который может рассказать многое о преступнике и его мотивах. Звучит холодно и бесчеловечно. Но это единственный способ взаимодействия детектива со смертью без губительных для него последствий. В конце концов, в течение «обычного» года я имею дело примерно с 75 смертями.
Когда мне удалось понять, как выстраивать дистанцию между собой и жертвой, моя работа стала намного интереснее. Я вдруг стал замечать следы смерти, которые до сих пор были скрыты от меня. В стремлении узнать больше я много раз посещал судебно-медицинские учреждения. Так я познакомился с методами вскрытия, научился распознавать и интерпретировать травмы. Лицо смерти перестало быть таким пугающим.
Но у меня, наверное, никогда не получится воспринимать смерть как должное. Даже несмотря на то, что я продолжаю тщательно хранить свои впечатления глубоко в «ментальных ящиках» и прятаться за защитными стенами. По опыту многих людей, с которыми мне довелось столкнуться по работе, я вижу, что у них это тоже не всегда хорошо выходит. Некоторые компенсируют эмоции экстремальным поведением. Например, суровая на вид женщина-прокурор из Бремена во время эксгумации достает бутерброд из своей сумочки Louis Vuitton и с набитым ртом принимается рассказывать о своем самом заветном желании на день рождения: утром – сообщение от дежурных об убийстве, днем – тщательное расследование, а вечером – задержание и признание виновного. Или работник морга – практически некрофил, который, что называется, совершенно разучился относиться к смерти с уважением и вместо этого испытывает влечение к трупам, не упуская возможности отпустить пошлую шутку во время вскрытия или осмотра трупа и напугать молодых полицейских леденящими душу подробностями. Или детектив из отдела убийств, который позволяет себе лишь маленький глоток спиртного, чтобы избавиться от привкуса смерти во рту и носу, а потом неожиданно становится алкоголиком. Или коллеги, которые, будучи не в силах больше выносить вид смерти и страданий, вынуждены обратиться за помощью к психотерапевту, переводятся в другой отдел, а иногда и вовсе совершают суицид. Смерть и зло иногда обладают неимоверной мощью.
По сей день для меня самая скверная сторона нашей работы – это необходимость общаться с близкими погибших. Тут уже не помогает дистанцироваться от жертвы. Вы сталкиваетесь с глубочайшим, истинным горем.
Часто в обязанности следователя входит информирование родственников о смерти пострадавшего. Тогда он выступает вестником самых ужасных новостей.
И нередко ему приходится полагаться только на собственные силы. Эта обязанность тяжело дается не только молодым и неопытным сотрудникам.
Вот почему две смерти до сих пор не удается запрятать в дальний угол моего сознания. Как будто это было вчера, в памяти всплывают воспоминания о гибели одного русского немца, который скончался от несчастного случая. Юноше было всего лишь 17 лет. Его голова оказалась зажатой между двумя стенами во время ремонта внешней лестницы. Поскольку тело смогли вытащить только спустя достаточно продолжительное время, я был вынужден успокаивать потрясенных и бьющихся в истерике родственников. Когда покойного наконец доставили в морг и я уже собрался домой, мне позвонил пастор, курировавший семью. Он сообщил, что намерен приехать в морг с матерью погибшего, чтобы она попрощалась с сыном. По его словам, только так она могла поверить в то, что тот действительно мертв. Я пытался объяснить священнику, что это невозможно, что у мальчика слишком сильные увечья. Но все мои возражения не возымели никакого эффекта. В отчаянии я начал смывать кровь с головы юноши и прикрывать раны белыми бинтами и простынями. Я почти закончил, когда женщина вошла в помещение.
В другой раз пострадавшая тоже была из немецко-русской семьи. Одним воскресным днем трехлетняя девочка, играя с братом, решила спрятаться за диваном. Ее голова застряла между спинкой и наклонной стеной, в результате чего малышка случайно удушилась. Оказавшись на месте, я увидел обезумевшую мать, пьяного отца, православного священника и скорбящих представителей общины русских немцев. Все доводы о том, что ребенка необходимо отвезти к судмедэксперту, не помогали. Отец упорно не позволял сотруднику похоронного бюро вынести дочь из комнаты. Он пил стакан за стаканом и становился все пьянее с каждой минутой. Что мне было делать? Как вариант – скрутить огромного мужчину при помощи нескольких полицейских, но, безусловно, это было самым худшим решением. Вместо этого я выкурил с ним несколько сигарет и выпил водки. Акт человечности, как выразился священник, пусть даже он совершен в нарушение инструкций. Тогда мне пришла в голову одна идея: я предложил отцу самому отнести мертвого ребенка к катафалку. Мужчина согласился. Мать завернула девочку в белую простыню, и изрядно пьяный отец торжественно зашагал к катафалку с мертвой дочерью на руках. За ними последовали мать, священник, скорбящие представители общины и я. До сих пор в моих ушах звучит их пение, я вижу пожилых женщин с иконами и отца, который укладывает своего мертвого ребенка в открытый гроб и присоединяется к рыдающей жене. Эта сцена регулярно всплывает в моей голове.
Несмотря на все эти стрессовые моменты, я люблю свою работу. Трудно представить более творческую профессию со столь четкой, но невероятной задачей – объединить вещи, которые поначалу кажутся несвязанными. И дело не только в разнообразии заданий и не в погружении в различные сферы жизни. Суть в привлекательности и притягательности зла, в стремлении выяснить, кто это сделал, в поиске ответа на вопрос «Почему?». Превыше всего это уверенность в том, что потерпевший и его родственники имеют право на то, чтобы преступление было раскрыто, а также желание защитить общество от опасности.
На страницах этой книги я приглашаю вас заглянуть мне через плечо, понаблюдать за моей работой и проследовать со мной по пути в поисках зла. И в конце вы тоже затруднитесь объяснить, что на самом деле представляет собой обыкновенное зло и почему мы так им очарованы.
1
Не ведая жалости
Преступление по книге
Дождь барабанит по лобовому стеклу моей служебной машины. Я подъезжаю к складам на Везере. Поднимаю воротник плаща и бегу к реконструированному зданию. Жизнь у реки – вот философия застройки в этом квартале. Сейчас эта фраза приобретает совершенно иной смысл. Промокнув до нитки, добираюсь до бывшего склада. С тех пор как активная работа гавани переместилась в соседний Бремерхафен, где достаточно места для разгрузки и загрузки гигантских современных контейнеров, пустующие складские и промышленные помещения в порту Бремена постепенно превращаются в жилые. Комплекс с отремонтированными «под ключ» апартаментами в стиле лофт, эксклюзивными бутиками, офисами и юридическими конторами спроектирован в соответствии с последними