Не в первый раз в своей жизни она ужинала с мужчиной, не в первый раз мужчина добивался ее благосклонности. В какой-то момент Варя рассмеялась и наклонила голову, и Глеб внезапно припал губами к ее шее. Это был нахальный влажный поцелуй любовника. Варя охнула и закрыла глаза. Да, в этом было дело! Другие мужчины ухаживали за ней, тогда как Глеб обольщал – яростно, почти грубо. Страсть плескалась в его глазах, словно тяжелый мазут.
Обольщение! Это слово было дротиком, угодившим в «десятку», фишкой, брошенной на выигрышный номер. Глеб собирался разжечь в Варе не уютный огонь любви, а дьявольское пламя страсти. Она поняла это и молча согласилась. До отеля они брели, словно двое пьяных – поддерживая друг друга и поминутно останавливаясь, чтобы снова начать целоваться. Варя не помнила, как они добрались до лифта, не посмотрела, кто стоит за конторкой и не шныряют ли вокруг репортеры.
Не договариваясь, они отправились в ее номер, и как только вошли и включили свет, Глеб немедленно хлопнул ладонью по выключателю, чтобы снова погасить лампы. Варе казалось, все происходит не с ней, что это не она сейчас поддается нажиму, разрешает Глебу расстегивать, развязывать, стискивать и гладить. Несмотря на целеустремленность, он не забывал целовать ее в макушку, в шею и плечи, зарываться носом в волосы. «Пусть, – думала она. – Пусть все уже случится, наконец. Наступит определенность». Ей хотелось, чтобы размытый мир снова обрел четкость, а она сама – уверенность в себе, потерянную цельность.
Глеб провел руками по ее бедрам, и Варя закрыла глаза, чтобы темнота стала еще чернее, еще невообразимее. Почему-то именно сейчас ей снова вспомнилась баронесса. «Красные флажки, красные флажки, – попросила она, обращаясь неизвестно к кому и к чему, – помогите мне! Счастье или несчастье меня ждет? Если счастье – пусть ночь будет длинной и сладостной. Если несчастье – пусть все закончится прямо сейчас». Впрочем, она точно знала, что остановить Глеба не сможет уже ничто – его руки стали тяжелыми, губы злыми, дыхание прерывистым и хриплым. Варя выгнулась, откинула голову…
И в этот момент услышала, что снаружи, с улицы кто-то стучит в стекло. Сначала она даже не поняла, что этот стук призывает ее, велит подойти к окну. Но он повторился! Некто, находившийся за стеклом, начал скрестись и возиться, потом трясти раму, пытаясь попасть внутрь. Глеб, в конце концов, тоже услышал посторонние звуки. Варя могла бы поклясться, что он даже зарычал, словно волк, упустивший добычу. Вместо того чтобы испугаться или расстроиться, она негромко засмеялась. И сказала вслух:
– Значит, несчастье…
– Что это такое? – резко спросил Глеб. – Какое несчастье? Кто это?
– Понятия не имею.
Варя нырнула в ванную, сорвала с крючка банный халат и завернулась в него. Кожа горела, искусанные губы болели, голова была затуманена. В полутемном зеркале она себя не узнала – с огромными глазами и потерянной улыбкой…
– Варя! – резко окликнул ее Глеб. – Иди сюда.
Она вышла и обмерла. Глеб стоял, держа двумя руками поднятую раму, а в окно влезал кто-то тощий и белобрысый, кто-то ужасно знакомый…
– Филипп! – воскликнула она изумленно.
– Филипп?! – словно эхо, повторил Глеб. Он был не просто раздосадован, он был в бешенстве.
Если бы взглядом можно было убить, знаменитость уже валялась бы на полу – обескровленная и бездыханная.
– Закройте окно, – велел между тем незваный гость. – Меня могут увидеть! Вы же не хотите подмочить свою репутацию? Впрочем, что это я? Наоборот, вашей репутации мой ночной визит пойдет только на пользу. – Он с деланым сожалением посмотрел на горку одежды, валявшейся на полу, и покачал головой. – Кажется, я выбрал не самый удачный момент, чтобы нанести дружественный визит.
Он говорил на страйне, австралийском диалекте английского, и понять его было не так-то просто даже профессиональным переводчикам.
– Вы простили меня за записку? – продолжал между тем Филипп, тщательно задергивая шторы. И объяснил: – Ничего не поделаешь – популярность. Она иногда позволяет забыть о приличиях.
– Какую записку? – спросил Глеб сердито.
Вероятно, он понимал, что не стоит нападать на иностранца, тем более за пределами родины, поэтому изо всех сил пытался подавить эмоции. Эмоции бурлили, словно кипящая вода в котелке. Под расстегнутой, вырванной из джинсов рубашкой перекатывались мышцы. Варе почему-то при взгляде на них вспомнилось сокращающееся тело удава. Она моргнула, чтобы прогнать наваждение.
– Я писал ее не вам, а даме. Меня зовут Филипп Чандлер, – пояснил гость.
– Ну и что дальше? – резко спросил Глеб.
– Ничего, я просто проявил вежливость.
– Слушайте, зачем вы сюда залезли? – поинтересовалась Варя, скрестив руки на груди.
Возбуждение, владевшее ею еще несколько минут назад, спало, словно колдовские чары. Она чувствовала себя трезвой и веселой. Пульс медленно возвращался к норме.
– Я заключил пари и выбрался на карниз. Потом у меня закружилась голова, и я понял, что не доберусь до своего окна. Тогда я постучал в ваше! Все очень просто.
Глеб презрительно фыркнул.
– Я постучал в первое попавшееся окно, – пояснил Чандлер с раздражением. – Честное слово, я понятия не имел, кто занимает этот номер.
Варя по глазам видела, что он врет. Владик так часто ее обманывал, что она стала настоящим экспертом. Глеб тоже не поверил, но не стал об этом заявлять во всеуслышание. Он просто подошел к двери, распахнул ее и сделал широкий жест, предлагая Чандлеру убираться.
– Прошу вас! Можете уйти цивилизованно, не по карнизу, а через коридор, – с приторной вежливостью сказал он.
– Благодарю вас. – Тот слегка поклонился и небрежной походочкой направился к выходу. – Еще раз простите за вторжение.
Глеб захлопнул за ним дверь – достаточно демонстративно – и повернулся к Варе. Она была уверена, что он станет ее допрашивать по поводу записки, может быть, даже обвинит в том, что она заигрывала с рок-звездой. Но нет – она в нем ошиблась! Ему потребовалась всего минута, чтобы справиться с собой. Усилием воли он словно отодвинул время назад, протянул руку к выключателю и снова погасил свет.
Варя растерялась. А Глеб, словно гепард, умеющий видеть в темноте, подкрался к ней, взял за плечи и притянул к себе. Его тело по-прежнему было горячим, а руки и губы чертовски смелыми. Варя запаниковала. Потому что ее собственный пыл угас безвозвратно, ей ничего не хотелось, сердце казалось пустым, словно клетка, из которой выпустили зверя. «Этого не может быть, – потрясенно подумала она, пытаясь увернуться от настойчивых поцелуев Глеба. – Не может быть, чтобы мне дали знак все прекратить, а потом загнали в угол». Наверное, она сможет остановить Глеба, но это будет жестоко по отношению к нему и во что превратятся после этого их отношения?! Все должно было закончиться не усилием ее собственной воли, а волей судьбы!