Я, всеми силами пытаясь потушить нарастающее во мне возбуждение, отвела взгляд от парня, чье мужское достоинство было нескромно обтянуто облегающими боксерами.
— Не нужно, здесь идти пять минут.
— Есть такая примета: если ты хочешь, чтобы человек еще не раз посетил твой дом, то его всегда надо провожать до двери, — он уже застегнул свои шорты и направился к выходу. — А в моих планах сделать так, чтобы ты стала здесь постоянным гостем.
В доме Королевых царила идеальная тишина, которая создавала ощущение какой-то пустоты, несмотря на то, что каждый сантиметр пространства был выверен и продуман дизайнерами. На пороге Егор потянулся за поцелуем, но рассмеявшись, я ловко увернулась, не давая себе даже секундой возможности начать плыть в его объятиях.
— Мне пора. Есть дурацкое чувство, что по голове меня не погладят за ночёвку в твоём доме…
— Тебе девятнадцать. Мне кажется, что ты уже не должна спрашивать разрешения, где и с кем тебе проводить ночь.
— Егор, бабушка просто переживает.
Я еще раз чмокнула его в щеку и развернулась в сторону калитки, ощущая, как приятная утренняя прохлада спасительно осаживает навязчивое желание поменять свои шаги в обратном направлении.
— Моя, — окликнул меня его голос.
— М-м? — я обернулась с трепещущим чувством в груди.
Егор стоял в одних шортах, засунув руки в карманы и подперев голым плечом дверной проем. Он слегка наклонил голову, сверкнув своими разноцветными глазами:
— Я тебя хочу.
***Дверь в наш с бабулей дом была не заперта. Я осторожно разулась на пороге, прислушиваясь к звукам в комнатах и надеясь, что бабушка еще спит. Прошмыгнув по коридору, уже собиралась незаметно проскользнуть вверх по лестнице, как боковым зрением выловила бабушкин силуэт, сидящий за столом, перед которым дымилась чашка с каким-то горячим напитком.
— Привет, — я неловко замялась на своих двоих возле ступенек.
— Привет, — сухо ответила мне бабуля.
Но даже в утреннем пасмурном полумраке комнаты было невозможно не ощущать волны бабулиного строгого взгляда из-под нахмуренных бровей.
— Давно встала?
— Нет, полчаса назад.
Мое предчувствие оказалось правильным — бабуля не в восторге.
— Понятно… — я снова переминалась с ноги на ногу. — Ты же получала мое сообщение?
— Получала, — бабушкин ответ прозвучал все так же сухо и холодно.
— А… почему не ответила? Я ждала…
— Что мне надо было тебе ответить, Кира, в два часа ночи? — голос бабули повысился на полтона.
— Ба, понимаю, как это выглядит, но… — я набрала в грудь побольше воздуха, не желая слушать нотации, — но мне уже не десять лет и я, как бы, совершеннолетняя и отдаю отчёт в том, что делаю. Я же имею права на личную жизнь?
Выпалив эти мысли, внутри меня все сжалось в комок, надеясь, что это было не слишком грубо.
— Имеешь, — она даже не изменила свою интонацию.
«Прекрасно. А дальше то что мне говорить?», — я продолжала стоять у лестницы, нервно постукивая по перилам пальцами. Помолчав несколько секунд и не дождавшись больше никакой реакции от нее, я решила, что уже можно отправиться в свою комнату:
— Тогда посплю немного, а потом меня можешь загружать домашними делами, — произнесла я, поднимаясь по лестнице.
Но бабушкины слова заставили меня замереть на ступеньках:
— Ты сейчас так похожа на свою мать.
— Что? — я медленно развернулась, обескураженно смотря на нее.
— Это какое-то дежавю, — она покачала головой, закрыв свои глаза. — Дежавю двадцатилетней давности. «Я имею право на личную жизнь», — бабушка зачем-то процитировала сказанную мной же фразу.
— Ты о чем?
Бабуля сидела с закрытыми глазами и качала головой. Я спустилась с лестницы и присела за стол рядом с ней, аккуратно положив свою руку на ее ладонь. Она крепко сжала мои пальцы и открыла глаза, в которых стояли слезы.
