Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь мы имеем возможность осмотреть этот оборонительный рубеж. Успех всей операции решала стремительность развития боевых действий. Промедли час — и противник взорвет переправы, перебросит солдат в заранее подготовленные оборонительные сооружения, и опять придется брать их в тяжелых боях. Подразделения генерала М. А. Сиязова с ходу врываются на мосты и на железнодорожный узел. Все мосты- немцы не успели их взорвать (а один поврежденный мост наши саперы восстановили через два часа) — и железнодорожные пути они захватывают в полной исправности. По мостам немедленно переправляются не только пехота, но и артиллерия, в том числе даже тяжелая.
Штаргард взят штурмом.
Тысячные толпы русских, украинцев, поляков, белорусов выходят в эти дни на Штеттинское шоссе. Они идут на восток, на родину. Вот один из них — Остап Криворучко. Угнанный в неволю еще в 1942 году, на немецкой каторге он поседел, состарился не по годам. Украинец рассказывает:
— Вчера совсем умирать собирался, сил не оставалось. А сегодня отмахал уже двадцать километров. Вот что значит свобода!
В деревне Панзин, под Штаргардом, наши войска обнаружили библиотеку Академии наук Белорусской ССР, вывезенную сюда немцами. Библиотека взята под охрану.
За Штаргардом сопротивление немцев усиливается. Они бросают в бой все, чтобы удержать дороги, по которым стараются вырваться на Штеттин их разрозненные части. Войска генерал-полковника П. А. Белова штурмуют последние рубежи врага на восточном берегу Одера, на подступах к городу Альтдамму.
Генерала Белова, героя обороны Москвы и Тулы, теперь ведущего свои войска на Штеттин, я нахожу в его штабе. Беседую с ним о только что виденном в пути. Он рассказывает:
— Тут у нас много героев московской обороны: генерал Сиязов, полковник Пономаренко, полковник Мальков. Устояли перед немцами под Москвой, дали им там первый урок, набили морду. Ворвемся и в Штеттин!
И в Берлине будем!
Так и пишите.
8 марта 1945 года.
Снова в путь
Достается же нашей фронтовой эмке! Основательно поколесив по Центральной Померании, сегодня помчимся строго на запад, то есть прямо на Берлин, через город Кюстрин, на окраинах которого завершаются ожесточенные бои.
Кюстрин лежит на центральной магистрали, ведущей в Берлин. Берлинское шоссе от восточных границ Германии через Шверин и Королевские леса прямой асфальтовой лентой проходит через Кюстрин, а оттуда — через реку Одер. Старинный крепостной город плотно прижался к берегам Варты и Одера, с юга прикрылся широкой болотистой поймой и густой сетью маленьких озер.
Прежде чем тронуться в путь, я заскочил к оперативникам штаба фронта: следует запастись необходимыми сведениями из самого верного источника. Вот что они мне сообщили:
— Кюстрин действительно крепкий орешек. Наши войска, очистившие восточный берег Одера, не смогли сразу его занять. Правда, севернее и южнее этого города-крепости наши подразделения форсировали Одер и создали на западном берегу прочные плацдармы. Борьба за Кюстрин была исключительно тяжелой. Наши войска могли наступать только в узеньком треугольнике между берегами Одера и Варты. Гарнизон города, разделенного на боевые участки, получил строгие инструкции: лечь костьми, но не пустить русских в Кюстрин. Поэтому бой шел за каждый дом и квартал.
10 марта 1945 года.
Не было печали…
Сегодня с нами произошла забавная история. С Яковом Макаренко, правдистом, и Николаем Ковалевым, корреспондентом союзного радио, мы возвращались из батальона Войска Польского, действующего в боевом содружестве с нашими войсками. Мы опешили на телеграф. Хотелось скорее передать в газету корреспонденцию о том, как советские и польские части окружили и добивали корпус эсесовских войск.
Мы решили возвратиться в штаб фронта более короткой дорогой. Командир батальона майор Левкович предупредил: «В лесу бродят немецкие солдаты». Это нас не смутило.
Едем минут сорок. Ни встречных машин, ни впереди идущих. Шоссе безмолвно и пустынно. Вдруг шофер Иван Иванович Пронин, исколесивший со мной по дорогам войны около ста тысяч километров, трогает меня за руку:
— Товарищ майор, посмотрите направо!
Из леса к шоссе, наперерез нашему автомобилю, бегут немцы, человек пятнадцать. Вооружены автоматами и гранатами. Что делать?
Возвращаться? Поздно. Проскочить? Не успеем, да и совестно. Отстреливаться? Силы явно неравные. Решаем остановиться, выйти из машины и, если придется, принять бой. На нашем вооружении три пистолета и автомат… Но приходит неожиданная развязка: гитлеровцы, подбежав к шоссе, поспешно бросают оружие и поднимают руки. В недолгих переговорах выясняем — они хотят сдаться в плен и просят скорее доставить их под охрану наших солдат: командование СС послало за ними погоню, их могут убить.
