интересного в них нет. Люди как люди. Но Лили и ее няня постоянно повторяли это: «САМ граф», и я поневоле начала верить в то, что родственники Лили какие-то исключительные.
К тому же, все слуги очень любили маму Лили, поэтому нас с мамой встретили очень насторожено. Во-первых, они очень боялись, что новая жена барона будет обижать девочку. Как потом оказалось, они же баловали Лили изо всех сил, бросаясь выполнять любые, даже самые глупые ее пожелания, скрывая от господина барона ее шалости и, порой, даже напрямую нарушая его приказы (например, когда за проказы Лили лишали сладкого). Во-вторых, маме во всем было далеко до блистательной первой баронин. Так что одни жалели барона, считая что мама обманом завлекла его (я сама подслушала разговор кухарки со старшей горничной), другие клялись, что без приворотного зелья не обошлось… Были, впрочем, и такие, что считали, что их господин позарился на хорошенькое личико либо же просто пожалел бедняжку-вдову. Эти приняли нас неплохо, даже пытались помогать первое время.
В любом случае, я ошибалась, представляя себе новую жизнь. Мне казалось, что теперь мы с мамой всегда будем вдвоем, и наша жизнь будет похожа на сказку: больше не надо бесконечно прясть колючую шерсть, больше не надо спать в одной кровати с двумя кузинами, больше не надо слушать ругань теток… Можно все время играть, пусть даже и без Лили.
Оказалось же, что все только начинается. Играть мне стало некогда, потому что я не знала ничего, что положенно знать благонравной девице из хорошей семьи. Поэтому, с переездом в замок барона, мое детство (если оно было вообще), можно считать законченным, началась учеба. А так как мама мало чему могла меня научить, потому что сама не знала всего этого, то учили меня приходящие учителя. А маму я видела совсем редко. Впрочем, сказать, что мне жилось плохо, я тоже не могу. Жилось мне сытно, интересно, а, в конце концов, мы с папой-бароном даже подружились. Мне кажется, ему нравились мой задор и любознательность, поэтому он охотно уделял мне время. Лили, конечно, ревновала, когда была в поместье. Но она все чаще проводила время у тети-графини («Совсем новая баронин девочку из дома выжила!» — ворчали старые няньки, что не делало нашу с мамой жизнь легче).
Госпожа графиня, словно фея-крестная из сказки, появлялась по первой же записке от племянницы, если только не была в столице. Сначала она пыталась командовать в поместье, и мама часто плакала. Но потом об этом узнал папа-барон. Не знаю, кто из слуг рассказал ему, мне казалось тогда, что все они слушались графиню безоговорочно и куда охотнее, чем маму. Но кто-то нашелся, и графиня перестала оспаривать решения хозяина дома. Тогда она стала вести себя по-другому, она просто приезжала в отсутствие барона и забирала Лили с собой погостить, что автоматически отменяло все заслуженные наказания, запланированные уроки и вообще все. Но никто не жаловался. Барон хмурился, но на открытый конфликт не шел, пока не оспаривались его права хозяина. Мама, мне кажется, вздыхала с облегчением, хотя и огорчалась для виду. А мне было все равно. Так мы и жили.
Однажды утром моя горничная Кати занесла мне письмо.
— Госпожа, Агата! Управляющий просил передать вам письмо.
Я очень удивилась, так как до сих пор никогда не получала писем, мне просто некому было писать. Письмо было подписано крупными аккуратными буквами, как будто адресанту писать приходилось не очень часто. Как ни странно, оно действительно было для меня. Только я понятия не имела, кто такая эта госпожа фон Хагендорн.
«Дорогая Агата, добрый день!
Я много раз писала твоей маме, но мы так и не получили ответа. Бабушка волнуется, не случилось ли с ней чего.
Бабушка уже год как живет у нас с Якобом (помнишь Якоба фон Хагендорна, второго сына господина Рихарда?). С тех пор, как умер дедушка и папа стал хозяином поместья, мама с бабушкой постоянно ругались. В итоге, я решила, что так будет лучше для всех. Бабушка присматривает за нашими девочками (наши дочери: Катарина и Агнесс), помогает насколько может.
Но ты сама понимаешь, что у нас — только дом в деревне господина Рихарда. Все остальное достанется старшему сыну. Однако, мы были бы благодарны, если бы ты могла нам немного помочь. Ты ведь всегда была бабушкиной любимицей.
Мы, конечно, не бедствуем. С позволения бабушки продали кружева, которые она хранила для твоего приданого. Денег хватило на овцу, и еще осталось. Это очень хорошая овца, ее шерсть тонкая, нити получаются намного тоньше, лучше продаются и стоят дороже. Ты ведь помнишь, сколько вечеров мы вместе провели, ругая колючую шерсть? Мы надеемся, что получится вырастить новое стадо. И мы также надеемся, что твоя матушка пребывает в добром здравии.
Благословения тебе Творца!
Твоя кузина Хельге фон Хагедорн».
Хельге? Замужем за увальнем Якобом? Она же всегда высмеивала его после воскресных служб, когда он пытался присоединиться к нашей компании. Хотя, а что ей еще оставалось? Якоб, по крайней мере, всего на год старше ее. Жаль, конечно, что у них только девочки. Если что-то случится с Якобом, что она будет с ними делать? Хорошо, что господин Рихард подарил сыну целый дом, и ей не придется возвращаться к тете Агнесс.
Но бабушка… Как же ей должно было быть плохо, если она оставила дом, где прожила всю жизнь. А как же тетки? Тетя Агнесс любила их не больше бабушки… Впрочем, что бы не случилось, это их вина. Они же знали, что рано или поздно придется смириться с новой хозяйкой дома, могли бы не ссориться постоянно. Но как так могло случиться, что мама ни разу не рассказала мне о письмах? Не скажу, чтобы я так уж скучала по теткам и кузинам, но бабушка меня, по-своему, любила. И ближе нее у меня долгие годы никого не было.
Хельге очень деликатно намекнула, что не отказалась бы от небольшой помощи на содержание бабушки. Гордячка Хельге, вынужденная о чем-либо просить меня, кто бы мог подумать. Но раз уж она решилась написать мне, значит, не так у них все замечательно. Я