Нанотехнологический Код — это первый код, который невозможно удержать защитными системами, «огненными стенами», периметрами безопасности и так далее.
Нанотехнологический Код, в отличии от просто-технологического кода, существуют не только на бумаге или компьютерном диске, он реализуется не только в виде ограниченного числа материальных макрообъектов.
Нанотехнологический Код овеществляется в бесчисленном множестве нанообъектов, способных к самокопированию. Собственно, место его обитания — весь мир.
6. Освобождение Кода
Донанотехнологические технологии — это длинные цепочки и высокие пирамиды, в которых вовлечены десятки предприятий, тысячи машин и множество людей.
А вот нанотехнология может уместиться в наперсток, на острие иглы, в зубной пломбе, в жировом слое на животе у вашей бабушки. Достаточно один раз этой технологии пробиться через защиту и она станет достоянием всех. Более того, благодаря своим атрибутам (невидимость, самовоспроизводство) — она способна сделать себя неотъемлемой частью природного окружения и со временем даже заместить собой природу.
Давайте взглянем на несколько примеров из области развитой нанофабрикации.
Сухие технологии. Это нанофабрики, состоящие из каскадов наноконвейеров, способны производить механохимическим способом всё, что угодно, в том числе и самих себя.
Мокрые технологии. Выражаясь на классическом научном языке, это ультрадисперсные системы с жидкой дисперсионной средой. Для них не нужно ничего, кроме ближайшего мутного водоема, где будут резвиться наносерверы («зародыши вещей») и прочие малыши с приставкой «нано»: репликаторы, ассемблеры, компьютеры, сенсоры, маршрутизаторы. Такая система наиболее дешева, потому что для нее ничего собственно не понадобится, кроме «приручения» свободно плавающих наноустройств. Все эти резвящиеся наноустройства способны производить не только самих себя, но и вполне макроскопические объекты. На это потребуется не так уж много времени, учтем способность наноассемблеров агрегироваться для выполнения «грузоподъемных» операций. Так что, бросив как-то вечерком в пруд тонну лома черных и цветных металлов, где-то через месяц готовьтесь вытянуть из него свеженький мерседес.
К мокрым технологиям близки несколько более затратные пылевые технологии: здесь дисперсионная среда — воздух, в котором рассеяны унифицированные наноустройства, соединяющиеся с помощью вандерваальсовых сил в макрообъекты любой формы.
На третье у нас гибридные нанофабрики, которые сочетают сухие и мокрые технологии. Физически это — твердые эмульсии или пористые тела. Через канальцы, мембраны, поры такой фабрики будет протекать жидкость, содержащая строительные вещества. Из помоев на входе мы получим большой ассортимент изделий на выходе, но преимущественно в аморфном состоянии. Думаю, что это окажется одна из наиболее сильных ветвей нанофабрикации. Тем более, что со временем, в результате эволюции таких систем, появятся квазиживые нанофабрики, которые будут целенаправленно поддерживать свое функционирование, защищать себя от неблагоприятных факторов, перемещаться в поисках новых источников энергии и питательно-строительных материалов. Ну, а размножаться (самовоспроизводиться) они без излишней скромности начнут с самого начала…
Нанофабрики будут потреблять солнечную и другую электромагнитную энергию, энергию расщепления мертвой органики, энергию ветра, волн, энергию безкислородного брожения и окисления водорода, который сами же будут производить электролизом воды. В меню у них окажется песок, соли и оксиды, вода, атмосферный азот и углекислый газ. Они будут развиваться, конгломерироваться, соединяться в системы, в которых будут сочетаться микроскопические и макроскопические устройства (такие, как накопители общей информации или генераторы энергии).
Ну, а что человек? Как «общественное животное» будет взаимодействовать с новыми технологиями? Человек будет делать то, что он любит больше всего. Он будет потреблять, только ему уже не понадобятся корпорации с их назойливой рекламой и просьбами заплатить по счетам.
Человек постепенно перейдет на натуральное хозяйство, где всё или почти всё, что ему нужно, он будет создавать сам. Или вернее, всё для человека будет создаваться практически само, на нанофабриках и прочих сборщиках материи.
