— Привет! — сказал я. — Как рука?
— Более или менее. — Она открыла довольно неказистую сумочку и достала пачку сигарет. — Благодарю за вчерашнее. Вы настоящий герой.
— Всегда был им. — Я прекратил игру и повернулся к девушке. — Как я узнал, Уилбуру грозит как минимум двадцать лет заключения.
— Туда ему и дорога! — Лицо Рут скривилось в презрительной гримасе. — Надеюсь, уж теперь мы расстались навсегда. Он тяжело ранил двух полицейских в Нью-Йорке. Хорошо еще, что они выжили. Мерзавец большой мастер на такие дела.
— Успел уже убедиться в этом.
Подошел Сэм и вопросительно глянул на девушку.
— Закажите что-нибудь, — посоветовал я. — Иначе вас выставят из бара.
— Надо же! — Она удивленно подняла брови. — Ну и порядочки у вас!
— Что делать. Если вы не в состоянии что-нибудь заказать, нечего сюда приходить.
Рут велела Сэму принести бутылку кока-колы. Я начал наигрывать мелодию песенки «Тело и душа». С того дня, как осколок снаряда основательно испортил мне физиономию, я утратил интерес не только к своей работе, но и к женщинам. В студенческие времена я не прочь был приударить за хорошенькой девушкой, но шесть месяцев госпиталей напрочь отбили у меня подобные забавы.
Внезапно я услышал, что Рут тихонько подпевает под мой аккомпанемент, и уже через несколько тактов почувствовал, как мурашки побежали по спине.
Она обладала невероятным, хотя и плохо поставленным голосом. Он был чист, как звон серебряного колокольчика. До сих пор я слышал только хриплые голоса эстрадных певичек, да и то в грамзаписи.
Я продолжал играть, слушая Рут. Но тут Сэм принес заказ, и девушка замолчала. Дождавшись, когда официант уйдет, я повернулся и внимательно посмотрел на нее.
— Кто научил вас так петь?
— В каком смысле? Вы полагаете, что я хорошо пою?
— Еще бы! А как зазвучит ваш голос, если вы споете в полную силу!
— То есть громко?
— Ну да.
Она безразлично пожала плечами.
— Нет проблем.
— Так спойте! Спойте «Тело и душа», и как можно громче!
Рут с удивлением уставилась на меня.
— Да меня же вышвырнут отсюда в два счета.
— Не беспокойтесь. Пойте, и погромче. Если получится хорошо, все беру на себя. Если же нет — не ждите от меня помощи.
Я снова заиграл мелодию песни. То, что я услышал, потрясло меня. Уговаривая Рут петь как можно громче, я был готов услышать нечто особенное, но все же чистый голос необыкновенного звучания застал меня врасплох, он прорезал многоголосый шум толпы, как бритва распарывает шелк. Уже после первых слов шум утих, даже пьяницы перестали бормотать и не сводили взгляд с Рут. Расти с выпученными глазами наклонился над стойкой, а пальцы его толстенных, словно окорока, рук сжались в кулаки. Девушке даже не понадобилось вставать. Она лишь слегка откинулась назад. Песня лилась свободно, как вода из крана. Волшебные звуки заполнили зал, зачаровывали и гипнотизировали. Это было что-то невероятное.
Рут пропела куплет и припев под мой аккомпанемент, потом я знаком велел ей замолчать. Последние ноты мелодии некоторое время еще звучали в баре, заставляя тонким звоном дребезжать бокалы на стойке.
Я сидел неподвижно, положив пальцы на клавиши. Случилось то, чего я ждал. Все были в шоке. Никто не аплодировал, не кричал, никто не смотрел на Рут. Растерявшийся Расти схватил бокал и принялся ожесточенно его надраивать. Постепенно вновь послышались разговоры, но уже приглушенные, сдержанные. Посетители никак не могли прийти в себя.
Я взглянул на Рут, и она, почти не разжимая губ, улыбнулась. Я уже немного привык к ее гримасам и понял, что на сей раз это означает: «Ну и что? Думаешь, меня это трогает?»
— Не нужно метать бисер перед свиньями, — сказал я. — С вашим голосом вы можете стать настоящей сенсацией в городе и заработать целое состояние.
— Так уж и состояние! — Рут пожала плечами. — Лучше посоветуйте, где снять комнату подешевле. Я на мели.
— Вам ли беспокоиться о таких пустяках. — Я засмеялся. — Ваш голос — ваше богатство!
— Все хорошо понемножку. Пока мне нужно снять более или менее приличный угол.
— Переезжайте в мой пансион. Дешевле и хуже меблированных комнат не сыщешь во всем городе. Лексон-авеню, 24. Это прямо за углом.
Рут погасила сигарету и поднялась.
