Ребята весь этот спектакль переносили безропотно и молча, изредка переговариваясь между собой по поводу плохих ботинок. Я смотрел на эту фантасмагорию с омерзением и невольно думал, как могла хваленая немецкая разведка дойти до такой авантюрно-примитивной низости.
Экипировка заканчивалась показом каждого подростка Больцу и офицеру абверкоманды. Шимик вводил ребят в отдельную комнату, где сидели Больц и офицер. Те внимательно осматривали каждого и выдавали ему по 400–500 рублей. После всей этой процедуры ребятам было приказано сходить в туалет и их повели к самолету.
Там у трапа уже лежали парашюты, которые пилот, штурман и Фролов стали надевать и прилаживать на спины каждому подростку. Наблюдавшие Больц и офицеры абверкоманды обошли построенных в шеренгу ребят, пожелали удачи и дали команду грузиться. Пилот доложил о готовности к вылету, и с наступлением темноты самолет поднялся в воздух и взял курс на северо-восток.
Заброска второй и третьей группы (31.08–01.09)
Заброска второй и третьей группы подростков проходила аналогично первой, с той же методичной немецкой пунктуальностью.
В отличие от первой, вторая и третья группы были выброшены в ночь с 31 августа на 1 сентября в районы Орловской, Курской и Воронежской области, а также на территорию Московской и Тульской областей. Как докладывали офицеры абверкоманды, сопровождавшие самолеты, операция прошла четко, без помех со стороны противовоздушной обороны русских. Они поздравляли Больца и заверяли, что об успешной операции будут докладывать в Берлин.
Перед отъездом в Смоленск, в лагерь МТС, у меня состоялся разговор с Таболиным. За бараком, в лесу, в темноте я ощущал волнение Ивана по голосу.
«Юрий Васильевич, я сделал все, что мог и даже с Семеновым передал записку с адресом матери. Задание он выполнять не будет. Думаю, что и у остальных ребят такое же настроение. Я их подготовил. И все-таки я обязан продублировать, как-то сообщить нашим об этой операции. Но как? Пока не подумал. Что вы посоветуете?»
«Ваня, ты прав, операция для Красной армии опасна, и сообщить о ней надо. Но у нас с тобой практически никаких возможностей нет, главное — нет связи».
«Да, вы правы, — с сожалением согласился Таболин, а затем добавил. — Но я буду думать и искать возможности».
Затем он обратился ко мне с просьбой вернуть ему пистолет, который числится за ним. Я вынужден был возвратить оружие, предупредив Ивана, чтоб завтра, когда мы вернемся в Смоленск, он сдал бы пистолет на склад боепитания.
Засунув пистолет в карман, Таболин обрадовался и заговорщицки проговорил:
«Теперь мы оба вооружены. Юрий Васильевич, давайте ночью рванем к партизанам, по рации партизан сообщим о подростках и дело по расстрелу портрета фюрера закроем». Подумав, я ответил:
«Ваня, это слишком неоправданный риск. При той концентрации немецких войск, когда они очищают свои тылы от партизан, нам с тобой не пробиться, а вслепую я рисковать не буду. А ты — как решишь». Мы расстались, недоговорившись конкретно ни о чем.
Утром выяснилось, что Таболина нет, и с ночи его никто не видел, в бараке он не ночевал. Больц высказал предположение, что Таболин мог уехать в Смоленск с офицерами штаба абверкоманды. Но в Смоленске его не оказалось. Я понял, что Иван исчез, имея оружие, ушел в лес к партизанам или решил перейти линию фронта и сообщить о немецкой диверсионной операции с подростками.
Выписки из архивных документов:
Специальная телефонограмма из Главного штаба партизанского движения в Главное управление контрразведки «Смерш» от 6 сентября 1943 г.
