Читать интересную книгу Жаворонок над полем - Анатолий Нутрихин

Северьян снял фартук, помыл руки и, сказав, что ему надо навестить товарища, удалился. Фешка малость отдохнул и затем отправился на Большую Болотную поделиться с братьями Менделеевыми распиравшими его новостями. Возможно, гимназисты тоже узнали что-нибудь интересное...

Возле костерка на пустыре, где приятели пекли картошку, сын кузнеца и поведал о своих необычайных приключениях. Рассказывая, он не удержался и прихвастнул, будто сам стрелял на кладбище из пистолета.

- Нашел его среди могил. Там мертвяк лежал, а в руке у него пистолет... Я хватаю, ба-бах в небо! И бежать... Жандармы за мной, не поняли, что я их просто отвлекаю. Тут Орлик и другие арестанты и смогли удрать...

- Феша, ты - хвастун! - воскликнул Митя. - Бессовестный врун...

- Не горячись, - остановил его Паша. - Конечно, Фешка присочинил. Пистолета у него не было. Но до кладбища он добрался, а там стреляли, но он не испугался. Так мог поступить только смельчак.

Тогда Митя сказал, что лично он тоже не побоялся бы и тоже помог бы людям из леса освободить арестантов. Эти лесовики так похожи на вольных стрелков Робин Гуда. И Митя начал пересказывать роман "Айвенго", однако ему вскоре помешал подошедший к мальчикам кучер.

- Костер-то развели напрасно, - ворчал Ларион. - Хотя и зима, и ветра нет, однако баловать с огнем не надо. Вон изгородь рядом: жерди сухие. Как бы чего не вышло. А ну, бросайте в костер снег... Матушка Пашу и Митю домой звала...

Ребята торопливо погасили костер и ушли. Над черными головешками некоторое время еще курился белый пар.

27. Идемте, доктор!

Голубело мартовское небо. В окрестных лесах еще лежал глубокий снег, покрытый корочкой наста. Митя особенно любил кататься на лыжах в раннюю весеннюю пору. Как приятно скользить по блестящей лыжне, вдыхая воздух, насыщенный запахом сосен и елей, по временам слыша глуховатое постукивание дятла и оживленный пересвист овсянок.

Отмахав по лесным просекам с десяток верст, Митя возвращался домой и с особым аппетитом поглощал обед. Потом читал, играл в шахматы с братом Пашей или Деденко, иногда - с отцом. Иван Павлович обычно давал сыновьям фору слона или ладью. Но и в этом случае мальчики чаще терпели поражение, одерживая победу лишь тогда, когда Менделеев-старший недостаточно внимательно следил за перипетиями на доске.

Шахматы - прекрасное развлечение, особенно в вечерние часы. Днем же Митя предпочитал улицу. Весной он бродил от дома к дому, навещая одноклассников. Или прогуливался по главным улицам города просто так, без цели. Во время одного подобного хождения ему встретились на Большой Пятницкой Деденко и Пашков. По Прямскому всходу троица поднялась в кремль. Там мальчишки уселись на старинные пушки, стоящие перед арсеналом.

- Наверное, из них Ермак по Кучуму палил, - сказал Деденко.

- Нет, они более позднего времени, - не согласился Митя. - Пушки привезли в Тобольск по приказу императора Павла. Он хотел ими вооружить войско, отправлявшееся в поход на Индию...

- Если расковырять заглушку и набить в ствол пороху, то можно здорово бабахнуть, - размечтался Пашков.

- Столько пороху не достанем, - деловито возразил Митя. - Да и полиция не позволит. Это разбойников на Завальном она упустила, а нас сразу схватит.

- Лесовиков полицейские, точно, проморгали. Теперь бегают по городу, словно потревоженные муравьи, - засмеялся Деденко.

Гимназисты вышли к пустырю у острога. Там несколько подростков играло в бабки. Среди них был и Сенька-Огонь с Кузнечной. На этот раз задираться он не решился: и улица не своя, и гимназистов - трое. Тем не менее, Сенька и его дружки посматривали все более неприязненно. Лучше было уйти...

Вернувшись домой, Митя застал мать в столовой, что-то читавшей за конторкой. Услышав стук двери, она оторвалась от бумаг, подняла голову:

- А я уже беспокоюсь, где ты? Поешь, да сходи к докторуСвистунову. Скажи Петру Николаевичу, что наш батюшка опять занемог. Не горячка ли у него?

Пообедав, Митя направился к Свистунову. На улице было людно, спешили по делам чиновники, мещане... Целовальник зазывал прохожих в кабак. Брали "на караул", отдавая честь офицерам, двое часовых у батальонных казарм. "Смотри-ка, усилили охрану, раньше здесь стоял один солдат...", - подумал Митя.

После недавней заварухи на кладбище город явно зажил беспокойнее. Это чувствовалось и по разговорам обывателей.