— Ба…
— Кира, я все это уже видела двадцать лет назад с твоей матерью. Горящие глаза, распухшие от поцелуев губы, ночные приключения вне дома. Этот безумный затуманенный взгляд, эти заявления «я имею право…». Она сбегала из дома втихаря ночью, а утром от нее пахло мужскими духами, как и от тебя сейчас. Твоя мать не слышала и не видела ничего вокруг…
— Не надо меня сравнивать с ней, — я резко оборвала бабушку, ощущая в груди глухое раздражение. — Она не я.
— Кирюш, — она сжала мои пальцы, — я лишь вижу, как ты меняешься. И не могу понять — хорошо это или плохо. Была бы моя воля, то я посадила тебя под замок и не подпускала бы внучка Королевой к тебе на пушечный выстрел.
Я вскинула свои брови вверх, совершенно не ожидая услышать подобное заявление в адрес Егора.
— Ба, все не так, как ты думаешь. Егор он…
— Детка, — она чуть ли не взвыла, снова крепко схватив мою ладонь, — я это все уже слышала, и сама такими же фразами говорила. Ты видишь, только то, что хочешь видеть, а я вижу, что реальность. Поэтому и желаю уберечь тебя от ошибок, которые ты можешь совершить. Но понимаю, что и это не выход. Твою мать я спрятала, да так, что в выпускном классе по утрам ее очень часто стало тошнить…
Бабушка замолчала, убирая руки от моих, и нервно пригладила свои седые волосы. Я напряглась и с трудом пыталась начать переваривать то, что только что услышала.
— А как же рассказ про то, что Мила родила меня на первом курсе, и ты даже не знала.
— Про тебя я не знала, а вот про ее первую беременность догадалась сразу, — бабушкин голос дрогнул. — Думаешь почему твоя мать так люто меня ненавидит? За то, что я просто ее на ночные свидания не пускала?
Я непонимающе смотрела на нее, ощущая, как что-то неприятное сдавливает мои лёгкие. Бабушка глубоко вздохнула и тыльной стороной ладони смахнула слезу.
— В одиннадцатом классе твоя мать так же, как ты с дикими глазами бегала на свидания, пока я в целях безопасности буквально не закрыла ее на замок. Но и это не помогло, она сбегала ночью. Скандалили мы жутко. А через пару месяцев я поняла, что Мила беременна.
Она снова замолчала, а мое горло стянуло жгучей удавкой, не давая даже возможности вдохнуть.
— А потом я совершила то, что сломало жизнь твоей матери и, скорее всего, даже твою, — Бабушка смотрела просто в одну точку перед собой, а по ее лицу градом лились слезы.
— Сломало жизнь? — прохрипела я.
— Кира, я силой отправила твою мать на аборт, — произнесла она не своим голосом, проглатывая нервный всхлип. — Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, потому что сама воспитывала ребенка одна. Мила должна была закончить в школу, университет, а только потом думать о чем-то другом. Я мечтала, что переедем жить к морю. Это был мой план. А эта ее сумасшедшая любовь, ранняя беременность… Господи, если бы ты знала, как я себя ненавижу.
В комнате застыло все: воздух, звуки, чувства и эмоции, погружая меня в неестественную тишину. Бабушка закрыла лицо ладонями, а ее плечи задрожали. А я просто хлопала глазами и молчала, не веря во все то, что слышу.
— Так что Мила имеет полное право называть меня чудовищем, — она всхлипнула, а ее трясущиеся пальцы стёрли мокрые разводы с опухших щек. — Мне нет оправдания, Кира. Меня есть за что ненавидеть. И ты тоже можешь меня ненавидеть.
Я открыла рот, чтобы произнести хоть что-то, но получилось лишь схватить глоток воздуха. Мы сидели несколько минут молча под тихие бабушкины всхлипы. У меня не было слов. Да и эмоций тоже не было. Только давящее чувство пустоты.
— А потом твоя мать отлично притворялась, что вся эта история с абортом была благополучно забыта, — убрав ладони от лица, бабушка продолжила говорить, уставившись пустыми глазами перед собой. — Я успокоилась, надеясь, что Мила все правильно поняла и обдумала. Она окончила школу, поступила здесь в университет, как и планировалось, и уехала учиться. А через год Мила исчезла в прямом смысле этого слова, — она завертела пальцами кружку на столе. — Просто решила вычеркнуть меня из своей жизни. Мне пришлось обморочно лететь сюда и разыскивать ее через друзей, знакомых. А когда нашла, то она высказала мне все, о чем думала на протяжении этих лет.