Читать интересную книгу Очевидность окаянных дней. Ироническая проза - Феликс Даниловский

Присутствуя на заседаниях Госвече, Саид Иванович впадал в спячку, как некоторые представители фауны в зимнее время. Перед тем как попасть в объятия Морфея, господин Коган долго зевал, боролся со сном, а затем, склонив голову на пульт для голосования в зале заседаний Госвече, заливался богатырским храпом, сотрясая руладами стены зала. Кстати, многие депутаты также не прочь были поспать на заседаниях парламента СРР.

Казус с засыпанием в зале заседаний высоких собраний сыграл с Коганом злую шутку. Однажды он присутствовал на собрании общественности, где Гавриил Соломонович Волков, оглашал свое послание к народу. В тот момент, когда господин Волков заклеймил позором международный терроризм, Коган задал громкого храпака со всеми вытекающими отсюда последствиями. Окружение главы государства пришло в ужас, но сам Гавриил Соломонович отнесся к конфузии весьма благосклонно.

На приёме, устроенном в честь своего, удачно провозглашённого послания, глава Волков, указав рукой в сторону Саида Ивановича, сказал: «Вот как надо работать денно и нощно на благо Отечества, когда сон буквально валит с ног наших депутатов, радеющих за державу».

Минут через десять Саида Ивановича с глаз долой препроводили в Центральную клиническую больницу, где врачи начали упорную борьбу за подорванное спячкой здоровье депутата Когана. Их усилия не увенчались успехом. Пациент впадал в беспробудный сон, как только очередной оратор начинал вещать с трибуны высокого собрания.

После длительного лечения Коган был признан парламентским инвалидом, подорвавшим свое здоровье на ниве народовластия. С тех пор в Госвече он был не ходок, и присутствие на различных заседаниях, съездах и собраниях передовой демократической общественности ему было категорически противопоказано.

Кстати, к этим собраниям как и к демократии, Саид Иванович относился как к ярмарочному балагану, где хитрые фокусники-политики дурят простаков, заверяя их, что кроме народовластия нет другого государственного устройства. При этом гражданам внушают, что с гибелью демократии погибнут не только они, но и всё живое на земле. С другой стороны, Коган на народовластие не жаловался. При нем можно было ловить золотую рыбку в мутной воде рыночной экономики.

Ни в один период истории государства российского так привольно не жилось бизнесменам-жуликам как в период правления главы СРР Волкова. Не чистые на руку предприниматели всех мастей мушиной стаей кружили над сладкой государственной кормушкой, стараясь ущипнуть хоть крошку от казенного финансового пирога.

Звёздами кремлёвскими небо озарилось

Звёздами кремлёвскими небо озарилось.Такса депутата нынче ощенилась.Этому событию бесконечно рад,Слезы умиления лил электорат.

Когда кремлёвскими звездами, сверкающими в лучах заходящего солнца, озарилась Красная площадь, у господина Когана, бывшего депутата Госвече, ощенилась такса по кличке Перестройка.

Угасал короткий осенний день, но в кремлёвской квартире Саида Ивановича Когана еще не зажигали света. Саид Иванович, восседая в вольтеровском кресле, сумерничал, ожидая фельдъегерскую почту.

Солнце склонялось к горизонту, всё ярче сияли кремлёвские рубиновые звёзды, а фельдъегеря с пенсией ещё не было. Наконец раздался долгожданный звонок, и горничная Таня открыла входную дверь, пригласив в прихожую бравого лейтенанта с портфелем в руке. Спустя минуту, дверь в гостиную, где дремал в ожидании курьера Саид Иванович, приоткрылась, и в дверном проеме показался личный секретарь Когана Давид Прокопьевич Беленький – двухметровый детина с накачанной мускулатурой, бывший агент израильской разведки МОСАД, любитель – таксидермист. Рыцарь, плаща и кинжала, покинувший Землю обетованную, Беленький охранял господина Когана от ненужных личностей, заодно выполняя обязанности секретаря.

Давид Беленький был потомственным охранником. В книге Александра Солженицына «Двести лет вместе» отмечено, что Абрам Беленький с 1919 по 1924 год служил начальником личной охраны Владимира Ильича Ленина.

– К Вам казённый курьер, – тихо произнес Давид Беленький. – Просить?

– Да.

В гостиную вошёл бравый лейтенант.

«Новичок», – подумал Коган. «Припоминаю всех фельдъегерей, которые ко мне приходили, а этого вижу впервые».

– Кто таков, – спросил Саид Иванович.

