пальцы не дрожали.
Шаг — и хозяин вулкана совсем близко оказался, да настолько, что пришлось высоко голову вскинуть.
— Обманываешь, невеста. — Алые искры в глубине глаз опасно сверкнули. — Не боишься гнева хозяина вулкана?
— Не обманываю. И впрямь на ветру простыла, когда поздним вечером от подруги возвращалась. А ветер с горы этой прокля… — осеклась поспешно, вздохнула и продолжила смиренно: — С горы этой как раз и идет.
Хозяин вулкана головой покачал. Не поверил ни единому слову, как пить дать. И взгляда своего огненного с меня все не сводил.
— По доброй воле ко мне явилась?
Кивнула куда решительней, чем себя ощущала.
— По доброй.
— Скажешь, слез не лила, родных не звала, любимого не кликала? — Молчала. Тогда поторопил жених: — Не так разве было?
Сглотнула, припомнив, как четыре седьмицы назад, когда вулкан пробудился и стал в чистое небо темный дым выбрасывать, жребий стать невестой хозяина вулкана моей подруге выпал.
* * *
Помнила я затянутые черным шелком в знак траура окна дома подруги. Помнила несмолкаемый, надрывный плач матушки ее и сведенные в раздумьях брови батюшки. Единственную любимую дочь должны были отдать несчастные родители на потеху чудовищу из-под горы. Да только все обернулось иначе.
И седьмицы не прошло, как неведомая хворь поселилась в моей груди, а кашель не только не отпускал, а все сильнее становился. Лекарь Ульх сперва микстуры смешивал, а потом лишь головой качал да вздыхал, потому как день ото дня чувствовала я себя все слабее. А одной ночью, пока с приступами кашля и разливавшейся в груди горячей болью боролась, приняла решение, о котором наутро любимой подруге и сообщила.
— Я твое место займу.
— Ты не можешь, Мелисса! — Видела, как дрожат ее губы.
Со дня жребия подруга от переживаний похудела сильно, косточки ключиц так и торчали, будто птичьи. Лекарь только и успевал, что от моего дома до дома старосты ходить.
— Могу. Сама знаешь. Хозяину вулкана ведь все едино. Любая может по доброй воле к нему отправиться, главное, чтоб по возрасту подходила и не мужней была, — усмехнулась, — да вот только желающих никогда нет. Для того жребий и придуман.
— Погубит тебя хозяин вулкана!
— Я и так умираю, — тихо ответила, сжимая руки Аланы.
— Неправда!
Знала, что произнести должна. Всю ночь готовилась. С трудом сглотнула сухой ком в горле.
— Лекарь вчера сказал. Да я и сама прошлой ночью дыхание Старухи-Смерти почуяла. А оно мне знакомо.
— Мелисса… — не то всхлипнула, не то простонала Алана. — Да как же ты спокойно говорить о таком можешь…
— Могу. Раз уж мне смерть на судьбе написана, так хоть умру с пользой — охраню любимых и дорогих моему сердцу. Дадут боги, доживу до обряда. А не дадут — и без их помощи справлюсь.
— Мелисса, нельзя так, неправильно это! Да ведь…
Крепче обхватила руки подруги и сжала, принуждая молчать. Боялась, что если продолжит уговаривать, сама струшу, а такого допустить никак нельзя.
— Слушай меня, Алана, внимательно слушай. По мне слезы лить никто не станет. А у тебя и батюшка, и матушка, и жених есть. Ты жить должна. И будешь. Замуж выйдешь, своему Арвиру сыновей нарожаешь. Он ведь сам не свой со дня жребия ходит…
Прикусила губу, потому как душой покривила. Припомнила, как Арвир, первый красавец селения нашего, к Алане посватался после того, как я его из булочной прогнала. Но да ладно. Что было, быльем поросло. Теперь уж все это неважно. Да и Алане о том знать не следует. Особенно сейчас.
— Я дочку твоим именем назову, Мелисса, — проговорила Алана, когда мы в объятиях друг друга вволю порыдали.
— Сыновей нарожай, — через силу улыбнулась я. — Дочерям в этом мире туго придется. — Голос надломился, сорвался, в следующий миг нижняя губа у Аланы затряслась, а уж дальше мои и ее слова новый поток горьких слез поглотил.
* * *
Воспоминание росчерком пронеслось, и я снова на хозяина вулкана глянула. Он моего ответа ждал.
— Так, да не так, — качнула головой.
— Поведай же, невеста, как дело было. — Сказано было так, что и ослушаться невозможно. Но решила попробовать. Все равно ведь изведет, а сейчас или позже — невелика разница…
— А тебе зачем?
— По сказкам соскучился, — сверкнули красные искры в глазах, будто в застывший агат янтаря капнули.
— Я сюда не тешить тебя пришла, а супругой тебе стать.
Прищурился — отчего глаза совсем алыми стали — и велел:
— Тогда правду говори.
— По своей воле здесь оказалась, — повторила твердо. — Иного не услышишь.
— Да ну? — протянул недоверчиво. — И не принуждал никто?
— Нет.
— И не обещали благами родных осыпать?
— Нет у меня родных.
Приметила, как у хозяина вулкана уголок рта дернулся.
— Натворила чего?
— Жила тихо и мирно, никого не трогала.
— От замужества бежишь, что хуже смерти?
— Говорю же: нет никого у меня. Ни родных, ни любимого.
— А был?
— Был, — сорвалось с губ, да так быстро, что и сама не успела осознать. Прижала холодные пальцы ко рту, чтоб еще чего ненароком не выдать.
— Неужто не придет за своей любимой? — не унимался хозяин вулкана.
— Нет, — выдавила едва слышно.
Качнул головой жених.
— Отчего же? Или смирился, что чудовище из-под горы его девицу забрало?
Колючие слезы подступили к глазам, но усилием воли не позволила им пролиться.
— Никто за мной не придет. Нечего тут опасаться.
— Так где ж твой