А Зарецкий — молодец. И дочь, Кармелита, у него — красавица. По цыганской почте передали, ей недавно восемнадцать исполнилось. Как праздновали, как праздновали!.. Услыхав об этом, Бейбут сразу о свадьбе задумался. Точнее, вспомнил. Миро и Кармелита — хорошая пара получится. И выгодная…
Бейбут по-лошадиному махнул головой. Плохая мысль, неправильная. Он об этом не думал, он этого нс хотел. Само так получилось. Давно это было. Баро тогда только осел в Управске, думал еще, что ненадолго, что временно. Бейбут со своими шел мимо, остановился. Хороший был вечер, добрый: пили, ели, вспоминали, шутили, пели. Двенадцатилетний Миро все заглядывался на семилетнюю Кармелиту. Но подойти стеснялся. Хотя и видел, что она на него тоже смотрит, правда, украдкой, чтоб он не заметил. А когда мальчик смотрел на нее, она отворачивалась, подчеркивала свою независимость.
Потом они все же познакомились. Но игры у них были мальчишеские — играли «в ножика», лазали по деревьям, бросались цветами репейника, застревающими в одежде, на лошадях катались.
Вечер заканчивался, костер догорал, Бейбут и Баро курили трубки, любуясь детьми.
И вдруг Миро решительно прервал игру, подбежал к отцу и что-то быстро прошептал ему на ухо. Бейбут улыбнулся:
— Баро, мой сын хочет жениться на твоей дочери. Засылать сватов?
— Нужно спросить об этом у самой невесты, — засмеялся в ответ Зарецкий. — Кармелита, доченька, подойди ко мне.
Разгоряченная игрой, с пылающими щеками, Кармелита подбежала к отцу.
— Ну что, доченька, хочешь выйти замуж за Миро?
Девочка расцвела — вот она, любовь!
— Да, хочу! Хочу!!!
Баро и Бейбут перестали смеяться, достали трубки изо рта, обменялись рукопожатиями:
— Так тому и быть!..
Вот как было. Видит Бог, Бейбут никому в сватья не напрашивался, о корысти не думал. Просто теперь он, как честный ром, обязан выполнять обещание. Оттого и пустил по почте цыганской весть Зарецкому. Мол, встречай, сваты с женихом едут!
Да, но есть же еще Люцита!
А что Люцита? Детская привязанность — столько лет росли вместе, рядышком. Привыкли, привязались. Глупое это все, пустое. И ненастоящее — так, для номера с ножами. Ах! Ох! Ножи метнули, деньги получили. И все — работа закончилась!
Но совсем не так думала Люцита. Ее сердце болело по-настоящему. Выхаживая прошедшей зимой медвежонка, глядя в его не по-звериному доверчивые детские глаза, она так ясно поняла, что больше не может жить без семьи, без Миро… Ох уж этот Миро. Глаза — искры, слова — огонь, в руках все горит-спорится. Дьявол — правда, добрый, — а не человек: вот он кто! Только как к нему подберешься, если улыбчивый и приветливый со всеми молодой ром никого не впускает ни в сердце свое, ни в мысли.
Вечерело. Миро вел «газель» ловко и даже нежно, как будто с конем управлялся. Люцита, по старой памяти севшая рядом с ним, на переднем сиденье, не знала, как заговорить о предстоящей свадьбе. Ему ведь что ни скажи — отшутится, ничего не ответит.
Но помогла Розаура. Она со своим выводком ехала в старом таборном автобусе. Степан, который вел его, решил обогнать «газельку». И обогнал, мастерски «подрезав» Миро на повороте. И тут уж Розаура не могла смолчать, свесившись в открытое окно автобуса, зацепила парня:
— Эй, Миро, что так медленно едешь? Эй, не дождется тебя невеста, за другого замуж выйдет. Что за жених?!
И малыши подхватили, как попугайчики:
— Жених! Жених! Жених!
Миро только улыбнулся в ответ — что взять с детей. Степан же… тот молодой еще, пусть себе лихачит на разбитом автобусе. А «газелька» почти новая, беречь надо.
Но тут и Люцита не сдержалась — ей-то казалось, что Миро совсем не медлит, а просто летит в Управск, к невесте:
— Что, Миро, не терпится скорее свадьбу сыграть?
И снова Миро рассмеялся в ответ — мало ли что девушка скажет!
— О чем ты, Люцита? Я же невесту с детства не видел. Может, посмотрю на нее — и испугаюсь.
— А если не испугаешься — женишься?
— Может, и женюсь. А тебе-то что? Разве у нас с тобой что серьезное было?
Люцита замолчала. Как больно! Господи, помоги сдержаться, не заплакать, не закричать, не прокусить отболи губу:
— Для тебя, может, и не было. А для меня — было.
Миро почувствовал, что тут уж лучше не шутить. И замолчал. Не зря говорят старики, лучший способ говорить с женщиной — это молчать.
А Люцита уняла цыганскую гордость и осторожно так спросила, не спрашивая:
— Я думала, я тебе нравлюсь…
— Нравишься, Люцита, нравишься, — не удержался Миро. — Только жениться я пока не хочу. Будь моя воля — я бы вообще об этом не думал.
— Ну и откажись от свадьбы. Или ты боишься сказать отцу?
— Рано еще шум поднимать. Приедем, тогда и разберемся, что к чему…
Раздался зычный крик Бейбута: «Зде-е-есь!»
Театр-табор свернул с дороги, чтоб остановиться на ночь. Место, как всегда, выбрали самое удачное. Полянка ровная, аккуратная, рядом — лесок, совсем недалеко — ручеек, текущий к Волге. В десяти минутах быстрого шага — деревенька, в которой наверняка можно что-нибудь найти, нагадать или выменять.
За пятнадцать минут цыганская колонна превратилась в табор. И только тогда Бейбут позвал Миро, на очередной, как он это называл, «очень сильно важный разговор». С каменным лицом и тяжелым сердцем Миро вошел в отцовский трейлер. Небось снова будет говорить о свадьбе. А что, если опередить его?
— Папа, давай только о свадьбе — ни слова.
— Что значит «ни слова»? Почему?
— Потому что я не уверен… И не обязан…
— Как «не обязан»? А я тебе говорю: обязан!
— Из-за чего?! Из-за этой детской помолвки? Отец, но это же несерьезно.
— Что значит — несерьезно? Мы к Баро не в детские игры играть, а свататься едем.
— А моего мнения ты уже не спрашиваешь? А что если она…
— Что «она»? Она единственная дочь Баро! А сыновей у него нет!
— Ну и что?
— А то, что ты сначала — ее муж, а потом, глядишь, преемник самого Зарецкого!
— То есть, чтобы породниться с бароном, ты приказываешь мне жениться?
— А тебе этого мало?
— Нет, отец, мне этого много! А что если она сама не захочет? Что тогда?
— Мы десять лет назад с ее отцом по рукам ударили. Какой же он барон, если не сдержит свое слово?
— Ну хорошо — сдержит. Сдержит… Но отец! Отец! Неужели ничего нельзя изменить?
Последние слова Миро выкрикнул с такой болью, что Бейбут немного смягчился:
— Пойми, Миро, я хочу только добра — и тебе, и всему нашему роду. Ты об этом подумай, о своей ответственности перед всеми нами.
— Да я думаю, отец. Думаю…
Увидев, что сын чуть размяк, Бейбут вновь пришпорил разговор: