– Словом, о том, что я намереваюсь говорить с этой девицей, ты ему поведал, – подытожил Курт, и парень лишь молча и понуро кивнул. – Просто отлично…
– Ты думаешь, что девушку убил обер-инквизитор, чтобы ты не смог поговорить с ней? – вклинилась Нессель и, не дожидаясь ответа, неуверенно и словно бы нехотя возразила: – Но если кроме него и майстера Ульмера никто не знал про это, то поступить так – навлечь на себя подозрения. И ведь ты сам слышал: убийца найден и не отрицает своей вины.
– «Магистратская тюрьма» – это подвал в ратуше? – не ответив, спросил Курт и, увидев понурый кивок Ульмера, развернулся к ближайшему мостику, ускорив шаг. – Стало быть, мне нужно туда.
– Хотите поговорить с парнем? – пытаясь не отставать от него, уточнил молодой инквизитор. – Не лучше ли подождать, пока он придет в себя? Думаю, сейчас он вряд ли будет способен и два слова связать.
– Однажды я уже подождал, и вот чем это кончилось… Его взяли ранним утром, сейчас уж скоро полдень; он будет вменяемым ровно настолько, чтобы отвечать на вопросы, а большего от него и не требуется.
Ульмер безмолвно шевельнул губами, явно намереваясь заспорить, но, в последний миг придержав возражения, переглянулся с Нессель и лишь вздохнул, зашагав дальше в унылом молчании, не произнеся более ни звука до самых дверей ратуши. Тюремный охранник – неопределенного возраста вооруженное нечто, которое язык не поворачивался назвать солдатом или стражем, наверняка такой же доброволец из горожан, как и «следователи» у дома убитой, – невнятно и как-то растерянно поздоровался с Ульмером, потом долго и опасливо рассматривал Сигнум приезжего майстера инквизитора, бормоча что-то себе под нос, и, наконец, проводил господ дознавателей к камере с заключенным – отгороженному решеткой сырому вонючему закутку. Дверь в камеру заперта не была, а арестант попросту валялся на полу у стены, сотрясая окружающий мир мощным, раскатистым храпом.
– Да он же все равно никакой, – пожал плечами охранник в ответ на упрек майстера инквизитора. – Куда он денется-то?
– Свободен, – отмахнулся Курт и, проводив взглядом бурчащего горожанина, распахнул решетчатую дверь.
Перед неподвижным телом арестанта он присел на корточки осторожно, стараясь ненароком не ткнуться коленом в покрытый многолетней грязью пол, и перевернул на спину спящего лицом вниз человека, встряхнув его за плечо. Тот замычал, всхрапнув громче прежнего, поморщился, зачавкал губами, уронив на пол длинную нитку слюны, однако проснуться так и не соизволил.
– Эй! – окликнул Курт, встряхнув парня сильнее, и, не увидев ответной реакции, отвесил ему звонкую оплеуху. – Просыпайся.
Мутный взгляд из-под медленно приподнявшихся опухших век устремился мимо майстера инквизитора, вперившись в каменную стену; несколько мгновений арестант лежал неподвижно, явно пытаясь собраться и возвратиться к реальности, и перевернулся набок с недвусмысленным намерением снова провалиться в забытье.
– Эй-эй-эй! – повысил голос Курт и, сгребши парня за воротник, рывком приподнял, усадив и прислонив к стене спиной. – Не спать.
Тот застонал, схватившись руками за голову и сдавив виски ладонями, и снова открыл глаза, глядя прямо перед собою уже чуть более осмысленным, хотя и по-прежнему тусклым взглядом.
– Имя? – спросил Курт, сдвинувшись чуть в сторону, чтобы оказаться прямо напротив лица арестанта и, не услышав ответа, повторил громче: – Имя! Как зовут?
– Ральф… – хрипло отозвался парень и тяжело, будто шею его сдавливали колодки, повернул голову, тупо уставившись на своего мучителя. – Ты… хто? Где это я?
