Читать интересную книгу Журнал «Вокруг Света» №01 за 1985 год - Вокруг Света

Когда через несколько дней мы обнаружили этот зигзаг, то решили, что оленей сделать это заставило любопытство. Однако позже пастухи рассказали нам, что дикие олени выводят волков на свежие следы снежных баранов, а один раз даже вывели в долину, где обитала огромная колония леммингов. Бывали случаи вывода и на следы отколовшихся от стад домашних оленей. Ну, все это как-то по-человечески понятно. А вот чтобы олени указывали волкам медвежьи берлоги?..

Однако факт остался фактом. Рэквыт провела стадо мимо берлоги и пошла вниз. Олени перешли заваленную снегом долину реки, где у Моквы была рыбалка, и поднялись на левобережную гряду, в которой второй от места перехода была сопка Скрипучка. Там Рэквыт обнаружила баранью тропу, вышла по ней на южный склон и остановилась. Ноздри ее поймали сразу несколько посторонних запахов. Первым был запах дыма. Она глянула вниз. Под сопкой стоял дом, с трубы которого рвались черные клочья. Рэквыт успокоилась. Дым из дома безвреден, ей уже приходилось встречаться с таким. И тогда второй запах вытеснил его из сознания. Этот второй напомнил о вкусе самой прекрасной еды — о вкусе соли. Рэквыт сделала несколько шагов и уткнула нос в серую пачку. Олени сзади заволновались, они тоже учуяли соль, заспешили вперед и нашли еще пачку, потом еще. Постепенно они вытянулись вдоль участка тропы, где лежало так много лакомого блюда. Соль пахла руками человека, и, может быть, это сыграло роль в решении, которое Рэквыт приняла через несколько часов и которое спасло ее стадо от истребления.

— Мамика, иди скорей, олени пришли! — зазвучал снизу детский голос.— Голубая важенка привела!

— Что стряслось? — Из дома появилась женщина.— Ой, какая прелесть! Они кушают соль, которую мы положили!

Завораживающие звуки человеческих голосов туманили сознание. Рэквыт не чувствовала в них угрозы, а только возбуждение, возникшее из любопытства. Это было понятно, ибо случалось всегда при встречах дружелюбно настроенных обитателей тундры. Важенка повернула голову. Олени застыли в напряженных позах. Ждали сигнала. Тогда Рэквыт спокойно зашагала по тропе, и стадо поняло: опасности нет.

...Волки так же пересекли хребет и вышли на северные отроги. Здесь лежал крепкий наст, и лапы перестали проваливаться. Звери тяжело дышали, шерсть на боках от голода начала лезть и сбиваться в култуки. Нымэйынкин делал короткие остановки на пятачках, где кормились олени. Запах копыт на каменной дресве, следы дыхания на оборванных пучках травы, свежие шарики помета, которые волки жадно глотали,— все говорило о близости стада. Главное сейчас не сбавлять скорость преследования.

Вершина очередной сопки вдруг резко закруглилась. Открылся склон. Посреди него торчала скала, и олений след уходил туда. Нымэйынкин оглядел пустынную речную долину. Ветер стих, и снега блестели, облитые зеленым светом луны. Вожаку ужасно захотелось сесть, поднять морду к этому таинственному существу и излить накопившиеся в душе отчаяние и усталость, пожаловаться на терзающий тело и разум голод, на несправедливость природы, лишившей стаю куска пищи. Он уже подогнул задние лапы, но вовремя вспомнил: за спиной истощенная стая, сейчас она не простит слабости. Нымэйынкин встряхнулся и заскользил вниз по оленьему следу, добежал до кекура и застыл, поймав запах медведя. Пища! Огромная сила медведя, крепкие когти и острые клыки — все померкло в сознании вожака, мгновенно одурманенного теплым запахом. Пища! Неужели стая из одиннадцати волков не справится с сонным медведем?!

...Мы навестили берлогу Моквы на пятый день после «снежного побоища», когда уже знали судьбу всех участников и не опасались встречи с ними. Иней затянул прозрачной игольчатой кольчужкой горячие в момент схватки следы, ажурными кружевами прикрыл пятна крови. Но ветра в эти дни не было, и мы относительно легко разобрались в главных событиях битвы.

Самый крупный волчий след (отпечаток передней лапы четырнадцать сантиметров в длину) уходил чуть вверх по склону и снежной перемычкой, надутой ветрами, шел на верхушку кекура, а там была лежка. В месиве следов у берлоги и ниже отпечатков этих не было, они были наложены позже, сверху, глубокими мазками, которые получаются при резких прыжках зверя. Мы поняли, что вожак руководил началом битвы с каменного наблюдательного пункта, а сам ввязался в момент, который показался ему наиболее удобным для завершения битвы. Все выглядело довольно четко и умно, но где-то вожак допустил ошибку — медведь-то остался жив, и мы долго гадали и строили предположения, пытаясь выявить оплошность Нымэйынкина, пока не обратили внимания на три площадки в стороне от кекура. Одна метрах в десяти, другая чуть подальше, а третья вообще далеко внизу. Мешанина волчьих следов тянулась к ним от места центральных событий, снег на них был перемешан с клочьями шерсти и обильно залит кровью. А поверх отпечатков участников битвы лежали совсем свежие следы двух росомах, песца и лисы. Все стало ясно: вожак не учел голода своих собратьев. Только это помогло спастись медведю. Ну и, конечно, его личное мужество и воля, которая в какой-то миг на долю секунды взяла верх над коллективной волей стаи...

...Разбив ударами лапы купол берлоги, Нымэйынкин длинными прыжками по надуву выскочил на кекур. Стая окружила дыру. Густой запах зверя чужого рода заполонил сознание. Чужой — добыча, долгожданная пища. На сонного медведя решительно прыгнул один зверь, за ним второй. Зубы полоснули лопатку и загривок.

— Гуу-ух! — заревел медведь, одним могучим движением вылетел из берлоги и увидел стаю. Любой зверь, чем бы он ни занимался, всегда настроен на вторжение неожиданных событий в его жизнь. И медведь в неуловимые мгновения успел не только проснуться, оценить обстановку, но и понять, что о спасении бегством в данный момент не может быть и речи. Все решит сила.

— Гр-рух! — Медведь левой лапой ухватил висевшего на загривке волка, а правой нанес удар. Волк закувыркался по склону, а медведь, вновь махнув лапой, достал и второго, на лопатке.

Нымэйынкин призывно взвыл, стая бросилась вперед. Рев, вопли, удары и визг слились в долгий стон. Из кучи по широкой дуге вылетел еще один убитый волк, и стая рассыпалась. Медведь стоял на задних лапах: шерсть дыбом, клыки обнажены, глаза в красном пламени. Пар от разбрызганной крови обволакивал могучий торс. Медведь был страшен, и, пока вид его не смутил нападающих и не заставил их отступить, Нымэйынкин снова взвыл и прыгнул сам. Медведь уловил призыв, краем глаза заметил стремительную тень и махнул лапой. Это и помешало вожаку ударить клыками в горло добычи. Нымэйынкин ударил в предплечье, вскользь и тут же отлетел в сторону. Медведь остался стоять, а неудачная атака вожака все-таки смутила нападающих, один из них попятился и увидел дергающегося в агонии собрата. Он, взвыв, прыгнул на него, ведомый голодом и инстинктом, тысячи лет призывающим хищника добить раненого. Остальные бросились следом.

Медведь услышал треск костей, жадное рычание, понял, что пока забыт, и побежал вниз по склону. Нымэйынкин посмотрел ему вслед. Но что он мог поделать один? И вожак присоединился к собратьям.

Волки уничтожили всех трех поверженных медведем членов стаи и, ошеломленные боем и пищей, еще долго рыскали по склону, хватая пропитанные кровью комки снега.

Наконец Нымэйынкин навел порядок в стае и повел ее по следу медведя, усыпанному каплями крови.

А медведь пошел к нам. Он не упустил единственный шанс на спасение, который дала ему судьба.

Первой непонятные звуки услышала жена и посмотрела в окно.

— Ой! — вдруг закричала она.— Волки! Грызут! Скорее смотрите! Какой ужас!

Мы бросились к окну. По откосу в снежных фонтанах летела лавина. Рядом скользили белые тени. Они прыгали в лавину и вылетали оттуда, катились вниз и прыгали снова, пока весь этот ужасный, ком не рухнул к подножию сопки. На минуту все скрылось в белесых вихрях снежной пудры. Но вот из оседающей пыли встал темный силуэт.

— Мо-о-оква,— прошептал сын.

Медведь, шатаясь, выпрямился, и тут же со склона длинным прыжком на его спину перелетел волк и ударил клыками. Медведь снова упал.

— Убью-ю-ют! — страшно закричал сын.

Я схватил ракетницу, распахнул дверь и прямо с крыльца развесил над зверями несколько цветных ракет. Под хлопки выстрелов медведь встал и в фантастическом красно-зелено-желтом свете пошел навстречу выстрелам и вспышкам. То есть пошел навстречу тому, от чего вот уже несколько веков в ужасе бежит все живое. Ведь понял, что сейчас выстрелы и огонь — несокрушимая стена между ним и стаей.

Он исчез за углом сарая, и мы услышали треск разрываемого рубероида и сломанных досок. Вот до чего напуган — полез прятаться в склад.

— Папка, не ругайся! — просил сын.— Мы починим, ему страшно, он спасается!