— Сватовство? Как бы не так! — отвечал Дюмулен, пожимая плечами.
— Значит, речь идет не о свадьбе? — с удвоенным удивлением продолжала Роза.
— Нет.
— А ваши предложения вполне честны, толстый апостол?
— Как нельзя более честны.
Дюмулен говорил правду.
— И мне не надо будет изменять Филемону?
— Не надо.
— И не надо хранить кому-либо верность?
— Абсолютно.
Роза явно растерялась. Затем продолжила:
— Надеюсь, что вы не принимаете меня совсем за дуру?.. Довольно шутить!.. Могу ли я поверить, что мне предлагают жить как герцогине… ради моих прекрасных глаз?.. Если мне будет позволено так выразиться, — скромничая, заметила плутовка.
— Ну, это-то вам будет позволено!
— Но, однако, должна же я буду за все это чем-нибудь платить? — допрашивала все более и более заинтригованная девушка.
— Решительно ничем.
— Ничем?
— Ни-ни.
— Ни вот столько?
— Ни вот столько.
И Нини прикусил кончик ногтя.
— Что же я должна буду делать?
— Наряжаться, веселиться, нежиться, кататься в карете… Как видите, не трудно… да еще доброе дело сделаете!
— Живя герцогиней?
— Ну, да. Однако не спрашивайте меня больше… Я ничего не могу сказать… А лучше решайтесь скорее… тем более что силой вас держать не будут. Попробуйте… Понравится так жить — хорошо, а нет — так вернетесь под кров Филемона!.
— Пожалуй…
— Попробуйте… Риска никакого нет.
— Положим, что так. Только я никак не могу этому поверить… а потом не знаю, должна ли я…
В это время Нини-Мельница подошел к окну, отворил его и сказал подбежавшей Розе:
— Поглядите-ка… у ворот…
— Какая хорошенькая коляска! Как в ней, должно быть, приятно сидеть!
— Эта коляска ваша. Она вас ждет.
— Как ждет? — воскликнула девушка. — Я должна, значит, решиться сейчас?
— Или никогда.
— Сегодня?
— Сию минуту.
— Куда же вы меня повезете?
— А откуда я знаю!
— Вы не знаете?
— Не знаю… — Дюмулен снова говорил правду. — Но кучер знает.
— Сознайтесь, Нини… что это все довольно забавно.
— Я думаю!.. Если не было бы забавно, так не было бы и веселья!
— Правда!
— Значит, вы согласны. Отлично. Очень рад и за вас и за себя.
— За себя?
— Ну, да… Вы мне оказываете большую услугу!
— Каким образом?
— Не все ли равно? Но я ваш должник!
— Что верно, то верно.
— Ну, что же?.. Едем?
— А что в самом деле… Не съедят же меня там! — решительно произнесла Пышная Роза.
И она, припрыгивая, достала розовую, как ее щеки, шляпку-биби, подошла к треснутому зеркалу и кокетливо надела ее немножко набок, на светлые бандо своих волос; оставляя открытой белую шею и затылок, где начинались шелковистые корни густого шиньона, шляпка придавала ее хорошенькому лицу если и не слишком вольное, то, во всяком случае, резвое выражение.
— Плащ! — приказала она Дюмулену, который, заручившись ее согласием, чувствовал, что у него гора свалилась с плеч.
— Фи, какая гадость — плащ! — проговорил, он, доставая из последнего оттопыренного кармана большую кашемировую шаль и набрасывая ее на плечи девушки.
— Кашемир!!! — воскликнула с восторгом Роза, краснея от неожиданной радости. — Решено! — с геройской отвагой прибавила она. — Иду на риск!
И она легко сбежала с лестницы, сопровождаемая Дюмуленом.
Торговка углем и зеленью стояла у дверей своей лавочки.
— Здравствуйте, мадемуазель! Раненько сегодня поднялись… — сказала она.
— Да, матушка Арсена. Вот мой ключ.
— Хорошо, мадемуазель.
— Ах, что я вспомнила! — воскликнула Роза.
И, отведя в сторону Дюмулена, шепнула:
— А как же Филемон?
— Филемон?
— Ну, да! Если он вернется?
— Эх, черт! — воскликнул Нини, почесывая за ухом.
— Что же сказать Филемону, если он вернется и не застанет меня? Долго ли меня там продержат?
— Я думаю, три-четыре месяца.
— Не дольше?
— Не думаю.
— Ну, так ладно.
И, вернувшись к матушке Арсене, Роза, не долго думая, заявила:
— Матушка Арсена, если Филемон вернется… скажите, что я ушла по делу…
— Хорошо.
— Да чтобы он не забыл кормить моих голубей, которые у него в кабинете.
— Хорошо.
— А пока прощайте.
— Прощайте, мадемуазель.
Махровая Роза победоносно уселась в коляску с Нини-Мельницей.
Когда коляска выехала с улицы Хлодвига, Жак Дюмулен произнес про себя:
— Черт меня возьми, если я понимаю, что из этого выйдет! Но я свою глупость исправил, а на остальное наплевать!
2. ТАЙНА
Следующая сцена происходила вскоре после похищения Пышной Розы Нини-Мельницей.
Мадемуазель де Кардовилль мечтала в своем кабинете, обитом зеленой шелковой материей, с громадным книжным шкафом из черного дерева, украшенным бронзовыми кариатидами. По некоторым признакам можно было судить, что девушка искала развлечения от серьезных и тяжких забот в занятиях искусством. Рядом с открытым фортепьяно стояла арфа, возле нее — пюпитр для нот, дальше на столе среди ящиков с пастелью и акварелью валялось несколько листов веленевой бумаги с набросками ярких тонов. Большинство рисунков представляло виды азиатских стран, пронизанные пламенем южного солнца. Верная своей фантазии одеваться дома самым живописным образом, Адриенна была похожа сегодня на один из гордых портретов Веласкеса с его благородными, строгими фигурами… Платье Адриенны было из черного муара с пышной юбкой; рукава лифа с очень длинной талией, с прорезями, подбитыми розовым шелком, были отделаны стеклярусом. Испанский кружевной воротничок, туго накрахмаленный, доходил до подбородка и подхватывался на шее розовой лентой. Манишка слегка колыхалась, обрисовывая изящные контуры корсажа из розового шелка со стеклярусной сеткой и спускаясь мысом до самого пояса. Это черное платье с пышными и блестящими складками, оживленное розовым цветом и стеклярусом, находилось в неописуемой гармонии с ослепительной белизной Адриенны и золотыми волнами ее дивных волос, шелковистые длинные локоны которых падали ей на грудь. Молодая девушка полулежала на кушетке, обитой зеленым шелком и стоявшей около камина. Легкий трельяж из золоченой бронзы, полукруглый, футов пяти высоты, обвитый цветущими Лианами (прекрасными passiflores quadrangulatae, посаженными в жардиньерке черного дерева, служившей основанием для трельяжа), окружал кушетку зелеными ширмами с ярко-красными, с наружной стороны, и зелеными матовыми — с внутренней листьями, похожими на яркую эмаль тех фарфоровых цветов, которые присылает нам Саксония. Сладостный и легкий запах, смесь фиалки и жасмина, разливался от венчиков этих замечательных passiflores.