Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, схватив Ваську за больную ногу, она с силой дёрнула её к себе.
Васька щёлкнул зубами и зарычал. Левая рука у него тоже была разбита, он взмахнул правой и, желая ударить девицу, ударил себя по животу.
Взрыв смеха раздался вокруг него.
- Девки! - ревел он, страшно вращая глазами. - Берегись!.. Убивать буду!..
Но они прыгали вокруг его кровати и щипали, рвали его за волосы, плевали в лицо ему, дёргали за больную ногу. Их глаза горели, они смеялись, ругались, рычали, как собаки; их издевательства над ним принимали невыразимо гадкий и циничный характер. Они впали в упоение местью, дошли в ней до бешенства. Все в белом, полуодетые, разгорячённые толкотнёй, они были чудовищно страшны.
Васька рычал, размахивая правой рукой; хозяйка, стоя у двери, выла диким голосом:
- Будет! Бросьте... полицию позову! Убьёте вы... батюшки! ба-атюшки!
Но они не слушали её. Он истязал их года, - они возмещали ему минутами и торопились...
Вдруг среди шума и воя этой оргии раздался густой, умоляющий голос:
- Девушки! Будет уж... Девушки, пожалейте... Ведь он тоже... тоже ведь... больно ему! Милые! Христа ради... Милые...
На девиц этот голос подействовал, как струя холодной воды: они испуганно и быстро отошли от Васьки.
Говорила Аксинья; она стояла у окна и вся дрожала и в пояс кланялась им, то прижимая руки к животу, то нелепо простирая их вперёд.
Васька лежал неподвижно; рубашка на его груди была разорвана, и эта широкая грудь, поросшая густой рыжей шерстью, вся трепетала, точно в ней билось что-то, билось, бешено стремясь вырваться из неё. Он хрипел, и глаза его были закрыты.
Столпившись в кучу, как бы слепленные в одно большое тело, девицы стояли у дверей и молчали, слушая, как Аксинья глухо бормочет что-то и как хрипит Васька. Лида, стоя впереди всех, быстро очищала свою правую руку от рыжих волос, запутавшихся между её пальцами.
- А - как умрёт? - раздался чей-то шёпот. И снова стало тихо...
Одна за другой, стараясь не шуметь, девицы осторожно выходили из Васькиной комнаты, и, когда они все ушли, на полу комнаты оказалось много каких-то клочьев, лоскутков...
В комнате осталась Аксинья.
Тяжело вздыхая, она подошла к Ваське и обычным своим басовым голосом спросила его:
- Что тебе сделать теперь?
Он открыл глаза, посмотрел на неё и не ответил ничего.
- Ну, говори уж... Выпить... прибрать... так вот я прибрала бы... А то, может, воды выпить хочешь? И воды дам...
Васька молча тряхнул головой, и губы у него зашевелились. Но он не сказал ни слова.
- Вон как - и говорить-то не можешь! - молвила Аксинья, обёртывая косу вокруг шеи. - До чего замучили мы тебя... Больно, Вася? а?.. Ну, уж потерпи... ведь это пройдёт... это сперва только больно... я знаю!
На лице Васьки что-то дрогнуло, он хрипло сказал:
- Дай... водицы...
И выражение неудовлетворённого голода исчезло из его глаз.
Аксинья так и осталась наверху у Васьки, спускаясь вниз лишь затем, чтоб поесть, попить чаю и взять чего-нибудь для больного. Подруги не разговаривали с ней, ни о чём не спрашивали её, хозяйка тоже не мешала ей ухаживать за больным и вечерами не вызывала её к гостям. Обыкновенно Аксинья сидела в Васькиной комнате у окна и смотрела в него на крыши, покрытые снегом, на деревья, белые от инея, на дым, опаловыми облаками поднимавшийся к небу. Когда ей надоедало смотреть, она засыпала тут же на стуле, облокотясь о стол. Ночью она спала на полу около Васькиной кровати.
Они почти не разговаривали; попросит Васька воды или ещё чего-нибудь, - Аксинья принесёт ему, посмотрит на него, вздохнёт и отойдёт к окну.
Так прошло дня четыре. Хозяйка усердно хлопотала о помещении Васьки в больницу, но места там пока не было.
И вот однажды вечером, когда Васькина комната уже наполнилась сумраком, он, приподняв голову, спросил:
- Аксинья, ты тут, что ли?
Она дремала, но его вопрос разбудил её.
- А где же? - отозвалась она.
- Поди-ка сюда...
Она подошла к кровати и остановилась у неё, по обыкновению обвив косу вокруг шеи и держась рукой за конец её.
- Чего тебе?
- Возьми стул, сядь сюда...
Вздохнув, она пошла к окну за стулом, принесла его к постели и села.
- Ну?
- Ничего... посиди тут...
На стене, над постелью Васьки, висели его большие серебряные часы и торопливо тикали. По улице быстро пролетел извозчик, слышно было, как взвизгнули полозья. Внизу смеялись девицы, а одна из них высоким голосом пела:
Па-алюбила студента га-алодна-ва...
- Аксинья! - сказал Васька.
- А?
- Ты вот что... давай со мной жить!
- Живём ведь, - лениво ответила девушка.
- Нет, ты погоди... Давай как следует!..
- Давай... - согласилась она.
Он замолчал и долго лежал с закрытыми глазами.
