Был очень рад прочитать о том, что ты работаешь с Оливией Сандерс. Мне кажется, о такой карьере мечтали все наши сокурсники. И еще я думаю, что если она решит оставить свой пост, то у нее есть достойный преемник в твоем лице. Знаю, как Оливия предана своему делу, и как она ценит людей, которые разделяют ее взгляды. Кроме того, что может быть лучше работы в издательском бизнесе? Особенно если ты регулярно общаешься с людьми, чьи книги с удовольствием читаешь. К примеру, тот же самый Адам Фельдман. Он бывает у нас раз в год (в Иерусалиме живет его дядя), и каждый раз Чарли, его литературный агент (еще тот проныра, надо заметить – своего не упустит), организовывает встречи с читателями. Так что прекрасно понимаю твой восторг: приятно увидеть одного из любимых писателей вживую, да еще и иметь возможность задать ему вопрос.
С Джеральдом Гентингтоном я знаком лично. После отъезда из Треверберга я некоторое время жил в Цюрихе (не спрашивай, почему именно там – у меня нет ответа на этот вопрос), и мы были соседями. Он развелся с женой и пребывал в дурном расположении духа, но Швейцария может вылечить все, что угодно, даже сердечные раны. Журналисты, конечно, успели перемыть ему все кости (ты сама знаешь, как они любят писать о его личной жизни и обсасывать сплетни), но, держу пари, его преданные читатели просто визжали от восторга, прочитав в прессе или в сети фразу: «Новый роман Джеральда Гентингтона уже в продаже». Критики, конечно, были настроены скептически, но, согласись, это было триумфальное возвращение. По-моему, только Джеральд может просто взять и спокойно уйти в долгосрочный творческий отпуск, а потом выдать такое, от чего самый отъявленный скептик откроет рот. Утер нос тем, кто прочил ему конец карьеры, и вышел из ситуации молодцом. Кстати, если бы не Джеральд, меня бы вряд ли опубликовали, так что за это надо сказать спасибо ему. Даже когда он не пишет, он работает «творческой батарейкой» – помнится, Адам рассказывал, что в его случае было точно так же. Они ведь с Джеральдом, если ты знаешь, близкие друзья.
Что я могу рассказать о себе? За эти семь лет произошло столько событий, что они не уместятся в одном письме. После Цюриха я отправился в Вену. Потом – в Париж. Потом – в Венецию. Потом – в Рим. В общем, катался по Европе до тех пор, пока не закончились деньги отца, а просить у него еще мне не хотелось. Я работал журналистом (вот и пригодилось знание языков), редактором и даже наборщиком текста в небольшой газете, а потом – ты не представляешь – совершенно случайно женился. Эту девушку звали Ивонн, и она была очень похожа на тебя. И внутренне, и внешне. Мы прожили вместе чуть больше года, после чего развелись. Несмотря на свой темперамент, она слишком часто подстраивалась под меня, а я этого не люблю – ты, наверное, и сама знаешь. Я решил, что больше не хочу оставаться в Риме – мне надоел этот город. Кроме того, он был связан с неприятными воспоминаниями об Ивонн. Вот так я и оказался в Иерусалиме. Когда-то я стеснялся своих еврейских корней, но в итоге они сослужили мне хорошую службу.
Опущу все подробности, связанные с бюрократией и получением гражданства – это вряд ли тебя заинтересует. Уж лучше расскажу тебе про Иерусалим. Он восхитителен, и тебе обязательно нужно тут побывать. Я снимаю небольшую квартиру в одном из отдаленных районов города, недалеко от его арабской части. Тут принято опасаться мусульман, но в Иерусалиме все иначе, тем более, в нашем районе. Мы живем рядом с этой культурой, и в ней нет ровным счетом ничего страшного. С утра можно пойти на арабский рынок, купить горячий хлеб или свежие восточные сладости. Можно приобрести кальян ручной работы и табак с особым вкусом, который создадут специально для тебя. Можно поиграть в карты, кости или нарды с хаджами (так называют людей, которые совершили паломничество в Мекку), которые сидят возле своих лавочек, сонно прикрыв глаза, и курят длинные трубки.
