Тогда Колдунья заговорила вновь, уже более вкрадчивым тоном:
— Зачем вам нужно сносить такие тяготы и трудности? Зачем рисковать своим бесценным здоровьем и жизнью? Ведь вы столько раз подвергали ее опасностям в горах и пещерах, а также в лесах и на равнинах. Откуда у вас взялась уверенность, что вам под силу закрыть Тарандонские Врата?.. Откуда вы знаете, что вообще сможете найти их среди горных лесов и пиков? А даже если это и случится, откуда вам знать, стоит ли вообще закрывать Врата Тарандона? Ваши боги снова вернутся в этот мир и встанут перед закрытыми дверьми. А кто знает, может быть, они придут сюда, чтобы превратить Бергеликс в зеленый цветущий рай? Вы уверены, что это не так? А может, если ворота закрыть, их не откроет уже никакая сила, даже сила всех могущественнейших магов этого мира, вместе взятых… И почему вы так боитесь господина Хаоса? Потому что он для вас олицетворяет Зло? Но Хаос лишь обратная сторона Творения. Две половины составляют единое целое, то, что мы называем природой. Разве природу можно заставить быть доброй или злой? Она такая, как есть. Это мы даем ей оценки. Разве это не насилие над природой — развешивать на ней ярлыки, придуманные маленькими людьми — аморальными философами? Разве может быть только Злом или только Добром какая-то вещь и явление в этом мире: ветер, камень, зверь, облако, волна?
Музыка ее голоса действовала завораживающе. Морганом овладевала дремота. Все тело ныло, и неожиданно он почувствовал, насколько устал в пути и как желает отдохнуть. Спиной он ощущал холод черного зеркала, на котором все они лежали, и остальные, вероятно, чувствовали себя не лучше. Он усиленно заморгал и тряхнул головой, прогоняя наваждение, и только тут с удивлением заметил, что колдунья уже ничего не говорит. Она сидела без движения, словно изваяние, глядя на пленников с высоты своего трона. Глаза блистали на неподвижной маске ее прекрасного лица, словно две кроваво-огненные луны. Казалось, ее плоть ходила волнами, она стала прозрачной, как столб разноцветного дыма, в котором можно было увидеть все семь Хакрасов ее астрального тела, вращавшихся подобно огненным колесам.
У ног чародейки, точно черный пес, скорчился гном, поскуливая и пряча свои красные глаза. Цветное пульсирующее облако нависло над его головой. Палата погрузилась в сумерки: все окутывал зеленоватый мрак. Казалось, будто все ушло под воду, в морские глубины, куда проникал лишь рассеянный зеленоватый свет. И этот свет внезапно померк, воцарилась полная тьма. Освещенной осталась только туманная прозрачная фигура на троне — семь вращающихся дисков пламени горели внутри ее тела, словно луны, проглядывающие сквозь облако, очертаниями напоминающее женское тело. Потом послышался резкий пронзительный скрежет, как будто резали тонны стекла: звук был столь высок, что его едва выносили барабанные перепонки. Аргира попыталась прикрыть уши скованными цепью руками. Содаспес побледнел, как покойник, и обливался потом; глаза его безумно блестели, пена выступила в уголках рта, безмолвно раскрытого, как у рыбы, словно он силился что-то сказать. Коньен повалился на черный пол, лихорадочно шепча молитву.
Семь колес огня стали ярче, и субстанция, которую сейчас представляла плоть колдуньи, стала еще более эфемерной, почти растаяв. Пронзительный скрежет превратился в жужжание. Волны света исходили из облачного клубка, собравшегося над тем, что представляла собой сейчас Якла. Потом из этого облака показались тонкие усики или щупальца, как будто в голове у колдуньи находилось змеиное гнездо.
Тут чьи-то руки схватили пленных и поволокли из палаты по черному полу, прочь от светящегося облака с вращающимися колесами. Морган впал в беспамятство, длившееся несколько часов. Он никогда еще не видел столь странной магической трансформации и понятия не имел, что это такое, и зачем ведьма затеяла весь этот разговор. Речь ее показалась Пришельцу загадочной, и в эпосе на этот счет не содержалось никаких объяснений.
Клетка, в которую слуги Рыжей колдуньи бросили путников, оказалась большой и просторной, а главное, сюда свободно проходил воздух. После тягот путешествия и всех приключений, свалившихся на их голову, было не так уж плохо почувствовать себя пленником. Странная апатия овладела всеми. Никто не жаловался на условия содержания, не пытался бежать. Путники сидели или лежали, разговаривая о пустяках, временами впадая в странную дрему, иногда длившуюся часами. Теперь у них не осталось никакой цели, даже бегство представлялось им незначительным пустяком, не стоящим внимания.
Зачем колдунья держала в клетке своих узников, было совершенно непонятно. Все, что они знали о ней, так это то, что она — служительница Хаоса, и, стало быть, враг. Морган не мог понять одного: отчего их оставили в живых. Ведь пока они жили, оставалась надежда, что они выполнят свою задачу до конца и закроют Тарандонские Врата. А смерть шестерых путников оборвала бы последнюю надежду. Кроме них, никто не сможет этого сделать. И все же она не стала убивать их… Морган был озадачен нерешительностью колдуньи, хотя ему было приятнее и утешительнее оставаться живым, даже несмотря на странную апатию, овладевшую им.
Лениво и непоследовательно, урывками, путники составляли план бегства. Они обнаружили, что дверь в их камеру-клетку окована полосами из непонятного металла, бесцветного, точно его вымачивали в негашеной извести. Откуда взялся этот металл, а также каковы его свойства, никому из них не было известно, даже Содаспесу, несмотря на его обширные магические познания. Дверь не поддалась могучему плечу Осгрима. Она без всякого замка закрывалась магией, ключом могло стать и лишь одно-единственное слово.
Между тем магическое оружие у них отобрали гномы. Даже без своего кошелька Содаспес сохранил знания, позволявшие его голосу и слову действовать иногда и посильнее и поточнее оружия. Но и они, как объяснил Содаспес, сейчас не могли помочь. Молодым магом тоже овладели отчаяние и апатия. Случилось то, чего больше всего боялся Морган.
— Когда не можешь помочь себе сам, остается только ждать помощи извне, — пробормотал чародей.
Однако это загадочное замечание сам он разъяснить не мог, умоляя Пришельца лишь ждать урочного часа.
Рыжая колдунья больше не присылала за ними своих черных карликов и не беседовала с ними. Но временами всем казалось, что за ними наблюдают.
— У нее есть зеркало, — томно пробормотал Содаспес, словно бы отвечая на вопрос Моргана. Пришелец знал, что существовали «ведьмины стекла», магические зеркала, в которое можно увидеть все что угодно, при этом оставаясь невидимкой.