Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не правда-ли, какъ это занятно, что у насъ дядя казакъ…
На углу Михайловской, гдѣ былъ громадный домъ-дворецъ Елисѣева, нельзя было не остановиться. Въ гигантскихъ окнахъ — въ Петербургѣ еще и не было такихъ — горами сласти и фрукты были навалены. Большая кисть желтыхъ банановъ съ потолка свѣшивалась, финики въ длинныхъ овальныхъ коробкахъ, винныя ягоды, изюмъ трехъ сортовъ, яблоки пунцово-красныя, зеленыя, оранжевыя, почти бѣлыя, розовыя, длинныя, продолговатыя Крымскія, плоскія, какъ рѣпа — «Золотое сѣмячко», виноградъ восьми сортовъ, апельсины, мандарины, ананасы — все глазъ ласкало и странныя мысли о далекихъ странахъ навѣвало. Когда двери открывались, изъ ярко освѣщеннаго магазина тянуло прянымъ, «экзотическимъ» запахомъ ванили и плодовъ.
— Какіе мандарины! — воскликнулъ Гурочка. — Ты видишь, Женя?.. Больше апельсиновъ… И совсѣмъ плоскіе. Это изъ подъ Батума. А тамъ японскiе какисы… Такихъ у насъ на елкѣ не будетъ.
— Ты завидуешь?
— Ничего подобнаго… Мама вѣрно говорить: — Бога гнѣвить нечего… все у насъ есть… слава Богу, сыты, обуты, одѣты. А вѣдь есть голодные… Мама всегда учила — не смотри на богатыхъ и не завидуй имъ, а смотри на бѣдныхъ и жалѣй ихъ.
— Мамина мудрость.
Не доходя до Мойки Гурочка потащилъ сестру переходить Невскій. Женя догадалась въ чемъ было дѣло.
— Часы?..
— Да. У Буре.
Окна часового магазина были высоко надъ землею и надо было издали смотрѣть на выложенные на бархатные щиты золотые, серебряные и темной стали кружки часовъ.
— Постоимъ, — вздыхая сказалъ Гурочка.
— Хороши?
— Оч-чень.
— Kакiе же тебѣ приглянулись?..
— Вонъ тѣ маленькіе… никкелевые… со свѣтящимся циферблатомъ и съ ремешкомъ.
— Будутъ твои… Только это большой секретъ и прошу меня не выдавать. Мама сказала, что дѣдушка еще шой секретъ и прошу меня не выдавать. Мама сказала, что дѣдушка еще на прошлой недѣлѣ прислалъ тебѣ на часы.
— Женя!.. милая!..
— А ты знаешь, что мы пошлемъ дѣдушкѣ. Это Шура придумала. Молитвенникъ въ переплетѣ темнаго бархата. Каждая страница въ узорной цвѣтной рамкѣ. Узоръ вездѣ старинный, Русскій. Сто страницъ въ молитвенникѣ, и узоръ нигдѣ не повторяется. Это очень дорогое Сінодальное изданіе. Я видала. Очень красиво. Оч-чень!
— А папѣ — масляныя краски. Какъ давно онъ мечтаетъ о нихъ. Это рѣшено…
— Да, Шурѣ поручено ихъ подобрать.
— У Даціаро?..
— У Аванцо. Хочешь посмотримъ?..
Гурочка понялъ хитрость сестры и локтемъ прижалъ ея локоть.
— Знаемъ… знаемъ, — сказалъ онъ.
— Ну, что знаешь, — притворно равнодушно сказала Женя. — Ничего ты, мой милый, не знаешь…
Но у нотнаго магазина Юргенсона Женя замедлила шаги, а потомъ и вовсе остановилась. Ни интереснаго, ни красиваго тамъ ничего не было. Разложены были нотныя тетради съ крупными заголовками, но за стеклянными дверями блѣдно-голубыя, розовыя и бѣлыя афиши висѣли. Онѣ-то и привлекли вниманіе Жени.
«Концертъ солистки Императорскихъ театровъ Mарiи Ивановны Долиной»… «Концертъ народной пѣсни Надежды Васильевны Плевицкой»… «Концерть Анастасіи Димитріевны Вяльцевой»… Вечеръ романса… Концертѣ… концертѣ… концертѣ…
Эти афиши точно заколдовали Женю. Она и холодъ позабыла. Маленькія ножки въ старенькихъ ботинкахъ стыли на снѣгу. Женя толталась на мѣстѣ и все не могла отойти отъ этихъ заманчивыхъ афишъ. Открывалась дверь магазина. Душистымъ тепломъ тянуло оттуда. Видны были пустые прилавки и скучные шкапы съ картонками. Женѣ казалось, что несло изъ магазина запахомъ сцены и эстрады, ароматомъ артистической славы. Сюда за нотами ходили артистки.
Артистки!!.
Гурочка равнодушно просматривалъ афиши.
— Вотъ и тебя, Женечка, когда нибудь такъ аршинными этакими буквищами про-пе-чатаютъ: — «концертъ пѣвицы Евгеніи Матвѣевны Жильцовой»… Да, нѣть!.. Ты будешь въ оперѣ… И я, гимназистъ седьмого класса, изъ райка буду неистово орать: — «браво Жильцова!.. Жильцова бисъ!»…
— Тише ты!.. Съ ума спятилъ!.. На насъ оборачиваются… Смотрятъ на насъ.
— Привыкай сестра… Артистка!.. Талантище!..
— Идемъ домой… Поди, тоже замерзъ, какъ и я…
III
Артистка!..
