Покровская часовня с 1771 г. необходимыми условиями брака считала: 1) согласие жениха и невесты; 2) родительское благословение; 3) обручение; 4) наличие свидетелей; 5) достаточный возраст брачующихся.
Ссылки противников брака на закон императора Алексея Комнина, признавшего венчание обязательным, опровергались замечанием о том, что от Адама до апостола Петра сопряжены были, а венчания не было, и что Алексей Комнин не мог переменить сущности брака. Купец Заяцевский доказывал, что девство – путь для немногих и что жизнь в городе среди женщин не дает возможности сохранить аскетический идеал. Образ ненастоящей девственницы, осуждающей брак, был высмеян в поэме Андреяна Сергеева.
В XIX в. для староверов брак составлял большую проблему, т. к. нельзя было жениться – уже по старообрядческим предписаниям – не только на представительницах официальной церкви, но и на принадлежащих к другому согласию. Так, А. Бородинский пишет, что для того, чтобы ему, представителю бело-криницкой церкви, жениться на беспоповке, понадобилось миропомазать невесту. После венчания жена не ходила ни на исповедь, ни на службу, но зато тестя беспоповцы, в свою очередь, отказывались пускать в моленную из-за «вероотступничества» дочери64. Другой крестьянин-филипповец не смог жить в браке с «церковной» потому, что после брака все его стали избегать, опасаясь не только есть, но даже и говорить: «Ни на какие праздники, ни на какие моления не стали принимать, словом, обращались со мною как с еретиком»65.
Понятно, что удержать молодых от брака было сложно, зато их родители оказывались изгоями по отношению к общине, что создавало возможность давления и на молодых. Такая «строгость не по разуму» приводила к отходу из раскола: для многих мыслящих представителей старообрядчества отношение к браку становилось причиной ухода из раскола. Так, Павел Прусский в своих воспоминаниях писал, что именно отношение федосеевцев к браку и запрет матерям кормить своих детей вызвал у него протест и побудил сомнения в правильности веры «раскольников»66.
Споры старообрядцев о браке происходили на фоне запрета их юридического существования гражданским законодательством.
Как ни странно, но тема браков старообрядцев привлекала лишь специалистов по старообрядческой литературе, а не демографов и историков67. Между тем эта проблема волновала все русское общество: от императора и полиции до простых крестьян, вызывала споры как между старообрядцами, так и между учеными-юристами. Историк Министерства внутренних дел, которое было призвано в царствование императора Николая I «искоренить раскол», писал: «Из гражданских последствий непризнания раскола самыми тяжелыми были, конечно, те, которые касались семьи: поскольку брак между раскольниками не признается по церковным правилам, то и к последствиям его, т. е. «к детям и правам наследства не можно приложить гражданских законов», вследствие чего раскольничий брак рассматривался как незаконное сожительство, а дети – как незаконные, с отцом ничем не связанные. На такой точке зрения особенно настаивало духовное ведомство и делало из нее крайние выводы, признавая раскольниц-матерей женщинами распутного поведения, не имеющими права располагать детьми в деле религии и даже иметь их при себе для воспитания. Поэтому Святейший синод признал весьма целесообразной мерой «отбирать детей у родителей-раскольников и отдавать их на воспитание православным лицам»68.
Таким образом, все существование семей старообрядцев было вне закона, дети могли быть отобраны, и только отсутствие строгости в выполнении предписаний делало возможным существование значительной части русского населения. Здесь уже можно наблюдать в действии тот закон, который был сформулирован исследователями при изучении светского религиозного законодательства: целая сфера жизнедеятельности признается нелегальной, и власть имеет возможность в любой момент потребовать исполнения закона, что на практике оборачивается постоянным опасением преследований и возможностью неограниченного взяточничества.
Когда рижский генерал-губернатор в 1839 г. попытался все же выяснить, как на практике применить этот закон (т. к. отдавать детей было некуда), то получил очень выразительный ответ о том, что «не следует возбуждать вопросов и желать точности в таких предметах, которые негласно допускаются, как изъятия из общих законов единственно по снисхождению к заблуждениям раскола»69, и разъяснение, что крещеных в православие детей оставлять у матерей, а затем отдавать: мужской пол – в кантонисты, а женский – в приказ общественного призрения.
