пытки, к которой готовился, пока ждал их: называть этих людей «мама» и «папа».
Отныне они будут для меня Арно и Беатриса.
Воскресенье, 23 мая
Сегодня утром я проснулся у себя в комнате – в этой незнакомой комнате, – и меня охватила паника. С возвращением домой! Вот так! События последних нескольких часов роились в моей памяти, гордой оттого, что она еще на что-то годится. Однако я помнил только эти события, а о своей прошлой жизни – ничего. Будто мозг объявил забастовку.
Сердце в груди бешено заколотилось. В голове всплыли слова, которые мне сказал полушутя-полусерьезно доктор Люка́ перед тем, как отправить домой:
– Не нужно бояться того, что выяснишь. Тебе предстоит довольно интересный опыт, и, как и любой другой опыт, он окажется поучительным. Однако открытия могут подавить тебя, если поддашься. Дам один совет: живи сегодняшним днем. Представь, что ты персонаж из фильма. Воспринимай вещи такими, какие они есть, а самое главное – не дави на собственную память. Память как кошка: если попытаешься силой усадить ее к себе на колени, она сбежит. Не обращай на нее внимания, и тогда она сама придет и уляжется рядом.
Ну и я запретил себе волноваться.
Конечно же, это не сработало.
По крайней мере до тех пор, пока я не вернулся мысленно к словам, которые говорил врач: «Представь, что ты персонаж из фильма». Всегда мечтал о кинокарьере. Ну мне так кажется.
В любом случае звучало весело.
Вот он я, играю роль себя в собственной жизни. Как в прямом, так и в переносном смысле.
Сценарий открывается передо мной с той же скоростью, что и перед тобой, мой дневник. Та же история с актерами, костюмами, разными там декорациями и прочим.
Однако должен признаться, что этот первый съемочный день прошел не так весело.
В главных декорациях ничего особенного: синие, белые, бежевые тона. Морская тематика. Такая обстановка в комнате, где я провожу все время, кроме моментов еды ну и хождения туда-сюда в туалет (тут у нас смена декораций: белые и темно-серые тона, обеспеченная мистером Пропером чистота и пьянящий аромат туалетной бумаги – «Королевский эвкалипт»). В моей комнате безупречный порядок, все прибрано. Ни пылинки. Либо я зациклен на гигиене, либо где-то ходит отличная уборщица. Глядя на убранство дома в целом, я больше склоняюсь ко второму варианту. Ну или одержимость порядком – семейная черта.
В любом случае не в этой комнате я узнаю́ больше о себе. Она похожа на вычищенное место преступления. Морской пейзаж на одной стене, рамки с морскими узлами на другой. На бежевой стене напротив резко выделяется темный прямоугольник. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть, и мои подозрения подтвердились: в этом месте вбит гвоздь. Получается, недавно отсюда убрали рамку. Было ли это как-то связано с амнезией или нет? Вспомнить, конечно, не получится. Придется спрашивать. Я продолжил осмотр: простая кровать с одеялом в синюю и белую полоску, книжные полки, заставленные школьными учебниками второго класса[3] и классической литературой, письменный стол, стул, разные вещи образцового ученика и… компьютер.
Не очень-то здесь весело.
Я включил компьютер и приложил указательный палец на считыватель отпечатков пальцев, чтобы разблокировать.
Та же история.
А, нет. Ссылки на игры – хоть что-то. Шахматный онлайн-клуб, где меня зовут Найтфайт[4].
Я не смог подключиться к игре, потому что забыл пароль. За едой дела также не наладились. Когда я спустился к завтраку, стол был накрыт: апельсиновый сок, хлопья без глютена, органическое варенье и два рисовых хлебца. Пиалка, стакан и столовые приборы. Арно слушал концерт в гостиной, а Беатриса разгружала посудомойку.
– Мы решили дать тебе поспать, – гордо заявила она.
По одному только тону я понял, что речь шла о необыкновенном одолжении, и предположил, что надо бы поблагодарить.
– Э-э-э… Спасибо.
– Не стали тебя ждать. Мы не знали, во сколько ты встанешь.
– Ничего страшного, – ответил я.
«Мне даже лучше», – подумал я.
– У меня аллергия на что-то? – спросил я, рассматривая продукты на столе.
Беатриса издала какой-то стон, значение которого я не успел расшифровать, и заявила:
– Нет, не то чтобы. Но это здоровая пища, понимаешь? Ее ты лучше перевариваешь.
Я кивнул. Раз уж она так говорит…
Откусив кусочек от рисового хлебца (не так уж плохо) и проглотив, я рассеянно спросил:
– Мне… мне кажется, в комнате не хватает какой-то рамки. Что это было?
Беатриса открыла рот и замерла.
– Я… мы… Мы много разговаривали с доктором Люка́, сам знаешь. И он нас… попросил… убрать кое-какие вещи.
– Убрать?
– Да, – продолжила Беатриса, пытаясь скрыть смущение, – доктор сказал, что тебе нужна самая нейтральная обстановка, чтобы не сбивать с толку память. И что меньше всего нужно на тебя давить. Послушай, солнышко, я не хочу больше об этом разговаривать. Боюсь ошибиться и сморозить какую-нибудь глупость. Я вовсе не хочу замедлять твое выздоровление, понимаешь?
Меня невольно передернуло от «солнышка», однако Беатриса, озабоченная тем, чтобы быть осторожной, этого, к счастью, не заметила. Иначе стало бы только хуже.
– Понимаю, – покорно ответил я, чтобы не смущать ее еще больше.
В этот самый момент на кухне появился Арно, и хотя он улыбался, напряжение только усилилось – я с трудом дожевал последний кусочек хлебца.
– Итак, сынок, я правильно расслышал, вы говорили о выздоровлении? У тебя для нас хорошие новости?
– Ты не так понял, Арно, – поторопилась поправить его Беатриса, – я лишь сказала, что мы убрали с глаз некоторые вещи, чтобы не замедлять выздоровление.
Он с досадой вздохнул, и улыбка стерлась с его лица.
– Все это сплошные бредни! С Роменом все нормально! Он в состоянии вернуть себе память и без этих театральных постановок, не так ли?
Я решил спрятаться за осторожным ответом:
– Я не знаю…
– Ты ведь сам согласился с врачом, – напомнила Беатриса серьезным тоном.
Арно молчал, и мы замерли в ожидании его ответа. Я метался между необходимостью следовать указаниям врача, который был так любезен со мной, и желанием узнать, что именно он попросил спрятать от меня.
Наконец лицо Арно снова расплылось в улыбке, и он похлопал меня по плечу – прямо как отец, можно подумать.
– Ладно, что сказано, то сказано. Я всегда учил тебя держать слово, и ты ни разу меня не подвел. Логично, что я должен поступать так же.
Я с облегчением вздохнул, будто только что избежал бури.
Однако аппетит окончательно пропал. Я застрял на хлопьях и под предлогом крайней нужды сбежал в свою комнату,