем певицу Нидабу. Возможно, вы о ней слышали?

— Нидаба? — Симеркет навострил уши.

— Да, господин, это необычайная женщина, несравненная певица! Говорят, у нее лучший голос в мире. Так вы придете? Позвольте мне продемонстрировать гостеприимство моему самому почетному гостю.

Симеркет колебался. Ему хотелось обследовать дом певицы с тех самых пор, как Сенмут и Виа упомянули о ней.

— Да, — решительно сказал он, — я приду.

— И конечно, вы должны разделить со мной место в паланкине.

Симеркет вспомнил шикарный паланкин, в котором путешествовал посол с сорока ливрейными носильщиками, и пожал плечами.

— Ну, если должен… — произнес он, подавляя вздох.

Нидаба жила в доме у старой площади, древнего центра Вавилона. Ее привратник — сириец в ярких одеждах — распахнул ворота и поспешил к причудливому паланкину с сорока носильщиками. Привратник и Менеф крепко обнялись. Когда они выпустили друг друга из тесных объятий, взгляд сирийца остановился на Симеркете.

Менеф представил гостя.

— Особый посланник фараона? — переспросил сириец, дотрагиваясь пальцем до сокола на груди Симеркета. — Подождите, пока она это увидит. — Он осмотрел двор, ища подходящие места. — Ну, вам лучше спрятать его подальше. Иначе эта подвеска к утру окажется в ее шкатулке с драгоценностями.

Привратник, которому Менеф дал щедрые чаевые, повел их к кушеткам на краю двора. Эсп незаметно удалился, дабы следить за ними из тени. Не успели Симеркет и Менеф удобно расположиться, как к их дивану прокрался худой сгорбленный человек, закутанный в необъятных размеров плащ.

— Простите меня, достопочтенные господа, — проговорил он, слегка распахивая одеяние. Внутренние карманы плаща были набиты разнообразными глиняными табличками и свернутыми папирусами. — Не заинтересуются ли господа письмом, адресованным Ниневех и подписанным самим визирем?

— Я что, похож на предателя?

— Тогда, может быть, древние папирусы?

— Убирайся, мошенник!

— Возможно, у вас есть что продать? Я плачу золотом! — И он со значением позвенел своим кожаным кошельком.

Внезапное появление Эспа прервало его приставание. Одного взгляда на обнажившиеся желтые зубы телохранителя оказалось достаточно, чтобы торговца как ветром сдуло. Симеркет заметил, что в комнате толкалось немало подобных личностей. Он вспомнил, как старая Виа говорила ему: в доме Нидабы можно купить то, чего не сыскать на обычном базаре.