– Лейтенант Подопригора первой фельдъегерской роты Кремлевского полка с пакетом для Саида Ивановича Когана, – откозырял лейтенант, вынув из портфеля пакет и передав его адресату.

– Молодец Подопригора, умеешь докладывать начальству. Поговорю о тебе с Министром обороны. Пора, братец, тебе быть старшим лейтенантом. Свободен.

– Виноват, товарищ пенсионер. Необходимо расписаться в ведомости о получении пакета – лейтенант протянул Когану лист бумаги и ручку. Саид Иванович расписался и передал бумагу лейтенанту. Тот откозырял и, выполнив команду «кругом», чеканя шаг, вышел из гостиной.

Коган поднялся с вольтеровского кресла подошел к бюро из коллекции мебели династии дожей Медичи – Сфорца, вынул из ящика малахитовую шкатулку работы уральских мастеров, стажировавшихся у хозяйки Медной горы, и золотой ножичек, которым поэт Жуковский разрезал страницы книг, только что полученных от издателя. Этим ножичком господин Коган вскрыл пакет и изъял из него 7820 рублей 35 копеек. Пересчитав деньги, он положил их в малахитовую шкатулку.

Наличными рублями Коган не пользовался, а оплачивал расходы с помощью отечественных и зарубежных кредитных карточек, которых у него было предостаточно. Просто он был заядлым коллекционером билетов и монет Главного банка СРР.

Закрыв шкатулку, Саид Иванович нажал кнопку вызова секретаря на миниатюрном пульте управления. Дверь в гостиную распахнулась и вошёл Беленький, легкой поступи которого способствовал туркменский ковер ручной работы – подарок несравненного и наимудрейшего президента Туркменистана, отца всех туркмен.

– Давид, соедини меня с Муравьёвым – обратился Саид Иванович к секретарю.

С Лаврентием Фёдоровичем Муравьёвым, председателем Главного банка Содружества Российских Регионов, Коган был на короткой ноге, и должность председателя банка Муравьёв получил не без участия Саида Ивановича.

Кто есть кто

Михаил Николаевич Муравьёв – генерал от инфантерии в 1857—1861 годах занимал пост министра государственных имуществ. Затем, будучи генерал-губернатором Северо-Западного края, Муравьёв подавил Польское восстание 1863 года, за что получил у поляков прозвище «Вешатель».

Лаврентий Фёдорович Муравьёв «Вешателем» не был, но готов был подавить любое восстание финансистов, захотевших вырваться из-под опеки Главбанка.

Взяв телефонную трубку, которую секретарь передал Саиду Ивановичу, жестом показал Беленькому, что он свободен.

– Привет, Лаврентий Фёдорович, – с ледяными нотками в голосе произнес Коган.

– Как ты считаешь, Лаврентий Фёдорович, я люблю Главный банк и в твоем лице его руководителя? Верно, люблю. А банк меня не любит. Ты какими купюрами мне пенсию заплатил? Какими были. А мне не надо, какими были, а новенькой десятитысячной купюрой. Говоришь, в обращение не поступала? А почему у Зеленского она уже в обращении. Не знаешь. Так вот, Лаврентий Фёдорович, я не посмотрю, что ты председатель Главбанка и казначей таганской братвы, отправлю в отставку за милую душу. В следующий раз пришли мне купюру в десять тысяч рублей. Говоришь, у меня пенсия всего семь восемьсот? Ничего я тебе с фельдъегерем сдачу передам, – закончил разговор Коган и выключил телефон.

Вошел Беленький. Передавая ему телефонную трубку, Саид Иванович сказал: «Меня ни с кем не соединяй, готовь выезд на «ближнюю».

Через пятнадцать минут в гостиную вновь заглянул секретарь и произнес: «Автомобиль у подъезда».

Саид Иванович встал с кресла и прошел в прихожую, где его ждала горничная Таня с пальто и шляпой. Она подала эти необходимые атрибуты костюма истинного джентльмена и, сделав книксен, открыла входную дверь. Коган спустился по лестнице к подъезду в сопровождении секретаря.

К подъезду подкатил бронированный «Мерседес» серебристой масти. Беленький открыл заднюю дверь автомобиля и Саид Иванович вольготно расположился на сиденье, утопая в плюшевых подушках. На переднее сиденье рядом с шофером сел его секретарь. «Мерседес» с мигалкой на крыше тронулся с места и, сопровождаемый «Джипом» с личной охраной Когана, выехал из Боровицких ворот Кремля.