И точно Женя мечтала стать артисткой. Все это такъ неожиданно, чисто случайно вышло нынѣшнимъ лѣтомъ.
Женя гостила у тети Маши на дачѣ въ Гатчинѣ. На стеклянномъ балконѣ въ одномъ углу горничная на гладильной доскѣ горячимъ утюгомъ гладила бѣлье трехъ барышень, двоюродныхъ сестеръ Жени — Шуры, Муры и Нины, въ другомъ Женя разсыпчатое тѣсто для печенья готовила. Съ пальцами, перепачканными масломъ и мукою Женя во все горло пѣла по памяти, слышанный ею отъ матери старинный романсъ.
— «Не искушай меня безъ нуждыВозвратомѣ нѣжности твоейРаз-очарованному чуждыВсе обольщенья прежнихъ дней»…
— Вотъ хорошо то, барышня, чистый соловей, — похваливала горничная, нажимая утюгомъ на плойку.
Воробьи за раскрытыми окнами трещали. Въ зелени яркихъ турецкихъ бобовъ съ коралловыми кисточками цвѣтовъ рѣяли бабочки. Голубое небо висѣло надъ садами. Томительно прекрасна была тишина жаркаго полудня.
— «Нѣмой тоски моей не множь,Не заводи о прежнемъ слова,Такъ другъ заботливый больногоЕго дремоты не тревожь»…
Внезапно дверь отворилась и прямо на балконѣ появился человѣкъ въ соломенной панамѣ, въ свѣтломъ летнемъ костюме и съ тростью въ рукѣ.
Женя, какъ испуганная птичка, вспорхнула и умчалась, оставивъ доску, стеклянную рюмку и рядъ желтоватыхъ кружковъ на желѣзномъ листѣ. Горничная вопросительно смотрѣла на вошедшаго.
— Скажите, милая, кто это у васъ тутъ пѣлъ?..
— А пѣлъ-то кто?.. А барышня наша, Евгенія Матвѣевна.
— Могу я видѣть ея мамашу?
— Маменька ихъ здѣcь, тоже въ гостяхъ… Если чего надо, скажите, я пойду доложу. Какъ сказать-то о васъ прикажете?
— Скажите, господинъ Михайловъ изъ Русской оперы.
Женина мать, Ольга Петровна, получивъ докладъ, вышла на балконъ. Она была смущена. На ея свѣжихъ щекахъ проступили красныя пятна. За дверью невидимыя и неслышныя стали Женя и ея двоюродная сестра Шура.
— Простите меня, сударыня, — сказалъ господинъ Михайловъ. У него были мягкія манеры и вкрадчивый пріятный голосъ. — Можеть быть, мое вторженіе покажется вамъ неделикатнымъ и совершенно напраснымъ для васъ безпокойствомъ. Но, какъ артистъ, я не могъ… Я проходилъ мимо вашей дачи, когда услышалъ пѣніе… Божественный, несравненный романсъ Глинки. Я просто таки не могъ не зайти и не поинтересоваться, кто же это такъ очаровательно поетъ? Сказали — ваша дочь… Простите, ваша дочь училась?.. учится?.. готовится куда нибудь?..
— Нѣтъ. Она сейчасъ въ гимназіи… Она только въ церковномъ хорѣ поетъ. Вотъ и все.
— Но вѣдь это несомнѣнный талантъ!.. Голосъ!.. Ей необходимо учиться… Такая рѣдкая чистота, такой тембръ… Фразировка… Можно думать, что ей кто нибудь уже поставилъ голосъ. А вы говорите, что это безъ работы, безъ тренировки… Это-же феноменально…
Ольгѣ Петровнѣ ничего не оставалось, какъ пригласить господина Михайлова въ гостиную. Неудобно казалось оставить его передъ пахнущими ванилью кружками изъ теста и простенькими панталончиками въ плойкахъ Шуры, Муры и Нины.
Господинъ Михайловъ сѣлъ подъ высокими фикусомъ, въ кресло, поставилъ между ногъ палку съ золотымъ набалдашникомъ, повѣсилъ на нее свѣтло-желтую панаму и съ тѣми актерскими, плѣнительными ужимками, которыя невольно покоряли смущенную Ольгу Петровну, сладкимъ ворковалъ баритономъ:
— Я могу устроить вашей дочери пробу у Феліи Литвинъ.
— Я не знаю право… Моя дочь раньше должна окончить гимназiю.
— Я понимаю, сударыня… Я все это отлично даже понимаю. Можетъ, васъ стѣсняетъ?.. Нѣтъ?.. Увѣряю васъ… госпожа Вельяшева съ удовольствѣемъ займется съ вашей дочерью… А тамъ консерваторія… И, если ничего неожиданного не случится, — сцена ей обезпечена.
— Сцена?..
Господинъ Михайловъ только теперь замѣтилъ большой и видимо семейный портретъ красиваго почтеннаго священника съ наперснымъ крестомъ, висѣвшій на стѣнѣ противъ него и поспѣшилъ добавить:
— О! Ничего, сударыня, предосудительнаго. Императорская сцена!.. Вы сами, вероятно, слыхали: — Мравина, Куза, Славина, Рунге, Долина вина, Куза, Славина, Рунге, Долина — все дочери почтенныхъ отцовъ!.. Супруги, можно сказать, сановныхъ лицъ… Строгіе нравы Императорской сцены извѣстны… Артистка за кулисами творитъ крестное знаменіе прежде чѣмъ выйти на сцену…
- Подвиг - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Степь - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Выпашь - Петр Краснов - Русская классическая проза