Читать интересную книгу Черный Гетман - Александр Трубников

— Откуда? — ответил тот. — Я ведь сам в Киеве без году неделя…

— Ладно, — кивнул Ольгерд, — тогда мы с тобой здесь подождем, чтобы своими видом никого не спугнуть, а Измаил с Сарабуном в разведку пойдете. У вас одеяния богомольцев, вам скорее откроют. Сарабун, пойди в соседний дом, представься лекарем, что ищет работу, да расспроси, кто здесь обитает. Измаил, проскочи задами, осмотри дом со всех сторон и попробуй в окна заглянуть.

Египтянин, ни слова не говоря, вмиг скользнул вдоль забора и скрылся в зарослях. Сарабун кивнул и зашагал по улице, волоча ноги, словно усталый путник.

— Думаешь, Душегубец там? — шепотом спросил Шпилер.

Ольгерд пожал плечами.

— С него станется. После убийства в монастыре его, поди, по всем дорогам ловят. Никто не догадается в старом городе искать.

— Какое еще убийство?

Ольгерд вспомнил, что Шпилеру ничего не известно и в двух словах рассказал о событиях трех последних дней. Не успел он закончить, как из воздуха соткался Измаил.

— За домом старый сарай, на задах огороды. Грядки по склонам идут до самого низу. А внизу какое-то село. В самом же доме имеется задний вход, но он заперт наглухо. В окна я заглянул. Там темно, ничего не видно, но шевеление какое-то было. Думаю, что внутри не меньше двух человек.

— Подмогу надо бы звать, — предложил Шпилер. — Может направим кого к воеводе?

— Сами справимся, — отрезал Ольгерд. — Там их при любом раскладе вместе с хозяином человек пять от силы. Толпой после нападения на монастырь они в Верхний город прийти бы не рискнули. Опять же, коней на подворье не видно, стало быть и всадников нет. А главное, они нас не ждут.

— А если там Душегубец?

— В сарай заглядывал? — спросил Ольгерд у Измаила.

— Да, — кивнул тот. — Пусто.

— Навоз лошадиный, сено, седла, торбы из-под овса там есть?

— Нет.

— Стало быть, нет там и Душегубца, — уверенно заключил Ольгерд. — Людей спрятать в городе легче легкого, коней — невозможно. Особо тех, что я у разбойников видел.

Сарабун вернулся нескоро. Уже забеспокоились, когда лекарь, сопя и отдуваясь, вышел из соседской калитки. Махнув там кому-то рукой, он деловито прошлепал вдоль улицы и, лишь зайдя за угол, чуть не вприпрыжку рванул в укрытие, где ждали его компаньоны. Отдышавшись, рассказал:

— Это польский конец, или, как они сами его называют, "край". Тут со времен унии живут шляхтичи из незнатных. Хозяина дома не было, а хозяйка, пани Агнесса, маялась гемикранией, или, как говорят французы, мигренью. Узнав, что я лекарь, вцепилась мертвой хваткой: лечи. Озолотить обещала. Пришлось, чтобы подозрения отвести, по-скорому в огороде коренья изыскать и отвар приготовить. Как панне Агнесе полегчало, так она про свое обещание, конечно забыла. Выдала всего полталера серебром, но зато все что знала мне выложила. В этом доме, — Сарабун кивнул на здание за забором, — живет в спившийся шляхтич Черневецкий герба Абданк. Его бы уже давно отсюда турнули не казаки, так московский воевода, но к Абданкам приписан сам гетман Хмельницкий, поэтому его никто не трогает. Жену Черневецкий схоронил пять лет назад, сам же кормится доходами с небольшого поместья, где, по словам панны Агнесы, самый поганый клевер во всей округе. Из дому он почти не выходит, лишь изредка берет на постой путников, да проезжих купцов. И не ради прибытку, а чтобы была кампания для пьянства.

— Он что, родственник здешнего князя? — не уловив всех тонкостей рассказа, спросил Измаил.

— Нет, — пояснил Ольгерд. — У польской шляхты нет, как у французов и германцев, собственных гербов. Каждый, хоть родич, хоть выкрест, хоть новопожалованный дворянин, приписывается к уже существующим. Так что наш Абданк Черневецкий скорее всего Абданка Хмельницкого в жизни в глаза не видел. Ну да ладно, не в этом тело. Нужно бы к нашему шляхтичу тоже на постой попроситься…

— Сегодня видели там кого? — спросил Сарабуна Шпилер.

Лекарь отрицательно мотнул головой.

— Сегодня нет. Хозяин, как я говорил, в отъезде, хозяйка весь день на лавке провалялась с мокрым полотенцем на лбу, а слуги у них настолько забитые, что докторов боятся пуще татар — при моем появлении все попрятались.

Ольгерд поразмышлял с минуту, прикидывая диспозицию.