«Ночью 5 сентября с. г. командир партизанского отряда, действующего под Оршей, шифрованной связью передал по рации в главный штаб в Москву о заброске немцами с Оршанского аэродрома 29 парашютистов-подростков для совершения диверсий на железнодорожных станциях Калининской, Московской, Тульской, Курской и Воронежской областей путем подбрасывания мин в виде каменного угля в склады с углем. Фамилии подростков ваш разведчик ТАБОЛИН сообщит дополнительно».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Эта информация была ценной, хотя и запоздалой, так как органы государственной безопасности Калининской области уже утром 30 августа узнали о заброске в ночь с 29 на 30 августа первой группы подростков-диверсантов, о чем уведомили другие правоохранительные инстанции в следующем спецсообщении:
«Начальнику Главного Отравления контрразведки Смерш, Комиссару Госбезопасности 2 ранга тов. Абакумову[56]
Начальнику 3 Управления НКГБ СССР Комиссару Госбезопасности 3 ранга тов. Мильштейну[57]
Нач. Упр. Войск НКВД СССР по охр. тыла действующей Красной Армии Комиссару Госбезопасности тое. Леонтьеву[58]
Начальнику УНКГБ Московской обл. Комиссару Госбезопасности тов. Блинову[59]
30 августа 1943 года в УНКГБ Калининской обл. явился с повинной германский агент Хатистов Е. А., 1928 года рождения, который на допросе показал, что 29.VIII. с. г. он вместе с 9 другими диверсантами вылетел на немецком самолете с Оршанского азродрома.
Диверсанты выброшены в следующих пунктах: два — в районе Вязьмы, два — в районе Сычевки, четыре — в районе Ржева и один в Кировском районе Калининской области.
Кроме того, 30 августа с. г. должны быть выброшены еще 10 человек и 31 августа с. г. — 9 человек.
Все диверсанты в возрасте 14–17 лет окончили месячные диверсионные курсы под гор. Касселем (Германия). Одеты в старые штатские костюмы, немецкие или красноармейские брюки и гимнастерки, красноармейские пилотки без звездочек.
Имеют задание совершать диверсии на железнодорожном транспорте путем подбрасывания взрывчатого вещества в штабели угля на складах топлива, с расчетом вызвать взрывы топок паровозов. В этих целях каждый диверсант имеет в вещевых сумках несколько кусков каменного угля, в которые вделаны капсюль-детонатор и взрывчатые вещества. С собой имеют по 500–600 рублей советских денег, спички, махорку, хлеб и пароль для возвращения к немцам, завернутый в тонкую резиновую оболочку и зашитый в пояс брюк.
Прошу принять необходимые меры к розыску и задержанию вражеских диверсантов».
Телеграмма из управления контрразведки «Смерш» Западного фронта от 1 сентября 1943 г. в Глаеное Управление контрразведки «Смерш» о задержании подростков-диверсантов Ѳихарево, Комальдина, Езина и Селиверстова.
КОМАЛЬДИН Виктор приземлился недалеко от Гжатска в болото, отстегнул парашют, достал из сумки куски угля и выбросил их в траву. Дождавшись утра, пришел в Гжатск, сел на подножку поезда и, приехав в Москву, 31 августа стал по известному ему адресу искать родную тетю. Но тетю не нашел и решил поступить в ремесленное училище. Однако без документов его не приняли и посоветовали обратиться в представительство Смоленской области. Обратившись по данному ему адресу, Виктор рассказал дежурному милиционеру, кто он и откуда прибыл, а затем был направлен в контрразведку «Смерш» Западного фронта, где сообщил все сведения о себе и о диверсионной операции «Буссарда».
ВИХАРЕВ Валера был выброшен под Вязьмой. Во время прыжка вещевая сумка с содержимым у него оторвалась, и он ее не нашел. Сложив парашют, он улегся на него спать, а с рассветом отправился в Вязьму, где от местных жителей узнал, что Красная армия уже освободила Смоленск. Тогда он решил вер-нуться в Смоленск, в свой детский дом, где в июле он оставил 4-х летнюю больную сестричку. На мосту через Днепр он был остановлен охраной и после объяснений как не имеющий документов препровожден в отдел контрразведки «Смерш».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
ЕЗИН Федя и СЕЛИВЕРСТОВ Ваня приземлились рядом возле станции Уварове, выбросили в ручей куски угля, свернули и замаскировали парашюты, выспались, а утром, узнав от местных селян, что их деревня освобождена от немцев, отправились домой, в деревню Мосолова Гора Смоленского района к своим матерям. Они пешком дошли до Вязьмы, где были задержаны патрулем и по их просьбе направлены к военным чекистам. А затем с капитаном Кондрашовым выехали на место приземления и забрали два парашюта и шесть мин — кусков каменного угля.