защиты детей шоколадки дали, – вспомнила Дрондина. – А в этом шарики…
Дрондина разочарованно щелкнула шарик ногтем.
– Шарики еще лучше, – возразил я. – Один пацан этих шариков собрал тысячу штук, привязал к креслу и улетел.
– Куда?
– Не знаю. Не поймали его. Помнишь, как с парапланеристом? Улетел – и с концами.
– Да, повезло…
– Что?
– Повезло, говорю, – сказала Дрондина. – Слушай, может, Шнырихе дельтаплан подарить? Пусть улетит с концами. Все лето ведь с ней сидеть…
Дрондина вдруг рассмеялась
– Что?
– Сама-то Шныриха еще долго сидеть не сможет. Недели две. Так что завтра она с тобой будет стоять. Могу поспорить…
Сейчас в Туманном осталось всего три семьи: мы, Шныровы и Дрондины. Саша и Наташа не общаются, кроме меня им дружить не с кем, вот и пришлось установить очередность, я говорил. Завтра день Шныровой.
– Нет, ты посмотри! – Дрондина остановилась и указала пальцем. – Она опять за свое!
Шнырова добралась до реки первой, перебежала по рельсам моста на другой берег Сунжи и теперь с вызовом швыряла в воду камни.
– Каменщица какая…. – поморщилась Дрондина. – И руку не вывихнет ведь…
К мосту ведет узкая дорога через перелесок. По ней ходим лишь мы, даже «скорая» не съезжает с трассы, потому что в колеях легко завязнуть – почва у нас глина глиной, хоть кирпичи лепи. Ну и мост. Большой деревянный мост каждый год сносило паводком, так что в конце-концов его махнули отстраивать и перекинули через Сунжу две длинные рельсовые балки. Рельсы эти уложили плашмя, отчего получился мосток, по которому вполне можно перебираться пешим ходом. Если же ты с грузом идешь, или вдруг пенсионер, то на каждом берегу припасено по жерди, которой можно опираться о дно, но мы всегда так ходим, без жердей, привыкли.
Камни перестали булькать, я посмотрел, Шнырова исчезла.
– Засела ведь, засадница…
За мостом начинается прямой подъем к Туманному Логу, кусты, где можно спрятаться, растут только у Сунжи, так что я сразу понял, что Шнырова укрылась именно там. Чтобы выскочить с громким и страшным криком.
И Дрондина это поняла и переходить через мост не спешила. Мы приблизились к рельсам, стояли на берегу и ждали, пока у Шныровой закончится терпение. Вообще-то, терпения у нее обычно запасено ненадолго.
– Эх, – громко вздохнула Дрондина. – В пятом «Б» в одну девочку впился клещ.
– Клещ?! – громко догадался я.
– Ага. Клещ. Ее мама послала собрать ивовых почек, а в кустах на нее напал клещ. Повезли в поликлинику проверять, а он энцефалитный.
– И что? – спросил я.
– Он ей в голову вкрутился, так чтобы его обратно выкрутить, пришлось налысо стричь.
– А потом?
– А потом все равно энцефалит. Сорок уколов в живот и шею.
Из кустов немедленно показалась Шнырова, она чесала голову и мелко тряслась, видимо, таким образом избавляясь от клещей.
– Чешись-чешись, чесотка! – довольно крикнула Дрондина. – Энцефалит не спит!
Шнырова плюнула на рельс и, засунув руки в карманы, двинулась в гору.
– Отвалила, – с облегчением выдохнула Дрондина.
Дрондина зажала веревочку от шарика в зубах и ступила на балки.
Для перехода никакого умения не требуется, шагай, как на лыжах, вот и весь секрет, за три года рельсового моста мы отполировали в железе гладкие ходы, когда в ноябре с утра подмораживает, можно вполне себе кататься. Но Дрондина кататься не любит, шагает прочно, как робот, левой-правой. И едва она успела дойти до середины моста, Шнырова обернулась, ухмыльнулась и быстренько вернулась к реке. После чего нанесла противнице ответный удар – подскочила к балке и принялась ее бешено пинать.
Балка тонны две весит, она и не дрогнула, а вот Дрондина да.
– Не надо! – отчаянно попросила Дрондина.
Шарик полетел.
Речка здесь сужается и набирает небольшой, но глубины, дна не видно, течение быстрое и свивается в воронки. Дрондина плавать не умеет, да и высоты боится, ко мне на тополь никогда и не пробовала.
От происков Шныровой Дрондина закачалась, попыталась поймать шарик, а потом совершила резкое и необычайно неуклюжее движение.
– К нам приехал цирк! – радостно закричала Шнырова. – Бегемот на жердочке! Бегемот-канатаходец!
Шнырова еще несколько раз пнула балку, затем выхватила телефон и принялась снимать, как Дрондина нелепо балансирует на мосту.
– Сашка, хватит! – попросил я.
– Всемирно известный дрессировщик бегемотов Васькин! – провозгласила Шнырова. – И его бегемотиха Натали!
И снова пнула.
– А ты козовщица блохастая! – ответила Дрондина с балки.
В ответ на это Шнырова приняла высоко подпрыгивать на балке. На Дрондину это производило впечатление.
– Прекрати, козовщица!
– Получи, бегемотиха!
И Шнырова пустилась скакать свирепее. И обе балки задрожали, видимо, между ними, Шныровой и Дрондиной возник резонанс.
– Шныриха! Хватит! – крикнула Дрондина.
Дрондина замахала руками, потеряла равновесие и опустилась на четвереньки. Шнырова рассмеялась и сделала несколько снимков.
– Наталья Накарачко! – объявила Шнырова. – Встречайте! Трюки и всхрюки!
– Саша! – погрозил я кулаком.
Дрондина яростно завизжала. Шарик улетал.
Шнырова соскочила с рельсы и двинулась в гору. К Логу.
– Наташ, не бойся, я держу, – я наступил на левый рельс. – Шагай помаленьку…
Дрондина собралась и осторожно, мелко переступая, перебралась через реку.
Я перебрался за ней. Рельсы все-таки держались крепко, но я подумал, что неплохо бы их тросом скрепить на всякий случай, чтобы не разъехались.
Дрондина нервно прохаживалась по бетонному блоку в основании моста, сжимала-разжимала кулаки и топтала мелкие камешки.
– Я этой козовщице еще покажу… – приговаривала Дрондина. – Я покажу ей бегемотиху! Цапля кривоногая!
Шнырова между тем поднялась до половины холма, обернулась.
Солнце забралось к полудню и вовсю отражалось в стеклах нашего дома, в моей комнате было открыто окно, раму качал ветер, Шнырова погрозила фигой, и солнечный зайчик прострелил ей кулак.
– Ладно, пойдем, – сказал я. – Каникулы как-никак. Ну и вообще, День защиты детей.
– Никакой День защиты ей сегодня не поможет! – пообещала Дрондина. – Я ей… я ей…
Наскоро придумать кару для Саши она не смогла, поэтому пошагала в подъем быстрее и настойчивее, так что я за ней с трудом успевал.
– Я ей все лето испорчу, – обещала Дрондина. – Она мне прошлое лето испортила, а я ей это испорчу, вот увидишь! Она у меня узнает! Ее дед у