Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был обычным поселковым парнем, крепким, широкоплечим, как тут принято говорить-шахтерской стати. Жил, как все, пил за железным забором, огораживающим сельскую танцплощадку, дрался, когда шли поселок на поселок, потом были служба в армии, гордое появление в поселке на дембель в форме ВДВ, училище, работа, шахта, тупые запои до полу обморока, сельский дом, и хватающиесяза голову, от непутевого сына, родители.
К тридцатнику, его, не брали на работу, так как он уже потерял доверие всех знакомых и мало знакомых работодателей.
Знакомые и друзья его обходили стороной (цурались, говорят у нас на поселке), постоянно в пьяном бреду, неухоженный, с соответствующим запахом мочи и рвотных масс, он вызывал только брезгливость.
Мать, устав наставлять великовозрастное дитятко на путь истинный, все чаще пропадала в церкви, усердно молясь Богу, чтобы избавил сына от греха пьянства. Старалась привести в церковь и Вовку, чтобы хоть там, помогая посильным трудом храму, а силушка в его руках была богатырская, тогда он не пил. Это чуть-чуть спасало.
Как-то, встречая мать со службы, он увидел миловидную женщину, убирающую в церковном цветнике. Ее бездонные голубые глаза и белокурые волосы, делали ее похожей на ангела. И он, давно не замечавший мира вокруг себя, замер, от нахлынувших на него звуков, запахов, девичьей песни.
Через некоторое время он исчез из поселковой жизни, да, и не был он настолько значимым, чтобы его вспоминали, так, лишь редкие, друзья или одноклассники интересовались, не помер ли он от белой горячки, мать отмахивалась, мол, жив.
Когда он вернулся через несколько лет, поселок онемел: ухоженный, статный, женатый, с женой красавицей и тремя, похожими на родителей ямочками на щеках, погодками и… в рясе.
Оказалось, встреченная им в церковном дворе девушка была дочерью священника, и ради любимой он бросил разгульную жизнь и, окончив, духовную семинарию стал священником.
Народ зароптал, как, мол, это, из шахтеров да пьяниц в священники. А он, не смотря на пересуды, служил в маленькой сельской церквушке, в приграничном селе Провалье на краю мира.
Служил красиво и исправно, четко выполняя свою работу перед Богом, затронув душу посельчан и трепетной молитвой, и красивой проповедью, и заботой: помогал старикам и по хозяйству, и что подвезти, отремонтировать, перекопать. Поселок просто влюбился в него.
И не было ничего прекраснее, чем, приезжая в гости, даже не на службу, а в гости, сидеть под старым дубом, хранящим в своих трещинках более чем 200-летнию историю поселка и самой церкви, пить, заваренный им чай из трав и смотреть на волнующийся в степи ковыль, степных орлов, парящих над Королевскими скалами, пасущихся лошадей, отдыхающих в тени дубравы пограничников и слушать его глубокий, до мурашек, до сердца, до нерва, голос, выводящий молитвы, псалмы, а то и просто песни, под перезвоны гитары.
И я даже не знаю, что больше открывало нам Бога, служба, молитва или эти посиделки на закате с запахом чабреца, тимьяна и полыни, криками стрижей под звонницей и его голос, выводящий «Символ веры» или «Дивлюсь я на небо».
А сколько нежности было в глазах той, кому он пел: «Ой ви очi волошковi. Мов троянди, пелюстки-вуста. Стан твiй нiжний, смерековий. Ти веснянко моя чарiвна».
И когда в вечернем пламене заката тонули, плыли наши голоса, выводящие «Слава Богу за все», слезы были такими естественными, как небо, как засыпающее солнце, как плывущие облака, и, они не просто лились, они вытекали душою, любовью, прощением, покаянием.
И было неважно, что поем мы акафист, не в церкви, а сидя у покосившегося деревянного забора, а кусты розово-бардовых мальв, своими граммофончиками словно записывали звенящие голоса.
Церковь Спасителя Николая Чудотворца был построена в 1807 г., и изначально относилась к Провальскому войсковому конному заводу, созданному в 1846 году императором Николаем I. Ах, какие когда-то здесь были племенные лошади, конюшни, где вьют гнезда стрижи, еще помнят их ржание. А на одних дверях, вы еще нашли кованные навесы.
Эти места — степи, скалы, поселок, да и сама церковь, просто пропитаны не только сладко-горьким степным, настоянным на травах воздухе, но и тайной, мистикой, историей. Многие части домов, построек сохранились еще с того времени.
Может быть, поэтому эти земли так притягательны и так отталкивающие одновременно, поскольку исходит из них какая-то удивительная сила, либо расправляющая тебе крылья, либо ставящая на колени.
Не многие могут выдержать долгое пребывание у 350 летнего Провальского дуба, а о магнетизме и дурной славе Королевских скал по округе ходят легенды.