Староверы изыскивали различные способы преодоления запрета: венчание могло не совершаться, но при этом в книгах священник делал запись о венчании; браки совершали и беглые попы, а в 1836 г. МВД стало известно, что на Охте и в Нарвской части в Петербурге выдаются свидетельства о повенчании староверов70.
В 1839 г. было предписано свидетелей раскольничьих браков подвергать суду и поступать с ними как с совратителями71. Венчаться старообрядцы могли только через присоединение к православию и с обещанием воспитывать детей в православии72.
МВД уже в 1834 г. стало вести в полиции метрические книги для записи рожденных и умирающих в расколе; при переписи 1850 г. было принято решение показывать поповцев женатыми; а 19 апреля 1874 г. раскольникам было разрешено регистрировать браки в полиции, что, по сути, означало введение гражданского брака в России, но только для староверов. Нелогичность такого действия вызывала нарекания у современников. Как писал известный канонист Н. Суворов, «если мы будем считать обязательный гражданский брак чуждым русскому духу и не подходящим к русскому юридическому быту учреждением, будем видеть в нем лишь повод к соблазну и отягощению народному (имеются в виду высказывания К. П. Победносцева о гражданском браке. – Е. Б.), то на каком же основании мы будем считать обязательный гражданский брак соответствующим духу и подходящим к юридическому быту русских раскольников, которые называют себя и другими называются подлинными представителями древнерусского человека? Ведь раскольники считаются не сотнями и тысячами, а миллионами… Не значило бы это иметь двойные весы и двойную меру для взвешивания и измерения, один аршин для себя, другой аршин для других?»73.
Понятно, что ситуация вокруг браков староверов не могла способствовать распространению браков и также приводила к росту женского монашества и к увеличению численности обитательниц скитов.
Однако современники отмечали, что взаимоотношения между мужем и женой в целом у старообрядцев лучше, чем у прочих крестьян, а неустойчивость брака для жены выгоднее: «С точки зрения жены такой порядок брачных отношений, конечно, выгоден в том отношении, что она может оставить мужа легче, чем при церковной форме брака»74.
Мировые судьи писали, что из староверов никто не обращался к ним с жалобами на мужей75. Уже упоминавшаяся В. И. Ясевич-Бородаевская отмечала: «Несмотря на не признаваемые в течение долгих лет законом установившиеся среди сектантов и старообрядцев семейные отношения, которые господствующая церковь именовала «прелюбодеянием», семейная жизнь как тех, так и других отличалась всегда высокой нравственностью, отсутствием деспотизма, равноправием полов и взаимным доверием»76. Конечно, в этом отзыве звучит некоторая идеализация.
Однако, как отмечали наблюдатели, фактом остается то, что в семье староверов женщина играет важную и почетную роль («она почти всегда является руководительницей в жизни религиозной»77).
3. Борьба правительства со скитами
Церковные и правительственные документы, заключающие в себе законодательные акты по борьбе со старой верой и со скитами, также содержат упоминания о женщинах.
Собор 1681 г. описывает ситуацию возникновения старообрядческих скитов и дает предложения по борьбе с ними. Видя, что пустыни служат местом прибежища сторонников старой веры, иерархия стала на путь уничтожения пустынножительства: «Многие монахи, мужеска полу и женска (выделено нами. – Е. Б.), не хотя быти у наставников своих под послушанием, отходят из монастырей и начинают жити в лесах, и помалу прибирают к себе таких же непослушников и устрояют часовни, и служат молебны, и потом бьют челом в граматах Святого Патриарха, и у архиереев, о строении на тех местах церквей, и имянуют их пустынями, и в тех новопостроенных пустынях церковное пение отправляют не по исправным книгам, и для того приходят к ним многие люди и селятся близко их, и имеют их за страдальцев, и от того урастает на святую Церковь противление. И чтоб великий господин святейший Иоаким, Патриарх Московский и всеа России собором впредь таковым быти не попускали.