Синтер хлопнул в ладоши, и зал исчез. Я очутился посреди комнаты — гораздо более уютной, чем та, первая, — рассчитанной на двоих. Мой сосед по комнате, простоватый рыжеволосый парнишка, неуверенно протянул руку.
— Майк, — представился он.
— Фил, — ответил я.
Что ж, видимо, учеба будет интересной.
Полина
Бывают моменты, когда не знаешь, как дальше жить. Я никогда не думала, что со мной случится нечто подобное, но разве меня кто-то спрашивал? Вот она, квартира Пьера, которая стала знакомой до каждой мелочи. В ней — ни единой вещи Филиппа, только сиротливо лежал на столе мешочек с деньгами и амулетами. Фил действительно ушел намного раньше. Для него будет к лучшему на какое-то время оказаться как можно дальше и от столицы, и от всего происходящего. Я верила, что Фил справится. Он был сильнее меня, несмотря на то что я старше на пять лет. А мне оставалось только сидеть на кухне, смотреть на стены и чувствовать, как осыпается пыль после того, как рухнул целый мир.
Надо собрать вещи. Надо найти способ снова проникнуть в башню света. Надо… Я слабо представляла, как все эти «надо» воплотить и с чего начать, поэтому решила, что начну с малости — соберусь и навсегда покину этот дом. Сборы вышли недолгими. Правда, куда идти, все еще не решила. Раз уж следствие окончено и мне не предъявлены никакие обвинения, может, вернуться домой? Матери там все равно нет, она должна была давно уехать, а мне нужны были все доступные ресурсы, чтобы продолжить расследование.
Решение показалось верным. Да и страха больше не было. Только пустота. Кажется, я начала лучше понимать, что это такое. В пустоте нет ничего. Ни страха, ни боли. Изначально — нет, пока мы не заполняем ее тем, что стремимся в ней увидеть. Кажется, об этом говорил Пьер. Хотя это может быть не его имя. Так странно… Я ведь даже не знаю, как зовут магистра пустоты. Знает ли вообще кто-нибудь? Приближенные — наверняка. А для всех остальных это тайна. Он просто магистр Эйлеан. Да и зачем? Ведь пустота может прийти и за ними.
На смену жаркому дню пришел душный вечер. На улицах обычная людская суета. У каждого были свои дела, заботы, цели. И где-то в глубине души я им всем завидовала. Что ж, понадобится время. Много времени, чтобы справиться со своей потерей. Но я обязана справиться, чтобы дождаться Анри. А он должен выбраться во что бы то ни стало.
Вопреки ожиданиям, окна родного дома светились. Возникла запоздалая трусость. А если мама дома, что я ей скажу? Имею ли вообще право возвращаться? Но ведь она должна понять! Должна? Ускорила шаг, чтобы проверить как можно скорее. Постучала в ворота. Открыли мне почти сразу.
— Мадемуазель Лерьер?
У старого охранника смешно зашевелились усы, будто он увидел призрак.
— Да, Антуан.
— Ой, что это я?
Старик засуетился, провожая меня к дому. Я расправила плечи. Что бы ни случилось, каким бы ни был ответ матери, я все равно — Лерьер, дочь своего отца. И не желаю, чтобы слуги судачили, будто вернулась домой как побитая собака. Но почему-то дом казался чужим. Более чужим, чем квартира Пьера. Тут даже пахло иначе. А мать уже спускалась по лестнице, грациозная и величественная, как и всегда. Удостоила меня холодным взглядом, ее губы искривились.
— Явилась? — колко спросила она.
— Да, — ответила я.
Наверное, стоило извиниться. Вряд ли ей было приятно, когда моя комната оказалась пустой. И потом, мама ведь осталась в столице, хотя могла бы уехать подальше от тревог и волнений. Значит, ей не все равно, что станет с единственной, пусть и непослушной дочерью.
— И зачем, позволь спросить?
Кристина Лерьер всегда умела держать лицо. Мне стоило бы этому у нее поучиться.
— Следствие завершено, — сказала в ответ, будто мы вели ничего не значащий разговор о погоде. — Опасность для нашей семьи миновала, не так ли?
— Если бы так!
Случилось что-то, о чем я не знаю?