— Благодарю за совет. Сейчас же иду туда.
Она двинулась к двери, чуть покачивая бедрами и высоко неся головку в серебристом парике.
Все посетители бара провожали ее взглядами, пока она не закрыла за собой дверь.
Только после того как Сэм толкнул меня локтем, я сообразил, что она ушла, не заплатив за заказ.
Пришлось расплачиваться мне. Выкладывая монеты, я утешал себя тем, что слышал серебряный голос Рут.
Глава 2
Я вернулся домой вскоре после полуночи. Не успел я даже вставить ключ в замок моей комнаты, как дверь напротив распахнулась и в дверном проеме возникла Рут.
— Как видите, я слов на ветер не бросаю и уже переехала, — без всякого предисловия сказала она. — А вы серьезно говорили насчет моего голоса?
Я повернул ключ в замке и, оставив дверь открытой, прошел в комнату и уселся на диван.
— Серьезнее некуда. Дать пропасть такому голосу — преступление.
— Но в Лос-Анджелесе ведут нищенскую жизнь тысячи певцов и певиц. — Рут пересекла коридор и остановилась в дверном проеме, прислонившись к косяку. — Как я могу конкурировать с ними, не имея имени в театральном мире. Намного проще зарабатывать на жизнь статистом в массовках.
После фронтовых потрясений в этой жизни меня уже больше ничего не волновало, но голос Рут вернул мне былой энтузиазм.
Я уже успел переговорить с Расти о девушке, уговаривая его нанять Рут, но он и слышать об этом не хотел. Правда, его тоже поразил голос певицы, но все же Расти категорически заявил, что ни одна женщина не будет петь в его баре. Рано или поздно это чревато большими неприятностями, а у него их и без того предостаточно.
— У меня есть один знакомый, — сказал я Рут. — Я завтра же переговорю с ним. Он владелец небольшого ночного клуба на Пятнадцатой авеню. Заведение еще то, но для старта в самый раз.
— Ну что же, благодарю…
В голосе Рут звучало столько равнодушия, что я раздраженно взглянул на нее.
— Так вас не увлекает карьера профессиональной певицы?
— Я готова стать кем угодно, лишь бы хоть как-то зарабатывать себе на жизнь.
— Прекрасно. Завтра же я переговорю с ним.
Я сбросил ботинки, тем самым намекая Рут, что пора уходить, но она все так же неподвижно стояла, не спуская с меня огромных темно-голубых глаз.
— Я чертовски устал и хочу спать, — сказал я. — Завтра я расскажу тебе о результатах нашего разговора.
— Благодарю. — Она не шевельнулась. — Большое спасибо, но… не могли бы вы одолжить хотя бы пять баксов. Я совсем на мели.
Я снял пиджак и бросил на стул.
— Я тоже не Рокфеллер. Еле свожу концы с концами уже полгода. Не надо заострять эту проблему. Со временем все утрясется.
— Да, но я очень хочу есть.
Я начал развязывать галстук.
— А я здесь при чем? У меня просто нет пяти баксов. Идите спать. Во сне человек забывает о голоде.
Рут шевельнулась и встала ко мне в профиль, чтобы я видел ее грудь. Лицо ее при этом ничего не выражало.
— Мне нужны деньги, — с надрывом сказала она. — Если вы одолжите их мне, я проведу с вами ночь. Потом я вам юс верну.
Я повесил пиджак в шкаф и, стоя к ней спиной, крикнул:
— Довольно! Легкомысленного флирта я заводить не намерен!
Я слышал, как хлопнула дверь моего номера, и недовольно поморщился. Повернув ключ в замке, я кое-как умылся, поменял пластырь на лице и улегся в постель.
Все мои мысли крутились вокруг этой девушки. Впервые за последние полгода я думал о женщине. Почему она до сих пор не стала профессиональной певицей? Почему с ее уникальным голосом, достаточно привлекательной внешностью и готовностью переспать с кем угодно она до сих пор не сделала головокружительной карьеры профессиональной певицы? Будем надеяться, что мой знакомый, владелец ночного клуба «Голубая роза» Уилли Флойд, заинтересуется ею.
Лежа в темноте, я раздумывал, смогу ли я что-то заработать, будучи импресарио Рут. При умелом руководстве она смогла бы заколачивать неплохие бабки и даже заработать состояние, если бы какая-нибудь фирма согласилась оплатить пластинку с записью ее голоса. Десять процентов с гонораров Рут смогут решить любые мои проблемы.
Из комнаты напротив донеслось чиханье. Я вспомнил, какая она была промокшая, когда появилась в баре Расти. Не хватало только, чтобы она простудилась и потеряла свой уникальный голос.
Засыпая, я продолжал слышать ее чиханье.