Ранним утром в Иерусалиме холодно – горный воздух прозрачен и свеж, и кажется, будто он стеклянный. Даже нет, хрустальный, и хрусталь этот так чист, словно его создал не человек, а какое-то высшее существо. Днем воздух становится терпким, горячим и вязким. А к вечеру прохлада снова возвращается. Ночь тут особенно темна, а небо особенно высокое – так, как оно и должно быть на востоке. А за городом ночью можно увидеть звезды. И снег у нас тоже есть. Правда, выпадает он не каждый год. Поэтому иерусалимцы ждут снега с нетерпением. В большинстве случаев он мягкий и липкий и быстро тает, но иногда – когда зима особенно холодна – он остается лежать на земле. Тут практически не бывает метелей, снег падает большими крупными хлопьями, и, если ты в это время находишься на улице, хлопья оседают на рукавах пальто, на перчатках и на воротнике. И не тают до тех пор, пока ты их не смахнешь.
Я могу долго рассказывать об Иерусалиме, и об иерусалимской зиме, но мне кажется, что тебе просто нужно увидеть ее. На этом свете существуют вещи, о которых можно говорить самыми красивыми словами, но и миллион самых прекрасных слов не опишет того, что ты увидишь своими глазами. Поэтому тебе обязательно нужно приехать. К примеру, на Рождество, как ты написала. Я буду очень рад тебя видеть, у меня в квартире две спальни, так что никто из нас не будет спать на диване в холодной гостиной. Кстати, в Иерусалиме – это странно звучит для Израиля, но факт – есть центральное отопление. Представляешь? Совсем как у вас. Пожалуйста, сообщи мне, если решишь приехать.
Твой Карл
P.S: смотрел на письмо целый день и не решался положить его в конверт, хотя конверт тут, рядом, в ящике письменного стола… думал, правильно ли будет говорить тебе об этом. Наверное, если бы не твоя фраза (цитирую твое письмо): «Думала, что ты выглянешь из окна и помашешь мне рукой на прощание, но ты не выглянул», я бы вообще об этом не задумался. Или, точнее, себе в этом не признался бы – так будет лучше. Я часто думаю о тебе. Как ты там, чем занимаешься, вышла ли ты замуж, сбылись ли твои самые заветные мечты. Может, ты уже известная художница, выставляла свои работы не только на Арт-стрит (ты помнишь, как мы их там расставляли? Это было весело), но и в картинной галерее. Той самой, где выставляются знаменитые художники вроде Эдуарда Муна. Может, у тебя уже есть дети.
Сам не знаю, зачем я тогда уезжал. Может, от тебя. Может, от себя. Скорее всего, от себя, хоть и не понимал, зачем я это делаю. Я всегда убеждал себя в том, что мне неуютно находиться на одном месте долгое время, а теперь взял и прижился тут, и не понимаю, зачем раньше куда-то бежал и спешил. Наверное, во мне был заряд какой-то энергии, и он толкал меня вперед, но теперь он закончился. И я ложусь спать под утро, просыпаюсь поздно, гуляю по городу, читаю, пью апельсиновый сок, обедаю в маленьких ресторанчиках и пишу. Та ли это жизнь, о которой я всегда мечтал? Даже если и нет – у меня вряд ли будет другая. Хотя могла быть. До того, как я принял решение. До того, как я взял билет на поезд. До того, как мы тогда расстались на перроне. Может, сейчас мы были бы вместе. А, может, и нет. Мы с тобой были как половинки одного целого, ты точно написала про черное и белое. Мы так здорово уравновешивали друг друга, что все вокруг только удивлялись – и как мы, такие разные, уживаемся вместе? Между тем, в этом и был основной секрет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});