Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да разве могут люди так поступать! – воскликнул он. – Это звери дикие… Таких надо убивать без всякой жалости.
– Вот этим мы и занимались, – ответил Щукин. – Каждый такой живодер получил то, что заслужил. Только боюсь, что на их место придут другие, которые окажутся ничем не лучше убитых нами.
Онуфрий крякнул, снова взял ложку и начал хлебать уху, которую приготовила для них хозяйственная донья Исабель.
– Олег, тебе надо срочно отправиться в столицу. Государь хочет переговорить с тобой о наших делах, с учетом увиденного тобой. Надо быть готовым к попыткам американцев отобрать у нас Калифорнию.
– Это что ж, ты, воевода, вот так запросто можешь попасть к царю? – удивился Онуфрий.
– Могу, – кивнул Щукин, отодвигая на край стола пустую миску и придвигая тарелку с жареным мясом. – Вот отдохнем здесь у уважаемого Виктора Ивановича и махнем в Петербург.
– А где этот самый Петербург? – поинтересовался Онуфрий. – И разве стольный город царя-батюшки не Москва?
– Петербург, Онуфрий – новая столица России. Построил ее на берегах Невы царь Петр Алексеевич. А Москва осталась второй столицей, в ней венчают на царствие царей.
– Чудно как-то, – покачал головой Онуфрий. – Вроде вы люди русские, а вроде и не совсем. Вижу, что православные – вон, на стенке у вас иконы с лампадами, а в крепости церковь имеется. А вот за стол вы сели, лоб не перекрестив и молитву не прочитав. Непорядок это…
– Ты прав, Онуфрий, – вздохнул Сергеев. – Мы православные, но часто забываем делать то, что положено. Но Господь милостив и простит нам грехи наши.
– Это так, – согласился Онуфрий. – Только непонятного в вас много. Вроде вы царю служите, но зовут его Николаем. А у нас правит государь Алексей Михайлович. Как такое может быть?
– Может, Онуфрий, может, – улыбнулся Щукин. – Сын Алексея Михайловича, царь Петр, и основал новую столицу на Неве. А его праправнук Николай Павлович правит в России сейчас.
Онуфрий от удивления открыл рот, потом перекрестился.
– Да как же такое может быть?! – воскликнул он. – И какой на дворе год?!
– Год сейчас на дворе 1842 от Рождества Христова, или 7350 от Сотворения мира, – ответил Сергеев. – А как ты, Онуфрий, со своими товарищами оказался в нашем времени – тайна сия велика еси.
Онуфрий все никак не мог прийти в себя.
– А нет ли во всем этом чародейства какого? – пробормотал он. – Ты, воевода, поцелуй крест. Он у меня не простой – в нем частица мощей Пантелеймона Целителя. Мне его привезли с монастыря на святой горе Афон.
Щукин встал из-за стола и приложился губами к почерневшему от времени серебряному кресту, висевшему на кожаном шнурке на груди Онуфрия.
– Видишь, ничего со мной не случилось – ни рога, ни хвост не выросли, – усмехнулся Олег.
– Значит, все, что ты сказал мне – чистая правда! – ахнул Онуфрий. – Как же нам жить-то?
– Правда, Онуфрий, чистая правда, – ответил Щукин. – А как жить дальше – можешь спросить у самого государя Николая Павловича. Я могу взять тебя с собой в Петербург. Только, чур, ничему не удивляйся, а если захочешь чего – спроси сперва у меня. Договорились?
– Договорились, – кивнул Онуфрий. – Так тому и быть. Эх, где наша не пропадала.
– Только ты, Онуфрий, товарищам своим пока ничего не рассказывай, – произнес Сергеев. – Придет время – они все узнают.
– Обещаю, – немного помявшись, произнес Онуфрий Степанов. – Только вы тут их не обижайте – они хорошо послужили царю Алексею Михайловичу. Думаю, что они еще послужат его потомкам…
* * *
Казачий десятник Фрол Сбитнев, наблюдая за жизнью людей в русской крепостице на берегу Великого моря, только диву давался. Нет, здесь было все, как и везде – правил землицей этой воевода Виктор Сергеев, а сторожевую службу несли казаки Славянского казачьего войска.
Войско это было наполовину русское, наполовину состояло из инородцев. Это для Фрола не было удивительным – в Сибири в казачьих ватагах тоже можно было увидеть людей самого разного роду-племени. Были тут и пленные литвины и ляхи, которых царь-батюшка поверстал в казаки и отправил нести государеву службу на самый край земли Русской. Были и местные крещеные инородцы, которые давали присягу государю и исправно служили ему.
Здешние казаки, однако, не были похожи на тех, привычных Фролу. Говорили они по-русски, только Фрол и его товарищи, с которыми он спасся после того, как их дощаники пожгли богдойские ратные люди, не всегда их понимал. Да и одеты они были в непривычную для Фрола одежду. Про оружие же и говорить нечего. Таких пищалей не видел раньше даже Онуфрий Кузнец, а он в них знал толк. Атаманом же казаков был здоровенный детина, звали которого Яков Бакланов. Силищи он был неимоверной – саблей своей он мог развалить человека на полтеи[29]. Правда, Фрол этого своими глазами не видел, но здешние казаки божились, что рассказы о богатырской силе их атамана – истинная правда.
Помимо казаков, местному воеводе служили здешние инородцы, коих называли индейцами. Жители крепости Росс старались их не обижать, насильно не крестили, хотя среди индейцев было немало православных. Крещеные ходили в церковь Пресвятой Троицы, находившейся в крепости, а те, кто оставался в язычестве, поклонялись своим небесным и подземным богам.
Русские учили индейских ребятишек счету и письму, а русские врачи лечили инородцев, причем они излечивали их от таких болезней, какие везде считались неизлечимыми. Инородцы же платили русским верной службой, были их глазами и ушами.
«Эх, – подумал Фрол, – если бы Ерофей Хабаров да Онуфрий Кузнец не были бы так жестоки к объясаченным ими народцам, то дючеры и дауры не стали бы помогать богдойским людям, и мы победили бы супостата в том сражении на Амур-реке. А ведь все жадность проклятая… Ну, сдали бы те соболей да лис чуть поменьше – ничего бы страшного не случилось. Только что теперь о том говорить…»
Онуфрий Степанов недавно отправился в далекий Петербург, новую столицу государства Российского. Фрол слышал о крепости Канцы на реке Неве[30] в Ингерманландии, которую в недавнюю войну со свеями захватили русские. Вот якобы на том самом месте сын государя Алексей Михайловича и построит город Санкт-Петербург. Как такое возможно-то – знать о том, что еще не произошло?
Онуфрий не стал ничего объяснять, обещав рассказать своим казакам после возвращения из этого самого Петербурга.
– Не знаю, братцы, так