Читать интересную книгу Месть женщины среднего возраста - Элизабет Бушан

Когда я вернулась в офис, Минти болтала по телефону, но, увидев меня, прекратила разговор.

– Поговорим позже. Пока. – Покраснев, она снова принялась стучать по клавишам.

Я села за стол и набрала личный номер Натана.

– Я знаю, что ты должен идти на совещание, но у тебя все в порядке?

– Да, конечно.

– Просто… у тебя был встревоженный вид.

– Не больше и не меньше, чем обычно. К тому же с чего эта внезапная трогательная забота?

– Просто хотела убедиться, что ничего не случилось.

– То есть хотела первой узнать сплетни.

– Натан! – Но он уже положил трубку. – Иногда, – обратилась я к фотографии, – он просто невыносим.

В таком случае Минти обычно заявляла что-то вроде: «Мужчины? Да кому они нужны!» Или: «Я твой бесплатный психотерапевт, поговори об этом со мной». И ее темные раскосые глаза при этом блестели – очевидно, она представляла себе комическое зрелище: мужчины, женщины и поле их битвы. Но на этот раз она резко сказала:

– Натан очень милый человек.

От неожиданности я ответила не сразу:

– Милые люди тоже могут быть невыносимы.

– Некоторым никак не угодишь.

Повисла короткая неловкая пауза: не потому что я обиделась, а потому, что в ее словах была доля правды. Мы с Натаном были занятыми людьми, особенно он. Нехватка времени, как сырость в подвале, может разъесть фундамент. Спустя минуту я попыталась сгладить неловкость.

– У нас вырезают страницу из-за скандала с разоблачением.

– Кому-то не повезло. – Минти выглянула в окно, словно желая сбежать. – Значит, все как прежде.

И снова это было не похоже на Минти – не поинтересоваться: «Разоблачение кого?» Я предприняла еще одну попытку и улыбнулась:

– Пройдемся вечером по магазинам? На Бонд-стрит?

Она явно напряглась.

– Я слишком растолстела.

Это была наша шутка. В магазинах на Бонд-стрит не отыщешь размера больше восьмого. Поскольку фигурка у Минти изящная и тоненькая и бюст отсутствует, ей этот магазин вполне подходит. Но я вынуждена делать покупки на Оксфорд-стрит, где неохотно признают существование четырнадцатого размера. Таким образом, мы сформулировали правило шопинг-терапии: чем больше твой размер, тем дальше от центра города ты вынуждена опустошать прилавки. (Тем, у кого размер еще больше моего, видимо, приходится промышлять на шоссе М25 и за его пределами.) Помимо этого мы с Минти мучаемся – мучаемся в прямом смысле, учитывая ограниченность нашей промышленности, – от большого размера ноги. Проблема, где найти обувь для женщин, которые не приняли обет игнорировать моду, была предметом плодотворного и оживленного обсуждения.

Разговор по-прежнему не клеился.

– Чем будешь заниматься на уикенд?

– Послушай, Роуз, – Минти с треском захлопнула ящик стола, – я не знаю.

– Понятно.

Больше я ничего не говорила. В конце концов, даже в офисе личное пространство – неотъемлемое право человека.

Мне пришлось выбирать между двумя рецензиями – одной нужно пожертвовать. Будет ли это блестящий труд о деятельности мозга, в котором автор заявляет, что каждые семь лет наши мозговые клетки обновляются и пополняются и мы становимся другими людьми? Идея казалась довольно революционной и должна была заставить содрогнуться церковников и психотерапевтов – от мысли, что они потеряют работу. Но при этом книга давала надежду и шанс разрубить цепи, связывающие человека со сложностями жизни или характера. Однако если я решу напечатать эту рецензию, мне придется отказаться от отзыва на последний роман Анны Уэст, который, правда, и так будет продаваться многотысячным тиражом. Выбор стоял между книгой, о которой читателям следует узнать, и романом, о котором им хотелось узнать.

Я позвонила в отдел статей. Ответила Кэрол; я спросила, не собираются ли они печатать статью об Анне Уэст.

Кэрол с радостью поделилась информацией.

– Естественно, собираемся. В этом выпуске. Большую статью. А почему ты спрашиваешь?

– Придется вырезать одну из рецензий, и я хотела убедиться, что тема будет освещена в другом разделе на этой неделе.

– Предоставь все нам, – ответила Кэрол, обрадовавшись, что у статей появилось преимущество перед книгами. Я улыбнулась: со временем я стала понимать, что работа в газете требует чувства меры, и если у тебя есть привычка помнить все обиды, от нее лучше избавиться.

Я быстро отредактировала две оставшиеся страницы, поместив теорию о семилетних мозговых циклах на верхнее место. Моя мать, Ианта, ничего бы в ней не поняла: она предпочитала, чтобы в жизни все было просто и понятно.

День близился к концу, и телефон звонил все реже: обычная ситуация. Минти разбирала гору книг и перекладывала их в почтовую корзинку. В пять часов она заварила нам по чашке чая, и мы выпили его в тишине, которая показалась мне дружелюбной.

* * *

По дороге домой я заглянула в церковь Святой Бенедикты. Мне требовалось побыть одной, на мгновение ощутить безмятежность.

Это была современная, ничем непримечательная церковь без потуг на элегантность и архитектурную изобретательность. Настоящую церковь Святой Бенедикты тридцать лет назад взорвали террористы ИРА. Здание, построенное вместо оригинала, выглядело дешево и мрачновато, как и должна выглядеть культовая постройка в век, когда место церкви в обществе не определено.

На столе у стеклянных входных дверей, как обычно, высилась гора книг с гимнами и памфлетов – в основном описание служб, проходивших на прошлой неделе. Настойчивый аромат благовоний смешивался с запахом свежевыжатого апельсинового сока из огромной бутылки в углу, вероятно припасенной для воскресной школы. Скамейки были скромного вида, но кто-то вышил подушечки для коленопреклонения аляповатыми цветами и орнаментами. Я часто задумывалась, кто же эти анонимные рукодельницы; что заставило их использовать ярко-красные и голубые цвета, круги и завитушки? Было ли это отдушиной в их однообразном существовании? Или, перенося на полотно символы древней и могущественной легенды, они руководствовались тягой к порядку?

Церковь Святой Бенедикты находилась не в моем районе; я не была религиозным человеком, но она притягивала меня – не только во времена переживаний, но и когда я была счастлива. Здесь я могла выскользнуть из своей оболочки, вздохнуть свободно и насладиться моментом, когда я была никем.

Я прошла по центральному проходу и свернула налево, в крошечный придел Богоматери, где у алтаря возвышалась статуя Мадонны в непривычно ярком синем покрывале – грубая, топорная скульптура, но на удивление трогательная. Неестественно розовые гипсовые ладони были воздеты в жесте благословения над круглым подсвечником, где горела одинокая свеча. Эта Мадонна охраняла жертвы насилия – ее гипсовые руки благословляли изувеченных и раненых Ирландии и Руанды, заблудшие души жителей Южной Америки и тех грешников, о которых нам ничего не было известно; они напоминали нам, что Мадонна – мать всех матерей, чья обязанность – защищать детей и заботиться о них.