говорил его фамилию, чуть трубку не выронил из рук. Надеюсь, это было не так заметно со стороны, поскольку невозможно иметь столько совпадений в этой новой жизни.
Александр Пелих, будущий заслуженный лётчик-испытатель. Освоил огромное число типов воздушных судов и провёл в воздухе несколько тысяч часов. Он будет испытывать МиГ-21 и МиГ-23, а затем и МиГ-29, и ещё много чего. Будет представлять наши образцы на множестве международных авиасалонах и выставках. В 1998году он будет удостоен звания Герой Российской Федерации за мужество и героизм, проявленные при испытании новой авиационной техники. К сожалению, в 2008 году он скоропостижно скончается.
— Петя, это Саня Пелих, — сказал капитан, когда я передал ему трубку. — Да, да, Швабра, утырок, его привёл. Я понял тебя, всё сделаем. Передаю обратно, — сказал Пелих и вернул мне трубку.
— Алло, Сергей, сейчас тебя до госпиталя подкинут, а я встречу..., — начал говорить в трубку Нестеров.
— Зачем? Потом проблем не оберусь с врачами. Обследование на обследовании будет, — сказал я. — Тут лётная практика на носу, а вы меня в больничку.
— Ты немного гонор прибери свой. Голова это тебе не мужской «прибор». Ей думать надо.
— Так я ей и думаю, Николаич. Может, Ирина Сергеевна мне голову обработает и всё, а в долгу я не останусь. Буду должен, как земля колхозам, — сказал я, но Нестеров хорошенько сматерился в трубку, упрекая меня в упёртости.
— Пример Крутова тебя ничему не научил? Вот он также, не долечил в своё время какую-то болячку, сердечко и подвело в самый неудобный момент. А у тебя голова! Перегрузку не выдержишь, и что угодно может случиться в полёте.
Думаю, что прав Николаевич. Пускай уже лечат. Здоровье не купишь.
На дежурном УАЗе меня доставили в госпиталь, где меня ждали Нестеров и его Ирина.
Чуть больше полугода прошло, как я лежал здесь после посадки в поле. Ничего не поменялось. И даже дежурный врач встречал меня тот же. Виктор Анатольевич всё также причмокивал языком, осматривая меня.
— И что вы всё ходите. Только топчитесь у меня тут в коридоре! Чего не спится? — ворчала, как и в прошлый раз уборщица.
— Зоя, не бухтите. Не могу понять я молодого человека. Где вы такую травму получили? — спросил врач.
-Виктор Анатольевич, я сейчас закончу, и вы его опросите, — сказала Ирина Сергеевна, обрабатывая мне рану. Щипало ужасно, когда она мазала меня йодом.
— Не отвлекайтесь Ирочка. Вы йодиком побольше мажьте, — сказал доктор. — Милок, так как вы такую травму получили?
— По голове... ай! — воскликнул я, когда Ирина надавила мне на место удара.
— По голове бордюром схлопотал. На льду поскользнулся, раззява, и головой приложился. Здорово так шандарахнулся, что и не помнит почти ничего, — сказал Нестеров, опережая мои объяснения.
— Ирочка, как закончите вы его в травматологию. В училище сообщим, что и как было. И так испачкали свой шинель? Что за молодёжь пошла в армии. Вот помню, как в 44м году, мы видели...
Столь интересный рассказ пришлось пропустить, чтобы быстрее попасть в палату. Теперь, надеюсь, что Николаевич нормально всё разрулит со всеми инстанциями и меня обойдёт стороной разбирательство.
На следующий день ко мне пришёл капитан Витов с задачей взять объяснительную. Он сказал, что ему поручено собрать все материалы по этому инциденту.
— Пока лечись и выздоравливай, — сказал он после получения всех показаний от меня. — Может, что-то есть без протокола?
— Нет. Всё изложил на бумаге.
— Как знаешь. Не знаю, что вы там задумали с Нестеровым и как он оказался здесь первее нас, но лучше тебе сказать правду. Генерал Крутов со своим заместителем и замом по лётной подготовке сейчас в отъезде и за него остался Борщёв.
— И что он?
— У него прям огромное желание дождаться твоего возвращения и провести с тобой беседу. Так, что будь готов отвечать на вопросы, — ответил Витов перед тем, как выйти из палаты.
Рана затянулась в течение трёх дней, и меня решено было отправить в училище. Там уже, я почувствовал себя неким селебрити. У меня спрашивали буквально про каждую секунду.
— А лица? Ты и не понял, кто это тебя пришиб? — спрашивал Макс, когда я пришёл в казарму.
— Нет. Темно, да и со спины били.
— А кто тебя нашёл? Нестеров? — продолжил меня спрашивать уже Артём.
— Не поверите — Швабра с патрульными. Он ещё хотел меня посадить на «губу».
В этот же день я был вызван в кабинет к Борщёву. Представлял меня командир батальона подполковник Мацков. Перед ним было несколько объяснительных, в которых всё указывало на несчастный случай.
— Что-то ещё можете сказать, Родин? — спросил Борщёв, продолжая заниматься какими-то бумагами. Он и Мацкова не слушал, пока тот докладывал ему по мне.
— Никак нет, товарищ полковник.
— Знаете, а у меня есть иное мнение. Ни в коем случае, не хочу сказать, что вы врёте, но смутные сомнения есть. Я ещё раз спрашиваю — что-то ещё можете рассказать? — спросил Борщёв, откладывая в сторону все бумаги и убирая в нагрудный карман рубашки ручку.
— Никак нет, товарищ полковник, — ещё громче повторил я.
— Хорошо. Александр Васильевич, оставьте нас двоих. Есть мне, что обсудить с этим курсантом, — сказал Борщев, и комбат спокойно покинул кабинет. — У меня есть вот такая бумага со свидетельствами старшего лейтенанта Швабрина, товарищ Родин.
Борщёв взял листок и зачитал писанину Швабры. Старлей, всё-таки, написал что хотел. И дежурного в комендатуре сюда припряг и, даже, курсантов, которые были с ним в патруле, выставил сочувствующими мне. Мол, пытались помочь сбежать, помогая встать на ноги. Отдельной строкой нужно выделить, как Швабра определял степень опьянения.
— «Курсант Родин не стоял на ногах и не пытался принять вертикальное положение» — как мне прикажешь это понять?
— Виноват, товарищ полковник, может у товарища старшего лейтенанта проблемы с фантазией. У меня бы точно случились, если столько употреблять как он.
— Отставить! Имей уважение! Иначе не посмотрю на твой орден, — резко сказал Борщев и откинул в сторону рапорт Швабрина. — Что мне с тобой делать? Мне следует поверить в написанное старшим лейтенантом или нет?
— Вам решать, товарищ полковник.
— Если всё верно раскрутить, ты отправишься в войска, несмотря на свою награду и