- Вот... Уйдём отсюда и заживём.
- Куда уйдём? - спросила Аксинья.
- Куда-нибудь... Я буду с конки за увечье искать... Заплатят, по закону должны заплатить. Потом, у меня свои деньги есть, рублей шестьсот.
- Сколько? - спросила Аксинья.
- Рублей шестьсот.
- Ишь ты! - сказала девушка и зевнула.
- Да... на одни эти деньги можно своё заведение открыть... да ежели ещё с конки сорвать... Поедем в Симбирск, а то в Самару... и там откроем... Первый дом в городе будет... Девок наберём самых лучших... По пяти рублей за вход брать будем.
- Говори! - усмехнулась Аксинья.
- Чего там? Так и будет...
- Как же!..
- Так, говорю, и будет... Ежели ты хочешь - обвенчаемся.
- Чего-о?! - воскликнула Аксинья, глупо хлопая глазами.
- Обвенчаемся, - с каким-то беспокойством повторил Васька.
- Мы с тобой?
- Ну да...
Аксинья громко засмеялась. Качаясь на стуле, она взялась за бока и то смеялась густо, басовыми нотами, то взвизгивала, что было совершенно неестественно для неё.
- Чего ты? - спросил Васька, и опять что-то голодное явилось в его глазах. А она всё хохотала. - Чего ты? - спрашивал он её.
Наконец, кое-как сквозь смех и визг, она высказалась:
- Насчёт венчанья... Разве это можно? Да я и в церкви-то три года не была... Чудак! Ишь, нашёл жену! Детей не ждёшь ли от меня?
Мысль о детях вызвала у неё новый взрыв искреннего хохота. Васька смотрел на неё и молчал...
- Да и разве я поеду с тобой куда-нибудь? Ишь ты... тоже. Ты завезёшь меня да и убьёшь где-нибудь... Ведь ты мучитель известный.
- Ну, молчи уж! - тихо сказал Васька.
Но она стала говорить ему о его жестокости, вспоминая разные случаи.
- Молчи! - просил он её, а когда она не послушалась, он хрипло крикнул: - Молчи, говорю!
В этот вечер они не говорили больше. Ночью у Васьки был бред; из широкой груди его вырывался хрип, вой. Васька скрежетал зубами и размахивал в воздухе правой рукой, иногда ударяя ею себя в грудь.
Аксинья проснулась, встала на ноги у постели и долго со страхом смотрела в его лицо. Потом разбудила его.
- Что ты это? Домовой тебя душил, что ли?
- Так, привиделось!.. - слабо сказал Васька. - Дай-ка водицы.
Выпив воды, он помотал головою и объявил:
- Нет, не открою я заведения... лучше торговлей займусь... А заведения не надо...
- Торговля... - задумчиво сказала Аксинья..- Н-да... лавочку открыть это хорошо.
- Пойдёшь со мной, что ли? - убедительно и тихо спросил Васька.
- Да ты никак всурьёз спрашиваешь? - воскликнула Аксинья, отодвигаясь от кровати.
- Аксинья Семёновна! - звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки. - Вот тебе...
И замолчал, взмахнув рукой в воздухе.
- Никуда я с тобой не пойду... - решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. - Никуда!
- Захочу - пойдёшь... - тихо сказал Васька.
- Ни-икуда не пойду!
- Только - не хочу я так... А ежели захотел бы - пойдёшь!..
- Нет уж...
- Да, чёрт! - раздражённо крикнул Васька. - Ведь вот ты со мной канителишься... шевыряешься тут... чего же?
- Это другое дело... - резонно сказала Аксинья. - А чтобы с тобой жить - нет! боюсь я тебя... очень уж ты злодей!
- Эхма! Что ты понимаешь?! - зло воскликнул Васька. - Злодей! Дура ты... Думаешь - злодей, так и всё тут? Думаешь - легко, если злодей?
Голос у него оборвался, и Васька помолчал немного, растирая грудь здоровой рукой. Потом тихо, с тоской в голосе и страхом в глазах, снова заговорил:
- Что уж вы... очень? Ну, злодей... так разве весь человек в этом? Чего у меня спрашивали?.. Пойдём, Аксинья Семеновна!
- И не говори про это! Не пойду... - упорно стояла на своём Аксинья и подозрительно отодвигалась от него.
Опять оборвался их разговор. В комнату смотрела луна, и от её света Васькино лицо казалось серым. Он долго лежал молча, то открывая, то закрывая глаза. Внизу - танцевали, пели, хохотали.
Раздался сочный храп Аксиньи; Васька глубоко вздохнул.
Прошло ещё дня два, и хозяйка устроила Ваське место в больнице.
Приехал за ним больничный фургон с фельдшером и служащим. Ваську осторожно свели сверху в кухню, и там он увидел всех девиц, столпившихся у двери в комнату.
Лицо его перекосилось, однако он ничего не сказал им. Они смотрели на него сурово и серьёзно, но по их глазам нельзя было бы определить, что они думают при виде Васьки. Аксинья с хозяйкой надевали на него пальто, и все в кухне тяжело и хмуро молчали.
- Товарищи - Максим Горький - Русская классическая проза
- Макар Чудра и многое другое… - Максим Горький - Русская классическая проза
- Товарищи - Максим Горький - Русская классическая проза