Человек, так сказать, будет жить за счет природы, только эта природа будет искусственного происхождения.
А натуральное хозяйство — это уже, извините, совсем другой общественный строй.
Так когда же нанотехнологии вышибут дух из капиталистического строя? Следя за нынешним графиком экспоненциального роста нанотеха, можно сказать, что примерно через поколение. Хотя и ближайшие двадцать пять лет не окажутся для капитализма спокойными.
Глобальный кризис начнется с растущего разрыва между богатыми слоями мирового населения, которые будут пользоваться благами нанотехнологии, увеличивая качество и продолжительность своей жизни (например, за счет нанодокторов, плавающих в крови) и массовкой, которая никакого доступа к нанотехнологиям иметь не будет, отчего жизнь их останется серой, беспонтовой и короткой.
Корпорации постараются защитить патентами весь объем потенциально прибыльных нанотехнологических знаний. (Так же как они сегодня защищают серьезные лекарства, спокойно обрекая на смерть миллионы тяжело больных людей.) Но на раскрытие нанотехнологий для urbis еt orbis будет постоянно работать три фактора.
Их нарастающая интеллектуальность, особенно с тех пор, как появятся нанокомпьютеры для наносистем.
Их невидимость. Попробуйте-ка поискать конкретную песчинку в Сахаре, а в случае с наноустройством это еще сложнее.
Их неуловимость. Нелегко поймать умную молекулу-интелллекулу, ударившуюся в бега. Ловить-то придется с электронным микроскопом наперевес.
Ну и нарастающая активность нанохакеров. Они каждый божий день будут находить новые уязвимости в защите нанотехнологий, которые и сами ломают эту защиту с другой стороны. Хакнутый нанотехнологический код станет со скоростью света распространяться по пиринговых сетям, превращаясь в обычный «опен-сорс»…
Появятся регионы, которые с помощью нанотехнологий будут выходить из системы глобального хозяйства и глобального разделения труда, столь выгодного крупному капиталу. С каждым днем будет расти число регионов, замкнувшихся на самодостаточное местное производство и местный обмен и изрубивших зеленую валюту в капусту.
Капитализм быстро расслышит колокол, который звонит по нему. Но вести военные операции сразу в десятках регионах — это не под силу даже самым великим и ужасным. Тем более, что с каждым днем все слабее будут работать финансовые насосы, качающие средства из капиталистической периферии. Побегут в разные стороны компрадоры, приватизаторы, чиновники-коррупционеры и прочий персонал, обслуживающий финансовые каналы.
Капитализм возможно и мог бы спастись, если бы после потери контроля над нанотехнологиями, просто спустился на уровень ниже, замкнувшись в своих исконных англосаксонских вотчинах. Но это психологически невозможно для капиталистов. Потеря конкурентоспособности и снижение нормы прибыли — это хуже смерти. Так что капиталисты будут с отчаянием обреченных метаться эскадрильями из одного конца земного шара в другой, истребляя хакеров и прочих врагов демократии. Но мощь капитализма будет уже подорвана исчезновением спроса на его продукцию. Захиреет капитализм без прибыли, утратит лоск и джентльменские повадки.
А тут и внешний толчок подоспеет, со стороны великой периферии, за счет которой всегда существовал капитализм. Беспощадный негритянский бунт, переход сетей под контроль латиноамериканских революционеров, китайские боевые наноботы (на которых однако не написано, что они китайские), просачивающиеся через вентиляцию даже в наглухо забаррикадировавшиеся Пентагон и штаб НОРАД.
В результате комбинированного давления изнутри и снаружи капитализм рассыплется, как рассыпались когда-то Вавилон и Рим…
Итак, преобладание натурального хозяйства — это явный признак докапиталистической формации. Впрочем, нанотехнологическую формацию можно назвать и посткапиталистической. Так или иначе, очень многие общественные структуры нового мира станут напоминать старый добрый феодализм. Если точнее, феодализм ранний, довассально-сениориальной эпохи, когда основную часть населения составляют свободные общинники, крестьяне, которым не нужны города.