Говорят, во время моногольско-татарских набегов, шаманы запрещали делать здесь стоянки, боясь магнетизма земли. Может, не могли они, договорится со свободолюбивыми духами этих степей, а может не по нраву им была спящая в земле энергия антрацита, кто знает?!
Не любили посельчане и саму церковь, ходили легенды, что история, похожая на Гоголевского «Вия» случилась и в наших краях.
А о том, что в 1927 -1935 годах при перестройке церкви в советский клуб, погибло много народа, знают почти в каждом доме, могу рассказать и фамилии погибших и печальные истории их канувшего в лету рода.
Самая известная история, об ослепшем комсорге Василии Проскуре, который нагадил у алтаря, смеясь иконам в лицо, мол, что пусть отвернутся и не смотрят, как он свои дела делает. Утром он проснулся слепым…
Однажды, когда мы разбирали, установленную в церкви в праведные советские времена ленинизма-коммунизма, сцену, мы нашли старинное захоронение священника, который видимо когда-то здесь правил службу.
Бережно, крупица по крупицам, мы собирали, цементировали то ли веру, то ли себя в вере. И не было ничего чище и прекраснее этого познания, единения с чем-то пространственно-вековым. Какое-то таинство было в нашем коллективном труде по облагораживанию церкви, перезахоронению, даже не останков, а истории, созданию новой.
Я не думала, что что-то может измениться, что кто-то своей грубой рукой разрушит этот хрупкий мир, но… Приехав на одну из служб я услышала проповедь о …святом Викторе Януковиче, о его победе на выборах и его здравии… И мой мир рухнул.
Я не сказала ничего, не смогла. Просто согнулись плечи, просто закат стал необычно кровавым, а ветер обжигающим и сухим. И когда мы вышли из церкви, мне вдруг показалось, что со стороны границы, словно стена, поднялась черная тень и рассыпалась по степи, обдав меня холодом, я съежилась, и нырнула в машину.
Мы больше не ездили на службу. А после выборов я узнала, что он стал протоиереем одного из сел нашей области. Он часто звонил, звал в гости, писал в одноклассниках, что скучает. Мы с кумой собирались, но как-то не получалось…
Когда Донбасс, рвал мою душу на части, предав, оттолкнув, назвав меня укром, только за любовь к земле, отобрав солнечно-голубой покой, и, плеснув в сердце кроваво-синим холодом, я, просматривая новости, наткнулась на «клирик Луганской епархии входил в состав вооруженной группы людей, которые врывались на избирательные участки, пытаясь сорвать голосование». С экрана на меня смотрело знакомое лицо…
…Как же так? Как???! – крик рвался из души. Вот, мы ставим новые двери на церковь, свежие, пахнущие сосной, которые делал мой муж, а вот, бережно устанавливаем крест и гробничку перезахороненному первосвященнику, а вот, он, смеясь, вытирает, побелку с моей перемазавшейся младшей дочери, а вот я принимаю из его рук хлеб и вино в причастие…
Как же так получилось, что врачеватели душ наших вязли в руки оружие, чтобы убить нас, любящих землю свою и живущих с верой в душе? Как же так получилось, что не заповеди Господни стали в угол стола, а приказы гундявого сладострастника, погрязшего в грехах? Как же так, что призванный служить Богу, стал прислужить людишкам?
Я пыталась найти ответы и оправдания, а находила еще больше лжи. Я билась во все двери, пыталась помочь то ли ему, то ли себе. Так до конца и, не поняв ни его, ни себя. Потом, на все мои переживания, пришел ответ, звонком по мобильному, который стер многоточие и поставил точку, навсегда: «У него все хорошо, он в России, слух о его болезни и расстреле так, чтобы замылить глаза. Забудь. Пойми, церковь — это большая машина, в которую вплетены большие люди, деньги, сферы. Не заморачивайся».
А я и не будут, заморачиваться. Когда-то настанет время собирать камни в наших душах, и, возможно, мы узнаем много нового об этой, навязанной нам войне, и, возможно, нам, двум враждующим сторонам будет горько и стыдно за содеянное. Через сито истории многое просеивается, камни истины остаются на поверхности.
И возможно, когда-то станут не важным теперешняя идеология и политика, их заменят другие иллюзии, может тогда молитва, любовь, вера, не в иллюзию политики, а в Него, Чистого и Любящего, станет самым важным, как тот закат, чай, мальвы, «волошкові очі».
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Ограниченный контингент - Тимур Максютов - О войне
- Среди нас выживает сильнейший. Книга 2 - Евгений Кукаркин - О войне
- Отечество без отцов - Арно Зурмински - О войне
- Записки о войне - Валентин Петрович Катаев - Биографии и Мемуары / О войне / Публицистика