Пленные стоят перед нами с поднятыми руками. Их оружие на земле. Они ждут решения. А мы не можем принять решения! Сопровождать их пешком — далеко, в автомобиле все не уместимся. Вот уж, действительно, «не было печали!»
Пока мы советуемся, как быть, старшина Пронин устремляется на шоссе: навстречу несется грузовая машина. Ее-то на радостях мы и останавливаем. Ребята из трофейной команды забирают в кузов немецкое оружие, принимают на борт пленных и скрываются за поворотом. Мы облегченно вздыхаем.
Чего только не бывает на войне!
30 марта 1945 года.
Идет советская кавалерия
Над Померанским плоскогорьем, над сосновыми лесами, над полуразбитыми деревушками, — над всей округой, где только что гремели бои, сиял розовый закат. Тишина вместе с сумерками обволокла землю.
Вдруг послышался дробный цокот копыт и легкое похрапывание коней. Лихо взвилась веселая кавалерийская песня. Советские конники выходили на дорогу, ведущую в Берлин. Кони, как на подбор, рослые, одномастные в каждом эскадроне. Сбруя — кожаная, первосортная. Повозки, тачанки, кухни, фургоны блестят свежей зеленой краской. А кавалеристы — молодцы в кубанках, подтянутые, загорелые — выглядят красавцами.
Один офицер сказал мне:
— В таком виде не стыдно показаться не только в Берлине, а и в Москве!
Нескрываемое чувство удовлетворения светилось и на лице командира корпуса генерал-лейтенанта В. В. Крюкова. Его машина сновала по дорогам Померании. Генерал встречал полки на марше.
В этот вечер и я видел марш конников. Это они под командованием легендарного генерала Доватора громили немцев под Москвой. С генералом Крюковым совершали глубокие рейды по
Смоленщине. Первыми вырвались «а Десну, форсировали ее. Прошли Белоруссию. Вклинились в немецкие колонны в Польше, а затем в Померании.
Накануне, перед походом, на офицерском собрании я слушал речь комкора. Он взволнованно говорил:
— Гордо пронесем наши победные знамена и еще раз прославим перед миром советскую конницу, нашу красную кавалерию!
Сколько славных подвигов скрывалось, за этими словами генерала! Когда, рассекая немецкую оборону, конники Крюкова миновали Польшу и вышли к Померанскому валу немецкой обороны, кавалеристы из полка Хусима Алиева локировали, взяли в плен или уничтожили гарнизоны тридцати дотов. Москвич Василий Таланов с небольшой группой спешенных конников атаковал многоамбразурный дот и выкурил из него семнадцать солдат, кричавших в безумном ужасе:
— Русская кавалерия! Сдаюсь! Гитлер капут!
Наши кавалеристы догоняли немецкие отступающие колонны, врубались в их ряды. Совершали глубокие ночные обходы и брали в стальные тиски большие группы фашистских войск. Потом по частям громили гитлеровцев нещадно, пока те не поднимали руки, прося пощады.
В дни наступления у конников не было линии фронта в общепринятом понятии. Они за сутки несколько раз меняли курс, устремляясь туда, где появлялся противник.
Я проехал места, по которым прошли конники Крюкова. На пути лежали груды разбитой немецкой техники. Но вот совершенно целый немецкий городок Польцин, даже витрины магазинов без пробоин: кавалеристы взяли его лихим налетом — неожиданной ночной атакой.
Ночью кавалеристы эскадрона Сергеева с ошеломляющей скоростью устремились к городу. Миновав две деревни, в которых находилось по роте немецких солдат, они через час оказались в центре Польцина. Город спал. На станцию пришли два поезда. Один с танками и самоходками, другой — с беженцами. Их приняли наши кавалеристы.
Пока одна часть кавалеристов встречала поезда на станции, другая «осваивала» центр города. В домах еще кое-где сквозь шторы пробивался свет. По улицам, прижимаясь к стенам домов, шли люди.
Кавалеристы растеклись по переулкам. Сергеев с группой офицеров остался на площади. На него в темноте наскочил велосипедист. Сергеев прикладом сшиб его, схватил за шиворот, поднял, осмотрел. Оказался немецкий майор — представитель комендатуры города, выехавший на поверку патрулей.
- Осколком оборванная жизнь - Николай Иванович Алексеев - Биографии и Мемуары / О войне
- «Максим» не выходит на связь - Овидий Горчаков - О войне
- Сердце сержанта - Константин Лапин - О войне
- Баллада о битве российских войск со шведами под Полтавой - Орис Орис - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- У самого Черного моря. Книга III - Михаил Авдеев - О войне