Читать интересную книгу «Бор-Бос» поднимает паруса - Николай Наволочкин

Из лагеря Ваня ушел тайком. Если бы у него спросили, почему он так поступил, Ваня, пожалуй, не смог бы дать вразумительного ответа. Разве скажешь, что хотел досадить Рае Тузиковой? Будущий выдающийся радиоконструктор сам не представлял, за что он хочет ей досадить. Просто, ему хотелось, чтобы она знала, что он ушел из-за нее, и еще ему хотелось, чтобы эта девчонка попереживала и раскаялась. Хотя в чем Рая должна раскаиваться, Ваня тоже не смог бы толком объяснить.

Одно было известно всем девочкам первого отряда: только Рая могла упросить Ваню включить в неурочное время приемник или проиграть через усилитель пластинку. А сам Ваня знал: прикажи ему Рая залезть на самую высокую березу — и он бы залез, хотя очень боялся высоты. Но, к счастью, такая мысль ни разу не приходила в Раину голову.

Вот и ушел из лагеря непонятый человек, по прозвищу Ваня Конденсатор, да ушел-то не туда, куда думал…

Выжав трусы, Костя забыл про пришельцев с далекой планеты и их золотой шар и набросился на Павлика. Он, совсем несолидно для начальника экспедиции, размахивал кулаками и так кричал, как будто Киле был глухой или стоял на другом берегу реки. Но этого Павлика ничем нельзя было пронять. Он присел на корточки, подпер подбородок руками и внимательно слушал. Со стороны могло показаться, что Павлику нравится, как Борисов его ругает. Устав, Костя пригрозил, что отправит его обратно, если он еще хоть раз загорнит без разрешения.

Павлик сказал: «Ладно!» — и ребята пошли дальше.

Скоро должна была показаться Морошка. Песчаные релки, поросшие черемухой, дикими яблонями, тополями и амурским бархатом, придвинулись к самой тропинке. Разлапистые зеленые, с красными прожилками листья дикого винограда свешивались над головами путешественников. Потом тропинка нырнула под зеленый навес перекинувшихся с дерева на дерево виноградных плетей. Запахло медом, грибами, хотя их время еще не подошло, и газированной водой, хотя ей тоже неоткуда было здесь взяться, — ближайший киоск «Прохладительные напитки» находился за сто пятьдесят километров, в городе, из которого приехали пионеры.

И вдруг за кустами боярышника дорожка ткнулась в песчаную осыпь и пропала. Перед глазами ребят блеснула, засверкала сотнями солнечных зайчиков, потянула прохладой бурная речка Морошка. Павлик не удержался и затрубил в горн. Костя радостно заорал, как будто он самый рядовой пионер, а не начальник экспедиции, прыгнул на горячий песок и побежал к воде.

Первый этап путешествия окончен!

Побарахтавшись на песчаной косе, мальчики решили искупаться. Это явно противоречило строгим указаниям Иды Сергеевны. Все пионеры из лагеря обычно купались в спокойной Утиной протоке. Так далеко от лагеря еще никто не ходил. Но коса манила таким отборным, чистым песком, будто кто-то его специально просеивал сквозь сито, она так полого уходила под воду, вода в Морошке оказалась такой прозрачной, а солнце так припекало, что тут уж никак не удержишься.

На песок полетели рюкзаки и сандалии, рубашки и шаровары, и весь личный состав экспедиции с криками кинулся в воду. Но Морошка недаром текла с синих гор, не зря ее питали ледяные ключи. Так же стремительно, как в воду, личный состав экспедиции, ошалело озираясь, бросился на берег: даже здесь, у косы, вода была холодна как лед. Вот она какая, эта Морошка-река!

Отдышавшись и согревшись, ребята выстругали из ветки стрелку, установили ее так, что она покалывала вниз по течению реки, закопали рядом конверт № 2. И отправились искать подходящее место для вымпела.

Песчаная коса, которую в городе назвали бы пляжем, протянулась вдоль берега метров на триста. Справа к ней примыкала высокая, густо заросшая лесом релка. Сейчас там, наверное, спела-переспевала черемуха, потому что лакомки-скворцы, надрываясь от крика, кружились над релкой суматошными стаями.

Киле заикнулся, что неплохо бы попробовать, какая здесь черемуха — такая, как у лагеря, или вкуснее, но начальник экспедиции рассердился:

— Повесим вымпел, тогда я, может быть, разрешу, — отрезал он и нахмурился, при этом его усыпанное замечательными веснушками лицо выразило строгость и непреклонность. — А сейчас — вперед!

Вперед так вперед. Исполнительный Павлик послушно поплелся за командиром. А рядом с ребятами по горячей песчаной косе зашагали две тени. Одна — длинная и сухонькая. И хотя на черном лице ее не было веснушек и строгого выражения, — это была Костина тень. Вторая тень, коротенькая и толстая, шагала вразвалочку и два раза тайком показала кулак той тени, что шла впереди, — наверное, потому, что ее хозяину не дали порыбачить.

