— Налей мне еще вина.
Он, торопясь, понес свою добычу в дом.
— Я обязательно налью. Вино, шампанское, коньяк, водку — что хочешь. Только чуть позже. Хочешь горячую ванну? Я сделаю тебе сам.
— В ванне я еще засну.
— Я тебя разбужу.
Она подумала вдруг об этом парне, Сурине. Она сказала ему: «Пойдемте со мной!» А он не пошел. Ну, что ж, пусть тогда ему будет хуже. Где он сейчас? Наверное, ютится на кушетке где-нибудь в коридоре?
Она сказала:
— Нет, ванну не надо. Только вино и постель.
И услышала в ответ Володин голос:
— Все будет, как ты захочешь, моя дорогая.
Настя
Чьи-то смутно знакомые руки стали ее тормошить.
— Глупая девчонка! Вставай! Держись за мою шею! Ведь ты совсем окоченела!
Настя с трудом разлепила глаза, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой — все ее существо спрессовалось, заледенело, околдовалось. Кожа не чувствовала прикосновений.
— Ну что это такое! Зачем ты сбежала? Устроила переполох на всю больницу!
Лицо ее нового врача оказалось близко-близко. Так вот, оказывается, чьи руки взметнули ее до небес! Что ж, это даже к лучшему: не надо самой тащиться назад, пускаться в дурацкие объяснения, как да что… В фильмах, которые Настя любила смотреть, настоящие герои всегда носили девушек на руках. Она даже вспомнила один эпизод. У девушки был избранник. В начале фильма она еще не знала, что это именно тот парень. Но потом он ей признался. «За что ты избрал меня среди тысяч других?» — спрашивала его девушка. «Ты не такая, как все. Ты — особенная. Поэтому я выбрал тебя». — «Ты мой ангел — хранитель?» — «Называй, как хочешь. Я постараюсь всегда быть рядом с тобой». — «Ты будешь меня беречь? Защитишь от родителей?» (Про родителей Настя уже добавила от себя.) — «Да, потому что ты не всегда можешь знать, что хорошо для тебя и что плохо». В этом месте она случайно повторила слова, сказанные Альфией. «Почему же ты так долго не приходил?» — «Ты не видела, не различала меня в толпе. Я ждал».
— Настя! Что ты бормочешь?
Она посмотрела на Дмитрия с удивлением. Может, это действительно тот человек, который послан ее защищать?
— Как ты могла спрыгнуть в окно? Там же крапива выше человеческого роста!
— Да? — удивилась она. — А у меня нет ни одного волдыря. Я, наверное, в ней и спала.
Он внес ее в отделение. Больные, все, кто мог, выглядывали из дверей всех без исключения палат. Слух о том, что из отделения сбежала больная, носился от койки к койке с раннего утра.
Дежурная докторша поправила на седой голове колпак.
— Ну, девушка, вы даете! Спать на земле! Вы о чем думали?
Настя молчала.
«Какие они грубые, эти доктора!» — подумал Дима.
— А если пневмония разовьется? Я уже не говорю об аднексите и радикулите…
Настя поморщилась. Все эти слова витали вокруг нее, как назойливая осенняя муха. «Ничего со мной не будет!» — думала она.
Дима спросил:
— Что мы сейчас должны делать?
— Анализы сдавать! Вон лаборантка в отделение пришла. Идите. Ловите ее в коридоре.
Дима взял Настю за руку и повел сдавать анализы. Докторша, молча качая головой, посмотрела им вслед.
После анализов был снова осмотр, наконец, пришла гинеколог. Дима стоял у ординаторской и прислушивался к рокоту голосов за дверью.
Докторша словно почувствовала его присутствие. Вышла. Строго взглянула.
— Надо подождать результаты анализов. Как все будет ясно — я вас приглашу.
Он вернулся назад в коридор. Настя — с утра опять бледная, одинокая, худая — сидела, как маленькая старушка, на кушетке, свесив голые ноги.
— Залезь под одеяло. Еще простудишься.
Больные, кто мог, потянулись к завтраку. Небольшой холл отделения преобразился в столовую.
— Хочешь есть? — спросил он Настю.
— Меня тошнит от этого запаха.
Раздатчица из столовой шлепнула перед Настей алюминиевую миску с какой-то серой кашицеобразной бурдой.
— У нас в психушке и то кормят лучше.
Он взял миску и отнес назад. На кухню.
— Можно чаю?
— Кружка у вас есть? — В раздаточном окне мелькнула толстая фигура в халате.
— Нет, мы только первый день здесь.
Фигура посмотрела на него, почесала в затылке и плеснула чай в большую фаянсовую кружку.
— Только кружку потом назад принесешь. Эта — лично моя.
— Спасибо. Я принесу.
Он понес кружку Насте.
— Выпей горячего чаю.
Она взглянула на него.
— А мне можно?
Какую доверчивость он прочитал в ее взгляде!
— Можно немного.
Она сделала несколько глотков, как синичка.
— Спасибо. Больше не хочу.
Дима взял из ее рук кружку, хотел отнести. Ему захотелось горячего чаю. С сомнением он посмотрел на кружку, языком ощупал внутреннюю поверхность губ. Вдруг гепатит, дизентерия, сифилис, СПИД — что там еще можно подцепить через ранку в слизистой оболочке? Неожиданно весело взглянул на Настю. Все-таки в больнице при поступлении ей все анализы делали. А за полтора месяца что она могла подцепить? Он смело выпил весь чай из кружки и почувствовал себя так, будто он скрепил с Настей кровью свою любовь.
— Зайдите-ка в ординаторскую. — Хирург положила перед ним только что принесенные из лаборатории анализы.
— Значит, все-таки аппендицит?
— Не исключено. Боли в животе опять нарастают.
Дима вспомнил, что за целое утро не только не посмотрел Настин живот, но даже не спросил, болит ли он. И Настя ничего ему не рассказала. Его это и огорчило немного, и несколько обрадовало. В этом он увидел признак развившейся между ними более тесной связи, чем отношения «доктор — пациентка».
— Вы пока будьте тут рядом. Покажем еще заведующему, подождем часика два и снова возьмем анализы.
— Только не отсылайте ее пока обратно!
Доктор снова внимательно на него посмотрела.
— Да пусть пока лежит, чего кататься туда-сюда! Только уж теперь смотри за ней лучше! Хочешь, вон попей чаю с медом. У меня свежая заварка есть.
— Спасибо, вы чуткий человек. Но я пойду к больной.
— Вот-вот, поговори с ней, успокой. А то еще разволнуется — перекрушит тут нам все отделение.
И Дима вдруг поймал себя на мысли, что выслушал слова доктора со снисхождением настоящего психиатра.
Давыдов
В назначенный Давыдову день госпожа министр внезапно отбыла в срочную командировку. Давыдова принял ее заместитель. Это Виталию понравилось, потому что на двери заместителя висела табличка «Доктор медицинских наук». «Будет легче разговаривать на одном языке», — подумал он. Но когда из-за начальственного стола вышел поздороваться молодой человек лет двадцати пяти, Виталий Вадимович засомневался в своей преждевременной радости.