Он тихо произнес:
— Меня зовут Джефф Браун, а это Кэти Морган.
— Я — Хенк Николс, — произнес мужчина. — Рад нашей встрече. Мисс Морган. Джефф.
Джефф протянул руку для рукопожатия, но человек проигнорировал его жест, и Джефф спустя мгновение опустил ее. «Знаки общения выглядят теперь, к сожалению, странно.»
Николс все еще глазел на Кэти, но Джефф, вспомнив, как он, после долгого одиночества, стонал от счастья, увидев другое человеческое лицо, отнесся к этому с пониманием; от одиночества все становятся полупомешанными.
— Много еще людей в городе? Я надеялся… — начал расспросы Николс, обращаясь к Кэти.
— Нет, — ответил Джефф за нее. — Я прошел весь Средний Запад в поисках и в конце концов очутился здесь. Катарина пересекла всю Новую Англию. Там она повстречала только одного старика, который умер еще до того, как она встретила меня.
— Катарина, э? Я еще не видел ни одной живой души. Боюсь, мы — единственные, кто выжил. Его взгляд, обращенный на Катарину, был теперь более открытым и он чаще стал переводить взгляд на Джеффа.
— Я как раз ловил свой обед из кроликов. Вы бы могли присоединиться ко мне, у меня хватит на всех.
Кэти обескураженно смотрела на человека: бородатый, сгорбленный, не слишком грязный, но конечно не чистый. Его глаза, следовавшие за ней, вызывали у нее странное ощущение. Она поймала Джеффа за руку и прошептала что-то.
Он усмехнулся и сказал ободряюще:
— Успокойся, девочка. Он, по всему, не слишком располагающий тип, но он один из божьих созданий. В нашем положении не следовало бы, — он улыбнулся ей — быть буками.
Она кивнула головой, но руку Джеффа не отпустила. Николс, повернувшись, заметил это и его глаза сузились, в их глубине зажегся странный огонек.
На небольшой поляне вблизи от дороги он раскинул палатку, и над их лагерем теперь поднимался дымок от тлеющих углей костра, на котором они и будут готовить пищу. Он присел на корточки, ловко свежуя кролика.
— А здесь неплохо. Я прежде почти нигде не бывал — работал в захолустном городке в Кентукки. Там даже кинотеатра поблизости не было. А потом — это долгое одиночество…
— Я понимаю, — согласился Джефф. — Думаю, где-нибудь на Земле, может быть, в Европе или Африке, остались люди. Но у нас нет способа выяснить это.
Николс отшвырнул кроличью шкурку. Кэти взяла освежеванную тушку.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Что ж, помоги, детка.
Он подал ей нож, на мгновение задержав ее маленькую ладошку в своей широкой лапе.
— Мне как раз недоставало кого-нибудь, чтобы резать моих кроликов.
Он рассмеялся и, бросив на нее косой взгляд, взял из груды второго кролика, и начал со знанием дела отрезать лапы и сдирать шкуру.
— Джефф, ты принес маловато хвороста, принеси еще.
Тон, небрежный и приказной, вызвал у Джеффа резкое неприятие; но он поднялся и, сказав покорным голосом «Ладно», пошел к лесу.
«О, господи, твои мистификации выше человеческого понимания» — подумал он сконфуженно. Мужчина и женщина, и священник, чтобы повенчать их. Кэти боится этого человека — но все же она смеялась вместе с ним, предлагая свою помощь. Инстинкт. «Каждый в паре с другим из своего племени, мужчина и женщина…», каким бы грязным и неопрятным не выглядел Николс, он был мужчиной; и он мог, и должен был распознать инстинкты в себе, и в Кэти.
У Джеффа сдавило горло от этих мыслей; он сглотнул комок. Кэти — и это существо!
Будь благоразумным. Он даст ей то, что она пожелает, а ты не смог — или не захотел. Чертов дурень — цепляясь за пережитки, дал обет миру, который уже давно пришел к своему краху.
Ты защищал Кэти от множества опасностей. Стая голодных псов. Падающие стены. Крысы. Свирепые одичавшие коты…
«Неужели ты отдашь ее человеку, который опаснее, чем все, от чего ты защитил ее?»
У него сжались кулаки и челюсти, он дрожал в ознобе, борясь с желанием кинуться обратно на поляну, и, если понадобится, драться с Николсом за право обладания этой женщиной. «Но она не твоя… о, боже, о мой Боже… благословенная мать милосердия, святая Мария, сжалься надо мной…»
Внезапно душераздирающий вопль достиг его ушей, потом еще раз. Кричала Кэти!
— Нет! Нет! Джефф, помоги! Помоги! Джефф! О, не-е-ет! — крик прервался, словно грубая лапа зажала ей рот.
Все размышления, молитвы и угрызения совести вылетели из головы Джеффа; последняя шелуха цивилизованности слетела с него и он кинулся бежать.
— Кэти, Кэти, — кричал он на бегу. — Я иду, дорогая!
Пуля, выпущенная Николсом, прошила его легкие и он головой вперед свалился в ложбинку.
Кэти, закрыв рот ладонью, в ужасе уставилась на бородатого мужчину.
— Ты застрелил его! Ты убил его!
— Да, убил, черт… — продолжение фразы Кэти не поняла, за исключением того, что смысл ее был невыразимо грязный. — Как бы то ни было, все кончено. Я полагал, ты была бы чертовски рада отделаться от него. Он что, поймал тебя, когда ты была одна? Во всяком случае, от него мы избавились. Иди-ка ко мне, детка — ЭЙ! Что ты делаешь?!
Кэти шарила в кармане ветровки. Она приобрела сноровку, стреляя по крысам. «Просто это еще одна крыса», — твердила она про себя, и палец лег на курок; пуля погасила его улыбку. Она тут же стерла из памяти его грязный взгляд исподлобья.
Потом она обнаружила, что пинает валяющееся на земле вялое тело. Она кинулась к Джеффу, опустилась на колени подле него, что-то лепеча. Он открыл глаза, и они были полны страдания.
— Кэти…
— Я застрелила его, — расплакалась она, — я убила его, я…
— Тебе не следовало… — выдохнул он. Его мысли затуманились. — Покайся…
Она в ужасе и с внезапной дикой догадкой глядела, как ногти мужчины медленно царапали грудь. Это была агония.
Он что-то забормотал, его взгляд просветлел, сознание прояснилось.
— Я был… прав с самого начала. Пока мы… пробирались ощупью… мы могли… найти свой конец здесь. Хорошо, что он… явился, ибо я мог поддаться… — он выплюнул кровавую слюну.
— Не надо говорить ничего! Помолчи, Джефф, милый…
Рыдая, она нянчила его голову у себя на коленях. Его затуманенный взор тщетно пытался разглядеть ее в наступавших сумерках. Он пробормотал что-то бессвязное на латыни, и внезапно сказал нежно:
— Кэти, милая — наклонись и скажи мне… ты потеряла тот ключ намеренно?
Рыдая, она склонилась над ним, чтобы он услыхал ее ответ, но он уже ничего не слышал. Отец Томас Джефферсон Браун громко и четко произнес:
— Прости, господи, ты сможешь теперь начать с нового комка глины, — и умер.
Спустя минуту Кэти выпрямилась, позволив его телу опасть на траву.
— Он был прав с самого начала, — сказала она, ни к кому не обращаясь, положила пистолет в карман, подняла две освежеванные кроличьи тушки и, жутко усмехнувшись, одиноко побрела к своей лодке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});