— Ты опозорила наш род, — продолжала мама, замерев напротив. — Где-то шлялась столько дней, а теперь появляешься на пороге, словно ни в чем не бывало? О чем ты думала, Полина? О чем думала, когда сбегала из дома? Ты знаешь, сколько раз за это время дознаватели переворачивали особняк вверх дном? Сколько раз допрашивали меня? Кто поверит, что я не знаю, где находится моя собственная дочь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она была права. Хуже всего было понимать это. Я поступила глупо, но иначе Анри бы казнили, и даже не сегодня, а куда раньше. Я сделала то, что нужно.
— Хорошо, я уйду, — приняла решение. — И тебе не придется за меня краснеть.
— И куда же ты пойдешь?
— Не знаю.
Я и правда не знала. Но прожила ведь как-то эти дни. Значит, и дальше проживу.
— Мало мне неприятностей, — фыркнула мама. — Надо еще, чтобы в городе судачили, будто я выгнала родную дочь. Нет уж, оставайся здесь. Мне так будет спокойнее. Переоденься, ты выглядишь как нищенка. Чай подадут в малую гостиную через полчаса.
И она ушла, а я осталась в оцепенении. Что это было? Матушка решила сменить гнев на милость? Или действительно волновалась? Но раз уж она хочет поговорить — а ничем другим приглашение на чай быть не могло, — я решила, что не стоит отказываться. Сумку спрятала под кровать — кто знает, может, после нашего разговора все-таки придется уйти? За полчаса служанки сумели сделать из замарашки приличную мадемуазель, и в малую гостиную входила не измученная бледная Полли, а наследница рода Лерьер в вечернем платье абрикосового цвета, с идеальной прической и маникюром.
Матушка уже была там. Она успела сменить наряд, и теперь ее платье винного оттенка прекрасно гармонировало с золотистой обивкой стен. Мама любила, чтобы все было идеально. Увы, только я быть идеальной не могла.
— Присаживайся, — указала она на стул напротив.
Вокруг тут же засуетилась прислуга, наливая чай, подавая пирожные. Красивое обрамление для некрасивой беседы. Я смотрела на свои руки, сложенные на коленях, а мать изучала меня с пристальностью дознавателя.
— Идите отсюда, — махнула она рукой, и служанки исчезли, а мы остались вдвоем. — Рассказывай, Полли.
О чем? О знакомстве с магистром пустоты? О проникновении в башню света? О том, что случилось между мной и судьей Вайхесом?
— Полли?
Видимо, на моем лице отразилось что-то такое, отчего мать заволновалась.
— Все хорошо. — Самая распространенная ложь на свете.
— Где ты была все это время?
Оказалось, что ответить трудно. Одна ложь повлекла бы за собой другую.
— Снимала комнату на постоялом дворе.
Мать возвела очи горе.
— Слышал бы тебя твой отец, — сказала она. — Его дочь — и постоялый двор.
— Ты не оставила мне выбора.
— Ты не знаешь, с какими силами спуталась, глупая.
Я не знаю? Лицо Пьера — не защитника Анри, а магистра пустоты — так и встало перед глазами. Увы, знаю, мама.
— Скажи спасибо, что вмешался один из магистров, — продолжала матушка. — Иначе все могло бы закончиться куда хуже. А теперь дело закрыто, и никто не станет обвинять невинную девушку. В этом нет необходимости.
Дело закрыто? Да, закрыто. А Анри блуждает в пустоте и будет блуждать, пока не сойдет с ума или не найдет выход. Наш разговор с матерью был бесполезен. Каждая осталась при своем мнении.
— Теперь, когда эта история с Вейранами осталась в прошлом, — продолжала матушка, — я хотела бы, чтобы ты позаботилась о своем будущем. Конечно, о выгодной партии думать не приходится, но…
— Я не выйду замуж. Никогда! — заявила матери в лицо и поднялась из-за стола. — И если ты продолжишь настаивать, то потеряешь дочь. Я лучше вернусь на улицу, чем выйду за кого-то, кроме Анри.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Кристина Лерьер пожала плечами и уставилась на чашку с чаем.
— Дело твое. Но только потом локти будешь кусать. Молодость не вечна, а ты — не настолько сильная магичка, чтобы кто-то закрыл глаза на твои похождения, Полина. Любовь — любовью, но рано или поздно тебе захочется иметь детей. Что тогда?