— Значит так. Сарабун, ты стой у калитки, приглядывай, кто по улице идет. Увидишь оружных или тех, что в дом направляются — начинай немедля кричать: "Пьявки, пьявки"! — это будет нам знак. При малейшей опасности беги и хоронись в кустах. Шпилер, ты приготовь оружие, займи позицию за домом, под сараем. Кто выскочит чужой — стреляй. Добрый человек из дому задами тикать не станет.

— А я? — спросил Измаил.

— Спрячь под свой балахон нож и иди за мной. Сейчас, чтобы в дом проникнуть, кумедию будем изображать. Главное, чтобы нам дверь отворили, а дальше-как сложится.

Ольгерд подбоченился, враскачку, по-хозяйски протопал по улице, распахнул калитку, подошел к запертой двери, и начал безжалостно молотить в нее кованым носком сапога.

За окном заметались тени. Не открывали долго. В конце концов, когда Ольгерд начал орать на всю округу, что, мол, немедля позовет стрельцов и разнесет "ляшскую избу" по бревнышку, из сеней послышался скрипучий голос, неуклюже пытающийся изобразить только что проснувшегося человека:

— Кого там черт принес, Матка Боска?

— Ты, что ли, лях Черневецкий будешь? Открывай! — подпустив в голос наглости государева человека, крикнул Ольгерд. — Я пристав из воеводской сотни. Новый указ вчера вышел: чтобы, значит, вам, ляхам-еретикам, брать на постой православных богомольцев, которые в святую Софию молиться приходят. Такая вам за еретическую подлость повинность теперь положена. Вот я тебе первого божьего человека и привел. Принимай, накорми, напои, да спать уложи. Устал он с дороги…

Дверь растворилась неожиданно тихо. "Петли салом мажет, чтоб по ночам гостей без шуму впускать и выпускать" — отметил про себя Ольгерд. На пороге стоял сутулый поляк с длинным прямым носом, нечесаной головой и свисающими жидкими усами.

— Черневецкий — ты?

— Ну, так! Я!

— Тогда посунься! Хоромы твои велено осмотреть.

— Пся крев! — ругнулся Черневецкий. — Какие еще постояльцы? У меня охранная грамота от самого войта…

Ольгерд, входя в роль государева человека, как мог насупился, положил руку на сабельную рукоять:

— Вот ужо сделаю я тебе и войта и грамоту, лях поганый! А ну-ка отвянь в сторону, пока я тебя арештовать не велел…

Гонору у шляхтича поубавилось. Забегав глазами, он сделал шаг назад и непроизвольно оглянулся, выдавая притаившуюся в доме засаду. После того как Ольгерд втиснулся в сени, лях тихо и примирительно забубнил:

— Слушай, жолнер. А если ты меня не застал? Или к примеру, маеток мой оглядел, но решил, что для постоя богомольцев по бедности и убогости непригоден? — В руке у просителя сверкнул серебряный талер.

Ольгерд скосился на взятку, хмыкнул, обернулся к топчущемуся на крыльце Измаилу, подмигнул мигнул ему, мол внимателен будь, Черневецкому же ответил:

— Ладно. Дело твое решим. Воды только дай попить.

— Это с радостью, — засуетился хозяин. Неловко ткнув Ольгерду приготовленный талер, он метнулся в угол к ведру, над которым висела на гвозде деревянная кружка.

Ольгерд собрался, словно перед прыжком, сделал шаг в глубину просторных сеней, дождался, пока хозяин развернется спиной и врезал ему кулаком по стриженому затылку. Не успело грузное тело осесть на пол, как в сени влетел Измаил. Ольгерд приостановил его рукой, приложил палец к губам и нырнул уткой в дверь, которая вела в залу. Над головой бахнуло, зазвенела разбитая пулей посуда. Теперь сомнений не оставалось — в доме прячутся именно разбойники. Кто же еще, находясь в здравом уме, будет стрелять в воеводиного пристава?

Ольгерд выпрямился и развернулся к стрелявшему, успев при этом вынуть саблю из ножен. Увидев это, разбойник отшвырнул бесполезный пистоль и сделал выпад длинным прямым кинжалом. Едва успев уйти от удара, Ольгерд подался назад и ответ рубанул по руке сверху вниз. Разбойник скрючился и стал медленно оседать на почерневшие доски пола.

Пока Ольгерд управлялся с первым противником, мимо них прошелестел рясой Измаил. Он влетел в залу и огляделся по сторонам. Не обнаружив там ни души, египтянин скрылся в дальней комнате, откуда немедленно донесся звон скрещенных клинков. Чуть погодя откуда-то с задов ляшской усадьбы донесся выстрел. С момента, когда Ольгерд проник в дом, прошло не больше минуты, а все, кто имел несчастливую долю сидеть засадой внутри, враги были убиты или захвачены в плен.

Всего же в доме, как выяснилось, было четверо злоумышленников. В заднюю дверь впятился Шпилер, волоча за ногу мертвого татя. Из комнаты, приставив к горлу острый кинжал, вывел одного Измаил. Ольгерд вернулся в сени, взял за шиворот, словно напроказившего пса, и приволок, бросив посреди залы еще не пришедшего в себя Черневецкого.