– Инквизиция, – коротко пояснил Курт, приподняв Знак за цепочку к самым глазам арестанта, и кивнул на решетку позади себя: – А ты в тюрьме.
– Чо?.. – проронил Ральф, растерянно мигнув, и, пошатнувшись, попытался распрямиться. – Какая еще, к черту, Инквизиция, почему тюрьма…
Курт промолчал, не попытавшись вынести парню порицание за непочтительность к следовательскому чину в частности и священному ведомству в целом; несколько мгновений он сидел неподвижно, дожидаясь, пока во взгляде напротив поселится хоть в какой-то степени осмысленное выражение, и ровно поинтересовался:
– Ну, как? Вспоминаешь, почему тюрьма?
– Я вчера… – пробормотал Ральф и снова застонал, зажмурившись и стиснув голову еще сильнее: – Это не приснилось…
– Что именно? – уточнил Курт все так же сдержанно. – Что помнишь о вчерашнем вечере? Что ты сделал?
– Попить… дайте… – выдавил парень, не открывая глаз; он кивнул:
– Непременно. После того, как ответишь на мои вопросы. Так что ты вспомнил сейчас? Что тебе «не приснилось»? Почему ты в тюрьме – понимаешь? Помнишь?
– Дайте воды! – сиплым шепотом выкрикнул тот, и Курт повторил, чуть повысив голос:
– Сначала ответы, Ральф. Я спрашиваю, ты отвечаешь. Это – понятно? Итак, – продолжил он, когда арестант снова застонал, облизнув пересохшие губы и поморщившись от очередного приступа головной боли, – что ты помнишь о вчерашней ночи и почему, как ты думаешь, ты очнулся в тюрьме?
– Гретхен… – проговорил парень с усилием. – Я ее убил вчера… Господи, я проснулся и подумал, что это был сон…
– К твоему и ее несчастью – нет, не сон, Ральф. Как это случилось и почему?
– Я не знаю… Мы повздорили, она стала смеяться и нести всякие глупости, и я не выдержал… Я напился вчера, сильно.
– Это я заметил, – вздохнул Курт. – Хорошо, зайдем иначе… Где пил и с кем? Это – помнишь?
– Ни с кем, один, – все так же не открывая глаз, выцедил арестант сквозь плотно стиснутые зубы, явно сдерживая внезапную тошноту. – У этого… в этом… в гадюшнике…
– Где? – нахмурился Курт. Ульмер позади кашлянул, привлекая к себе внимание, и чуть слышно пояснил:
– Пивнушка в том квартале. Дешевая и с дурной репутацией. Я знаю, где это, если надо – покажу, майстер Гессе.
– К тебе никто не подсаживался, не заговаривал с тобою, не подходил? – молча кивнув сослуживцу, продолжил он. – Хотя бы на несколько мгновений, хотя бы перекинуться парой слов? Девица какая-нибудь, приятель, незнакомец?
– Нет.
– Никто не подходил или ты не помнишь?
– Да никто, сказал же! – тяжело простонал Ральф. – Господи, как плохо…
– Встречу своей Гретхен ты назначил до или после того, как нагрузился?
– Дайте попить… – снова попросил арестант, с усилием разлепив глаза, и сполз по стене на пол, по-прежнему сжимая голову ладонями. – Сил нету…
– До или после, Ральф? – повысил голос Курт, и тот страдальчески покривился:
– Господи… До того! Вчера еще, утром! Потому и выпить решил – для смелости. Я поговорить хотел! А она знай свое твердит – «не брошу его, но и тебя не оставлю», и смеется… Гретхен! – простонал он болезненно и вдруг завыл, изогнувшись, точно в судороге, и запрокинув лицо к потолку. – Что ж я наделал… сучка ты драная… довела-таки, тварь!.. Девочка моя…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});