- Я, Матвеевна, раньше ставни на ночь не затворяла. А ныне запираю, говорила одна соседка другой. - Того и гляди, шиши в дом влезут... А хожалые днем прогуливаются, а ночью их не видно. Наверное, в темноте ходить боятся...

- Шиши нас не обворуют, - успокаивала ее собеседница. - У меня им и брать нечего. Они к купцам лезут.

- Вор-то разный бывает, - сомневалась Матвеевна. - Матерый, конечно, по богатым купцам промышляет. А шушера воровская и нашим добром не брезгует. Намедни скатерку во дворе повесила сушить, так унесли вместе с веревкой... Веревка была совсем новехонькая...

- В мой двор не сунутся. У меня - собака.

- Вор - не дурак. Бросит собаке кость, она и не гавкнет. Да и не больно испугаются шиши вашего Полкана. Он с голоду еле шевелится...

- Не мели, кума. У самой кошка отощала и удрала.

Женщины были готовы рассориться вконец. Однако Митя не стал ждать подерутся они или нет - и продолжил путь.

Свистунов, к счастью, оказался дома. Это был человек лет сорока пяти. Каштановые с проседью волосы ниспадали на высокий лоб. Доктор, видимо, недавно вернулся из губернского правления и не успел снять темно-синий, с красной окантовкой мундир. Выражение лица у него было усталое, но приветливое. Вскоре он собрался обедать и сел за стол вместе с квартирантом седобородым поселенцем Бобрищевым-Пушкиным. Петр Николаевич предоставил другу по несчастью бесплатную комнату в правом крыле своего дома.

Бобрищев-Пушкин испытывал к благодетелю самые теплые чувства, ибо существовал лишь на скудное казенное пособие и еще немного прирабатывал медицинской практикой, леча больных, причем преимущественно травами.

Когда хозяин и его друг приступили к трапезе, они пригласили к столу и Митю. Петр Николаевич налил ему кружку молока, а жена - Татьяна Александровна принесла блюдо с горячими араматными блинами. Митя ушел от Свистуновых только через час...

28. На Кузнечной

Возвращаясь, Митя увидел на Почтовой улице обывателей, обступивших слепого шарманщика, на груди которого висел обшарпанный ящик. Старик крутил ручку шарманки, и из нее слышалась дребезжащая жалобная мелодия. Возле бродячего музыканта стояла девочка-поводырь, примерно тех же лет, что и Митя. Тонким голосом она пела:

Стонет сизый голубочек,

Стонет он и день, и ночь.

Миленький его дружочек

Отлетел надолго прочь.

Лицо девочки выглядело бледным, как бы прозрачным. Пела она привычно, опустив голову, лишь иногда поднимая ее, словно стараясь понять нравится ли окружающим ее выступление:

...Он уж боле не воркует

И пшенички не клюет,

Все тоскует, все тоскует

И тихонько слезы льет...

В шапку, лежавшую у ног шарманщика, упало несколько монет. Услышав позвякивание, старик склонил голову в поклоне и хриплым голосом сказал:

- Спасибо, добрые люди. Да воздаст вам бог... Наша артистка немного отдохнет и будет петь снова. А пока послушайте музыкальный ящик, который стар, но еще играет...

Слепец завертел ручку шарманки и через некоторое время вновь обратился к зрителям:

- Прошу не расходиться. У вас есть редкая возможность узнать свою судьбу. Всего пять копеек, господа, и перед вами откроется ваше будущее...

Девочка вытащила из сумки белую крысу с выпуклыми, словно бусинки, красными глазками. Потом зверек стал нырять в сумку, каждый раз извлекая из нее кусочек картона, надпись на котором сулила не пожалевшим пятачок, то большие деньги, то дальнюю дорогу или приятную встречу... "Интересно, что предсказала бы крыса своей хозяйке? - думал Митя, отходя от толпы. - Вряд ли эту девочку ждет что-то хорошее..."

Задумавшись, он не свернул на Большую Болотную, а прошел дальше - до Кузнечной улицы. Здесь было больше луж: в пору мартовского потепления с Панина бугра в низину стекал не один бурный ручей. Вода наполняла канавы, выкопанные вдоль тротуаров, и выбоины на проезжей части улицы. Митя оступился и, черпанув башмаком воду, обозвал себя раззявой. Он был недоволен собой еще и потому, что ненароком оказался на улице, мальчишки которой враждовали с юными обитателями Большой Болотной. Никто не помнил: когда и из-за чего возникло жестокое противостояние, но оно не прекращалось, а длилось год за годом, то ослабевая - то усиливаясь. Необъяснимая вражда осложняла жизнь мальчишек двух соседних улиц, но и разнообразила ее насыщая ощущением постоянной опасности.

У Мити еще оставалась надежда пройти по Кузнечной беспрепятственно. Однако вскоре она иссякла: на поляне перед домом умершего прошлой осенью титулярного советника Белошеева четверо пацанов развлекались, играя в "чижика". Митю сразу приметили, и игра остановилась.