Что касается Вани Конденсатора, то ему именно в эту минуту пришла в голову превосходная идея.

От деда, а потом от старших ребят в Доме пионеров он слышал, что раньше мастерили детекторные приемники в спичечном коробке. «Ну, хорошо, — подумал тогда Ваня, — детектор можно спрятать внутрь коробка, а куда денешь катушку?» И вот сейчас Ваня нашел место для катушки — ее ведь можно намотать вокруг коробка!

Мысль эта оказалась настолько заманчивой, что Ваня забыл на время и про Раю Тузикову, и про колхоз «Рыбак», и про родного деда. Он сел на чемоданчик и стал прутиком чертить на дорожке схему этого забытого приемника.

Мы не будем мешать изобретателю, — пусть думает. Пифагор тоже думал. Говорят, что он точно так же, как и Ваня, прутиком на земле, доказывал всем желающим свою знаменитую теорему. А вот когда Ваня Иванов встанет, география опять его подведет. Наш конструктор забудет, в какую сторону он шел — туда или сюда.

Глава вторая

Почему запоздал завтрак. Радиописьмо. Переполох. Приказ № 1. Следы Вани Конденсатора. Где Костя с Павликом?

Поварихе тете Насте приснилось, что она проспала и весь лагерь остался без завтрака. Тридцать малышей из шестого отряда ревут во все тридцать голосов. Вожатые лежат в обмороке. Цепной пес Терешка воет. Нанайский мальчик Киле ест сырую рыбу. А старшие (так в лагере звали первый отряд) забрались на черемуху и самовольно, вместе с птицами, объедают эту вязкую ягоду. И самое страшное — им ничего не скажешь, они же, бедняжки, голодные.

Тетя Настя открыла глаза, сразу зажмурилась и ужаснулась. Обычно она просыпалась, когда первый солнечный луч только касался края подушки, а сейчас он добрался до ее глаз, ослепительный и горячий. Это значило, что всегда аккуратная повариха проспала лишних двадцать минут.

— Подъем! — скомандовала сама себе тетя Настя. Быстро, как солдат, в две минуты собралась и побежала отпустить с цепи Терешку. Она очень удивилась, что Терешка не рвется, не лает и никак не выражает своего недовольства. Обычно эта дисциплинированная собака не терпела опозданий и всегда поднимала недовольный лай, если ее не отцепят вовремя.

Вообще Терешка имел странный характер. Ночью, на цепи, это был лютый, злой пес. Что там чужие, — он и своих не подпускал к тем дверям, на которых висели замки. Но стоило утром отцепить его, как свирепый пес превращался в добродушную и очень терпеливую собаку, которая позволяла малышам таскать себя за уши, бегала со старшими на речку, любила плавать и умела играть в прятки. Зато, как только после спуска флага Никита трубил отбой, Терешка кидался к своей будке. Здесь он ложился и ждал, чтобы его посадили на цепь. Тетя Настя пристегивала ночного стража лагеря к цепи и поскорее отходила, потому что Терешка буквально на глазах терял свое добродушие: шерсть на нем ершилась, и он начинал рычать.

В это же утро Терешка спал как младенец. Тетя Настя ахнула и вспомнила, что вчера она забыла прицепить его к цепи. То-то ночью он ни разу не залаял и не разбудил ее.

Конечно, и Ваня Конструктор не смог бы так безнаказанно бегать в радиорубку и подкрадываться к окну Раи Тузиковой, если бы пес сидел на цепи.

Между тем лагерь просыпался. Весело затрещали дрова на кухне. Вожатые побежали умываться на протоку, хотя пионерам это категорически запрещалось, потому что, как говорила ребятам Ида Сергеевна, «для умывания в цивилизованном обществе имеются умывальники».

Наконец настало время будить Никиту. Никита вскочил, подтянул трусы, сунул руку под подушку, потом под матрас, но горна там не оказалось. Тогда горнист торопливо стал перетряхивать одеяло, простыни, подушку, заглянул для чего-то в банку с красными саранками и полез под кровать. Под кроватью, кроме пылинок, плавающих в солнечном свете, и стоптанных сандалий, принадлежавших самому Никите, никаких предметов не оказалось. Никита переполз под Костину кровать, — под ней не было даже сандалий. Славный горнист пополз дальше.

Когда Ида Сергеевна, собственными глазами наблюдавшая, как босые пятки Никиты исчезли под кроватью, через несколько минут заглянула туда, — ни пяток, ни их хозяина там не оказалось. Ида Сергеевна заморгала пушистыми ресницами и осторожно позвала: