— В исполнении команды отказано.
Черт! Олег откинулся на спинке кресла, не зная, что делать дальше. В голове было пусто, как в барабане. Его внезапно охватило то самое отчаянье безысходности, о котором он только читал когда-то в книгах, ни разу в жизни не испытав это тоскливо-щемящее холодное чувство лично. В рубке повисла мрачная тишина — капитан, энергетик и навигатор терпеливо ждали. А время неумолимо утекало. Киберпсихолог сидел, уставившись в темный монитор терминала, и не имел ни малейшего понятия, как ему теперь поступить. Попросить капитана отдать команду о начале эвакуации?
Интересно, что еще предпримет свихнувшийся компьютер, если они попытаются пробиться в машинный отсек вручную? Закроет намертво магнитные замки люка, ведущего в рубку, чтобы не выпустить их отсюда?
Мысли путались. Яров сознавал, что он не справляется. Но он понимал также, что должен найти выход, непременно должен. Возможно, если даже он провалит сегодняшнее задание, в профсоюзе отнесутся к этому с пониманием, сделав скидку на его возраст и недостаточный практический опыт, вернее, полное отсутствие такового. Безусловно, будет разбирательство, безусловно, его ждет выговор с занесением соответствующей записи в личную карточку. И в будущем уже можно будет не ожидать, что такому специалисту поручат хоть сколько-нибудь ответственное, а, следовательно, и хорошо оплачиваемое задание. Стоп.
Откуда эти мысли? Гнать, гнать их прочь. Он обязан выполнить свою миссию, по-другому просто нельзя. Один из бывших институтских преподавателей Олега, престарелый и седовласый профессор Кольц, еще заставший эпоху огромных вычислительных машин размером в полкомнаты и персональных компьютеров, не наделенных пресловутым подобием человеческого интеллекта, любил говорить, что абсолютно безвыходных ситуаций не существует в принципе. Любая проблема, в чем бы она не заключалась, решаема, важно только это самое решение отыскать. Олег верил Кольцу. Значит, выход все-таки есть. Нужно просто сосредоточиться, заглушить этот проклятый липкий страх неминуемого проигрыша, побороть сковывающее сознание отчаянье, не обращать внимания на физически ощутимый неприязненный взгляд Скельда, подобно пистолетному стволу, упершийся в спину. Олег поднялся с пилотского кресла и обернулся к присутствующим.
— Перерыв. — Тихо сказал он. — У вас здесь можно раздобыть чашку горячего кофе?
Кофе был отвратительный. И отнюдь не потому, что международная Ассоциация по Исследованию Космического пространства пыталась сэкономить на рационе своих астронавтов, — наоборот, употребляемая ими пища содержала весь необходимый для организма набор белков, жиров, углеводов и витаминов, тщательно продуманный учеными-диетологами не одного земного НИИ и одобренной не одной придирчивой комиссией. Причина заключалась совершенно в другом: воздух, синтезируемый внутри межпланетных кораблей специальными регенерационными установками, содержал большее, нежели в обычных условиях, количество кислорода, но был достаточно разреженным.
Из-за невысокого давления, снизившегося еще более после произошедшей аварии, вода здесь закипала значительно быстрее положенного, благодаря чему темно-коричневый порошок из крошечной вакуумной упаковки, растворенный в горячем кипятке, приобретал вкус кое-как разболтанного в холодной воде третьесортного кофейного напитка.
Олег Яров стоял возле декорированной однотонными пластиковыми панелями переборки крошечной кают-компании «Аксиона» и напряженно размышлял, с содроганием глотая наполнявшую его стакан мутноватую бурую жидкость. Что-то здесь было не так. Совсем не так. Это «что-то» неуловимо витало на самой границе сознания, но киберпсихологу никак не удавалось поймать данное «нечто» за хвост, разложить на виртуальном операционном столе перед придирчивым мысленным взором, разобрать на составляющие и подвергнуть тщательному внутреннему анализу. С каждой минутой происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Каким-то иррациональным шестым чувством он улавливал нелогичность, несоответствие последовавших вслед за аварией событий нормальному ходу вещей. Но объяснить свои чувства Олег никак не мог. Бортовой компьютер корабля при проверке не выдает ни малейших сбоев, и если бы эти сбои имели место, машина незамедлительно сообщила бы о них оператору, это очевидно.
Хитрить она не умеет. Вместе с тем, она ведет себя так, словно компьютер неисправен, причем указанная неисправность весьма и весьма серьезна…
Невеселые раздумья Ярова неожиданно прервал появившийся рядом штурман-навигатор. Климов возник в кают-компании неслышно — жидкий, разреженный воздух приглушал звуки непривычной для сознания ватной пеленой — и слегка коснулся рукава Олега, стараясь привлечь к себе внимание. От неожиданности Яров вздрогнул.
— Мы подали кислород в машинный отсек, компьютер не возражал. — Негромко, словно опасаясь потревожить спящего, произнес он. — У нас есть в запасе еще несколько часов.
Яров кивнул, давая понять, что принял информацию к сведению, но продолжать дискуссию не намерен.
— Мы будем ждать вас в рубке, — бросил навигатор, направляясь к выходу, — загляните, когда закончите чайную церемонию.
А он все продолжает шутить, даже осознавая критичность сложившегося на корабле положения, — усмехнувшись, подумал Олег. Для этого нужно обладать весьма сильным характером, или привычкой к опасности, въевшейся в шкуру, подобно солнечному загару. Неужели все астронавты такие? Нет, не похоже — и капитан, и борт-энергетик потрясены и подавлены, это читается на их лицах издалека, не смотря на то, что оба изо всех сил пытаются держать себя в руках. Климов тоже нервничает. Сильно нервничает. Но старается это скрыть под маской дружелюбного балагурства, напускной веселости, которая при пристальном взгляде со стороны кажется немного неестественной. Защитная реакция организма, оружие, щит против испытываемого им сильного стресса. Олег вспомнил влажную ладонь, протянутую ему штурманом в первые минуты пребывания киберпсихолога на борту грузового трампа, и еще больше уверился в своем наблюдении. Климов что-то скрывает? Чувствует за собой какую-то вину? Или просто переживает за членов своего экипажа? Очень может быть… Ясно одно: этот человек, наделенный от природы своеобразным чувством юмора, наиболее остро проявляющимся в минуты опасности, склонен к легкому шутовству, что в сочетании с его профессией — коктейль весьма взрывоопасный. Когда-нибудь он определенно дошутится. Или — уже?..
Рядом настойчиво кашлянули. Яров поднял глаза — возле входа в кают-компанию стоял вечно недовольный чем-то Скельд и мрачно разглядывал Олега из-под нахмуренных кустистых бровей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});