побег не бросался в глаза, его товарища по заключению Шкуту. Обоим связали руки сзади. Ульману надели наручники так, чтобы он мог снять их сам.
В сопровождении десяти сотрудников гестапо мы выехали на трех машинах на рудник «Франтишек». С целью привлечь к себе внимание мы прошли по всей территории. Потом пошли к инженеру Андресу и сообщили ему, что на территории рудника спрятано очень большое количество похищенного динамита и мы хотим найти и изъять его.
В конторе рудника мы переоделись в рабочую одежду. К наручникам того и другого заключенного привязали веревки, чтобы было удобно водить их по руднику. У каждого выхода из рудника приказали расставить посты из членов заводской охраны и сотрудников нашей канцелярии. Затем спустились в шахту. Проходили по отдельным штольням, чтобы нас видело как можно больше горняков, при этом делали вид, что мы здесь что-то ищем. Через некоторое время снова поднялись наверх и начали производить обыск в машинном отделении.
Как мы условились, Ульман должен был бежать именно из машинного отделения. Оно слабо освещалось электрическим светом. По знаку коллеги Шрок и Ланг начали со Шкутой подниматься по лестнице, а мы с Ульманом остались сзади. Улучив подходящий для него момент, он сбежал. Убедившись, что Ульман уже исчез, я начал кричать и поднял шум, что Ульман от нас убежал. Одновременно я призывал закрыть все выходы из машинного отделения. Коллеги, которые сторожили снаружи, услышав мой крик, открыли, как было условлено, стрельбу.
Этими действиями мы вызвали панику на всем заводе и добились того, что все рабочие рудника поверили, что Ульман действительно убежал. Поверил в это и товарищ Ульмана по заключению Шкута. По формальным соображениям безопасности его немедленно отправили под стражу областного суда. Сотрудники гестапо под моим руководством производили обыск на заводе, притом так, чтобы он окончился безрезультатно. Затем я вызвал директора завода и велел ему развесить по всему заводу объявления о том, что при осмотре места преступления на руднике «Франтишек» удалось бежать от гестапо заключенному Йозефу Ульману. Это объявление должно было содержать призыв ко всем работающим на руднике «Франтишек» оказывать гестапо всяческую помощь в поисках Ульмана, а также угрозу применения самых строгих государственных и полицейских мер к тем, кто будет помогать бежавшему.
По возвращении в канцелярию я доложил о результатах начальнику…
Перед проведением этой акции мы договорились с Ульманом обо всем. Ему приказали сразу после побега связаться с Чапкой и немедленно сообщить в гестапо его адрес…»
Однако Ульман не ушел в подполье, чтобы выдать в руки гестапо своего товарища. Очутившись на свободе, он скрылся и от гестапо, которому, несмотря на все усилия, не удалось выследить и арестовать бежавшего.
А Чапка с Яролимом после перехода через границу пришли в Турзовку. Наткнулись на партизан и пробыли у них около двух недель, а потом ушли из отряда и двинулись навстречу Красной Армии, на восток. Через несколько дней добрались до Банска-Бистрицы, где вступили в армию, чтобы участвовать в Словацком национальном восстании против фашистов.
Здесь их пути разошлись. Чапка пошел рядовым в артиллерию, Яролим в том же звании в пехотную часть. Однако вскоре Чапка снова получил звание поручика и принял артиллерийскую батарею. Батарея через несколько дней была разбита. С оставшимися людьми Чапка ушел в горы, где была сформирована новая батарея. Но немцы напали и на нее. После отражения нападения гитлеровцы окружили повстанцев, намереваясь взять их измором. Однако это им не удалось. Повстанцы вовремя заметили, что им грозит, прорвались через кольцо окружения и ушли дальше в горы. В период окружения Чапка сильно ослаб, заболел и был отправлен в военный госпиталь. Когда он выздоровел настолько, что мог передвигаться, получил приказ от командира своей части — пробираться к Красной Армии.
Надев на военную форму гражданский плащ, Чапка с фальшивым удостоверением личности и пистолетом отправился в путь. Вскоре он вышел к реке Ваг. Переплыть ее он не мог — после недавней болезни чувствовал еще слабость. К тому же вода в это время (27 декабря) была очень холодная. Итак, оставался единственный выход — перейти на другой берег по мосту.
Чапка разыскал самый ближайший мост и хотел пройти по нему. Его остановил мадьярский пост. Чапка показал фальшивое удостоверение личности и продолжал идти дальше. Примерно на середине моста его окликнул второй член поста; Чапку задержали, обыскали и нашли у него подлинные документы, военную форму и пистолет. Солдат, пропустивший Чапку, при обнаружении этих вещей рассвирепел и ударил его прикладом по голове. Удар был настолько сильным, что Чапка упал и около трех часов лежал без сознания.
Затем он попал в руки немцев.
Для первого осведомительного допроса он успел сочинить вымышленную историю, после чего был отправлен в Братиславу. Там его несколько недель держали в тюрьме, а затем, не допросив, передали в Брно.
7 февраля 1945 года остравское гестапо получило донесение о том, что 27 декабря 1944 года в Словакии арестовали Йозефа Чапку. После переправки в Брно его сначала допросил местный гестаповец.
Допрос не дал никаких результатов. 8 марта 1945 года остравское гестапо получило приказ, чтобы в Брно немедленно прибыл тот сотрудник остравской канцелярии, который вел следствие по делу отряда «Ян Жижка». В тот же день туда выехал Гинтрингер, и 9 марта начался протокольный допрос Чапки, который продолжался около двух недель.
Все эти сведения, касающиеся ареста Чапки, сообщил впоследствии на допросе Гинтрингер. В тюрьме города Брно, на стене камеры № 87, где сидел Чапка, имеется сделанная им запись следующего содержания:
«Военнослужащий ч.-с. армии в Слов, пор. арт. Чапка Йозеф, ранен, взят в плен 30.12.44 в Брезно на Гроне при попытке пробиться к русской армии. 12.1.1945 отправлен в Банска-Бистрицу, 31.1 во Вроцлав, 10.2.1945 в Брно. Допрос 12, 13, 14, 15, 16, 17.2.1945».
Из этой записи видно, что Чапка был арестован не 27 декабря на мосту через Ваг, а 30 декабря при попытке перейти Грон. Следует считать более достоверным, безусловно, то, что сам Чапка пишет о себе, а не то, что вспомнил по этому поводу на допросе гестаповец Гинтрингер.
Согласно показанию Гинтрингера, Чапка признал все, что было известно гестапо. И не только это, а рассказал даже, как он сам совершал некоторые диверсии. Видимо, он делал это из чувства собственного достоинства и еще потому, что понимал, что при таких уликах, какие представил ему Гинтрингер, ему уже нечего терять.
Помимо всего прочего Гинтрингер говорит:
«…О личности Чапки хочу сказать, что все время, пока я его допрашивал в Брно, он