Читать интересную книгу Дикий - Каролайн Пекхам

в то же время. И любовь. Он будет любить со страстью, с которой не сравнится никто и которую почувствуют все, он будет падать сильно и стремительно, болезненно и неотвратимо в любовь столь великую, что она потрясет основы мира, который мы знали, и за его пределами.

Его жизнь являлась самым важным, что я когда-либо слышала, о чем меня звал голос звезд.

Габриэль.

Мой сын с темным сердцем, предназначенный для очень, очень многого.

— Я умру завтра, — сказал Марсель, его голос был низким и спокойным, в нем чувствовалось принятие и зрелость, превосходящие его годы. — Я собираюсь обменять свою жизнь на твою и жизнь нашего сына.

Габриэль.

Я тяжело сглотнула, видя это теперь так ясно, видения, которые проносились передо мной во сне и бодрствовании в течение нескольких недель, собрались воедино. Судьба Марселя была предрешена. Смерть придет за ним завтра, независимо от того, какой выбор мы сделаем здесь и сейчас. Единственное, что можно было изменить, — это жизнь того мальчика, которого я так ясно видела в огне.

Габриэль.

Я сама была едва ли старше девочки, восемнадцать лет, принцесса, обреченная выйти замуж за человека, которого не имела права выбирать сама. Мне не пристало брать на себя роль матери. Я понятия не имела, как это делается, тем более что меня даже не воспитывала собственная мать, мое детство прошло под присмотром нянь. Но, несмотря на все это, ни одна часть меня не хотела отказываться от этой судьбы.

Этот ребенок, этот мальчик… я уже любила его. Я любила его так сильно, что мне казалось, будто мое сердце разрывается на две части, когда я смотрела на мужчину, который станет его отцом и умрет, так и не успев узнать его во плоти.

Я могла видеть так много из той жизни, которую проживет наш сын, видения давили на меня так сильно, что слезы гордости наворачивались на глаза, но я заставила себя моргнуть, отодвинуть свои дары и сосредоточиться на настоящем.

У меня не было слов для такого поворота судьбы. Никаких слов, которые могли бы прояснить ситуацию, помимо моих собственных действий, но в глазах Марселя был вопрос. Это было предложение, а не требование. Он тоже видел эту возможность, видел сына, которого мы могли бы создать этой ночью между нами, прежде чем смерть придет за ним с рассветом, и он спрашивал, хочу ли я претендовать на это.

Это был мой выбор, и он казался слишком легким в этот момент, несмотря на всю его тяжесть. Я была принцессой, предназначенной для брака ради политики и власти, обязанной служить своей империи с непоколебимой преданностью. Но это дитя, рожденное по прихоти судьбы, было тем, что будет полностью принадлежать мне. И каким бы страшным ни было это решение, каким бы огромным оно ни казалось, в душе я знала ответ. Я хотела этого, хотела его, и поэтому моим ответом на жгучий вопрос в глазах Марселя было громкое «да», которое, я знала, заставит дрожать сами звезды, когда это свершится.

Я поднялась и оттолкнула копье от своего горла, глядя на Марселя, который позволил мне отвести копье в сторону, а затем и вовсе уронил его, и тяжелый удар копья о землю эхом отдался в моей плоти, когда я потянулась к нему. Он был огромным мужчиной, невероятно высоким и мускулистым, его искусно выточенные черты лица завораживали меня, и жар поднимался в моей плоти при одной только мысли о том, что его тело овладеет моим. Я не знала его. Это было безумием. Но когда его колени уперлись в землю рядом со мной, и он протянул руку, чтобы сжать мою челюсть своей мозолистой ладонью, я поняла, что не смогу отказаться от этой участи.

— Наш сын изменит мир, он будет величайшим Провидцем своего поколения, — вздохнул Марсель, в его глубоких карих глазах не было страха, когда он прислонился ко мне, он не сомневался в своей судьбе, даже зная, что его жизнь будет отдана в уплату за нее. И завтра он будет мертв еще до захода солнца.

Он поцеловал меня, и я прильнула к нему, дрожь удовольствия пронеслась по всему моему существу, когда его язык пробрался между моих губ и он попробовал меня на вкус в этом медленном, декадентском приветствии, когда наши души наконец-то встретились, как будто они все это время жаждали этого момента.

На меня нахлынули новые видения жизни, которую мы создадим этой ночью, испытания и боль, преследующие нашего сына на каждом шагу.

— Его жизнь будет трудной, — прошептала я, обхватывая Марселя за шею и притягивая его к себе, его вес, давящий на меня, был так прекрасно реален. Горе накрыло меня с головой. Горе по этому человеку, которого я знала, но не знала. Горе за мальчика, который родится в результате этого акта и который никогда не узнает своего отца.

Слеза скатилась с моего глаза и покатилась по щеке, когда Марсель отстранился, чтобы взглянуть на меня.

— На некоторое время, — согласился он. — Но в конце концов он познает все лучшие виды любви. Даже если он никогда не узнает о нашей.

Его слова были наполнены знанием, которое, казалось, превосходило мое, как будто он видел больше судьбы, предназначенной нашему ребенку, чем я, и знал, что в конце концов с ним все будет в порядке, даже если многое другое будет не так.

Я черпала силы в этой уверенности, даже когда слезы хлынули из меня, и я наклонилась, чтобы снова завладеть его ртом, желая снова почувствовать это тепло, а не боль от того, что еще не свершилось.

Рука Марселя двинулась вверх по изгибу моего бедра, и я вздохнула ему в рот, когда он начал расстегивать кожаные доспехи, которые я носила, его пальцы двигались точными движениями, от которых моя сердцевина раскалилась, и я вздохнула от удовольствия.

Его рот соскользнул с моего, прочертив огненную линию вдоль моей челюсти и заставив меня задохнуться при воспоминании об этом. Я видела это раньше, в темноте ночи, я разыгрывала этот самый акт, пока блуждающие руки пытались высвободить потребность, которую эти видения зародили во мне. Но этого никогда не было достаточно. Никогда не удавалось удовлетворить желание, которое я испытывала к этому мужчине еще до того, как встретила его.

Руки Марселя продолжали перебирать ремни и пряжки, фиксирующие мои доспехи, пока они не рассыпались между нами, и я задохнулась, когда он стянул их с моего тела и обнажил меня для него.

Мой позвоночник выгнулся дугой, когда