— И немного к западу, — мрачно заметил Волчье Дерево.
— Значит, прямо на нас?
— Может быть. Не уверен.
— Я думаю, что на нас, — сказал Расколотая Гора. — Или мы движемся к ним. Можем наткнуться прямо на них, если не остережемся.
— Чужие здесь? — промолвил Серебристое Облако, словно сам с собой. — Но ведь они не любят открытых равнин. Это не их земля. Им тут нечего делать. Им следовало сидеть у моря. Ты уверен, что это их следы, Волчье Дерево? Ты, Расколотая Гора?
Охотники кивнули.
— Они пересекают нашу тропу, но не думаю, что они выйдут на нас, — сказал Волчье Дерево.
— А я думаю — выйдут, — сказал Расколотая Гора.
— Думаю, они не знают, что мы здесь.
— А я думаю — знают.
Серебристое Облако вцепился себе в бороду. Удар, какой удар. Он глядел на восток, будто ожидая, если вглядится как следует, увидеть там Чужих, пересекающих тропу его племени, но видел только свет восходящего солнца.
Потом он встретился глазами с Ведуньей.
Он ждал, что она посмотрит на него победно, злорадно. Вышло ведь, что снег в середине лета предвещал-таки беду. А он, Серебристое Облако, не только не сумел предсказать снегопада, но и неправильно истолковал его зловещий смысл.
«Что я тебе говорила, — с полным правом могла бы сказать Ведунья. — Пришла большая беда, и ты больше не годишься в вожди».
Но, к удивлению Серебристого Облака, Ведунья не испытывала никакого злорадства. Она потемнела от горя, и тихие слезы струились у нее по щекам.
Она почти с нежностью протянула к нему руку.
— Серебристое Облако. Ох, Серебристое Облако.
А ведь она не о себе плачет. И не о племени. Она плачет обо мне, с изумлением понял вождь.
Глава 1
ЛЮБОВЬ
1
Эдит Феллоуз оправила свою сестринскую форму, как всегда перед этой наглухо запертой дверью, и переступила невидимую черту, отделявшую существующий мир от несуществующего. В руках она держала блокнот и авторучку, хотя теперь почти не делала заметок — разве только при крайней необходимости.
На этот раз при ней был еще и чемоданчик. «Несу игры мальчику», — с улыбкой сказала она охраннику, который давно уже и не думал ни о чем ее спрашивать. Он приветливо помахал ей через барьер безопасности.
А мальчик, как всегда, почувствовал, что она вошла в его мирок, и подбежал, крича, как обычно, мягко и невнятно:
— Мисс Феллоуз, мисс Феллоуз!
— Тимми, — ответила она, нежно взъерошив его лохматые темные волосы на странной формы головенке. — Что с тобой?
— Где Джерри? Он сегодня больше не придет со мной играть?
— Сегодня нет.
— Я жалею, что так получилось.
— Я знаю, Тимми.
— А Джерри...
— Забудь пока про Джерри, Тимми. Ты из-за него плакал? Из-за того, что его нет?
Мальчик отвел глаза.
— Не только из-за него, мисс Феллоуз. Мне опять снился сон.
— Тот же самый? — Мисс Феллоуз плотно сжала губы. Конечно, происшествие с Джерри неминуемо должно было вызвать этот сон.
— Да, тот же, — кивнул мальчик.
— Очень было страшно?
— Да, очень. Я был там снаружи. Там были дети, много детей. Джерри тоже был. Они все на меня смотрели. Некоторые смеялись, некоторые показывали на меня и корчили рожи, но другие были хорошие. Они сказали: иди сюда, иди, ты можешь, Тимми. Просто шагай. Иди, иди все время — и выйдешь. Я и пошел Прямо взял и вышел отсюда наружу. И сказал: ну, теперь давайте играть, но они стали расплываться, и я их больше не видел, а меня стало тянуть обратно сюда. Я не мог остановиться. Меня все тянуло, и вокруг сделалась черная стена, и я не мог шевельнуться, я завяз, я...
— Ох, как страшно. Мне очень жаль, что тебе это снилось, Тимми, — ты знаешь, как жаль.
Он попробовал улыбнуться, показав свои чересчур большие зубы, — так что казалось, будто его челюсти еще сильнее выпячиваются вперед, чем на самом деле.
— А когда я вырасту большой, чтобы выйти отсюда, мисс Феллоуз? Выйти взаправду, а не только во сне?
— Скоро, — ответила она, и сердце у нее разрывалось. — Скоро.
Она протянула мальчику руку. Ей нравилось теплое прикосновение его сухой шершавой ладошки. Он потянул ее за собой, ведя через все три комнаты Первой секции стасиса — достаточно удобные, но ставшие ему тюрьмой на все семь лет его жизни. (Семь ли? Кто может знать?)
Он подвел мисс Феллоуз к единственному окошку, выходящему на заросший кустами пустырь существующего мира, сейчас скрытый ночной тьмой. Днем там были видны забор и доска с надписью, грозившей страшными карами любому, кто вздумает войти сюда без разрешения. Тимми прижал нос к стеклу.
— Расскажите еще раз, что там, снаружи, мисс Феллоуз.
— Там хорошо. Лучше, чем здесь, — грустно сказала она.
И опять, как столько раз за три последних года, стала следить за ним краешком глаза, глядя на профиль маленького узника, прилипшего к окну. Над покатым лбом вихрами торчали густые жесткие волосы — ей никогда не удавалось толком их причесать. Задняя часть черепа выпирала несуразной глыбой — голова из-за этого казалась слишком тяжелой и как будто перевешивала, заставляя тело сутулиться. Над глазами уже выступали тяжелые валики надбровных дуг. Большой рот выдавался гораздо дальше вперед, чем широкий сплюснутый нос, а подбородка не было вообще — челюсть плавно уходила назад. Мальчик был невысок для своих лет, почти карлик, несмотря на мощное не по годам сложение, а ножки были короткие и кривые. Родимое пятно — красная метина в виде зигзага молнии — резко выделялось на его широкой скуле.
Ужасно безобразный был мальчик — а Эдит Феллоуз любила его больше всех на свете.
Он не видел ее лица, и она могла не скрывать, как дрожат у нее губы.
Его хотят убить. К этому все сводится. Он совсем малыш и еще беспомощнее обыкновенного ребенка, а его собираются послать на смерть.
Но этого не будет. Она сделает все, чтобы этому помешать. Все. Мисс Феллоуз сознавала, что преступает свой долг — а она еще никогда в жизни не нарушала того, что считала своим долгом. Но теперь ей было все равно. Да, бесспорно, у нее есть долг перед компанией, но есть долг и перед Тимми, не говоря уже о долге перед самой собой. И она не сомневалась относительно того, какой долг стоит на первом месте, какой на втором, а какой на третьем.
Она открыла свой чемоданчик.
И достала пальтишко, вязаную шапочку с ушами и все остальное.
Тимми смотрел уже не в окно, а на нее. Какие большущие у него глаза, какие лучистые, какие серьезные.
— Что это за вещи, мисс Феллоуз?
— Это одежда. Одежда, которую носят снаружи. Поди сюда, Тимми.
2
Она была, собственно, только третьей из претенденток на это место, с которыми беседовал Хоскинс, а отдел кадров рекомендовал двух первых. Но Джеральд Хоскинс был не из тех начальников, которые настолько доверяют своему аппарату, что не дают себе труда проверять его. Кое-кто в компании считал, что это его основной недостаток как руководителя. Порой Хоскинс с ними соглашался, но с этими тремя женщинами решил все же побеседовать лично.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});