С одной стороны, Линден говорила правду, с другой – бессовестно лгала. Она боялась заглядывать в корень этого противоречия, и скрытая истина заставляла ее чувствовать себя беспомощной и старой. Если бы ее мать своевременно диагностировали, операция по удалению меланомы гарантировала бы девяносто процентов успеха. А если бы за депрессией отца наблюдал специалист, тоска не довела бы его до самоубийства. Но Линден знала и другое – ничто не могло спасти ее родителей. Они умерли, потому что устали от неудач и больше не хотели подставлять себя под удары судьбы. Когда она думала об этом, печаль сжимала ее до треска в костях.
Линден приехала сюда не только для того, чтобы помогать людям, похожим на ее родителей. Она хотела доказать, что, в отличие от них, ее жизнь будет более осмысленной и эффективной. И еще ей хотелось умереть.
– Впрочем, это к делу не относится, – смущенно пробормотал Биренфорд, так и не дождавшись ответа. Печальное молчание Линден расстроило его. – Я рад, что вы здесь. Мне бы хотелось вам чем-нибудь помочь. Может быть, надо что-то передвинуть?
Линден по привычке покачала головой, но вдруг вспомнила о газетном обрывке. Вытащив из кармана измятый листок, она передала его доктору:
– Кто-то подсунул это под дверь. Вы не знаете, что за послание я получила?
Биренфорд осмотрел треугольник, прочитал шепотом написанную фразу и тоскливо вздохнул.
– Рассматривайте это как профессиональный риск. Сорок лет я добросовестно и честно посещаю городскую церковь. Но поскольку мой оклад дипломированного специалиста позволяет мне вести приличную жизнь, некоторые наши горожане… – он криво усмехнулся, – ..настойчиво пытаются обратить меня в свою веру. К сожалению, они заменяют праведность невежеством, а невинность – тупостью и ленью.
Пожав плечами, он вернул ей газетный обрывок.
– Это место не зря называют глубинкой. В такой глуши люди начинают делать странные вещи. Чтобы не считать себя отвергнутыми и обделенными, они превращают свою депрессию в добродетель. Обычные дела становятся либо апостольским подвигом, либо сатанинским грехом. Боюсь, вам тоже придется столкнуться с людьми, которые будут тревожиться о вашей душе. В этом маленьком городке ни у кого нет права на личную жизнь и уединение.
Линден рассеянно кивнула. Захваченная внезапным воспоминанием о матери, она почти не слушала Биренфорда. Стоя на коленях, мать рыдала от горькой жалости к себе и обвиняла дочь в смерти отца…
Линден нахмурила брови и отбросила видение прочь. Ее отвращение к подобным воспоминаниям было настолько сильным, что она с радостью согласилась бы на их хирургическое удаление из мозга. Однако доктор Биренфорд, заметив необычный всплеск эмоций, пытливо вглядывался ей в глаза. Чтобы не выставлять напоказ свою израненную душу, она поспешно натянула на лицо дежурную улыбку и холодно спросила:
– А я что-нибудь могу для вас сделать, доктор?
– Конечно, – шутливо ответил он, стараясь не замечать ее раздражения. – Вы можете называть меня Джулиусом. Я собираюсь обращаться к вам по имени, поэтому вы можете платить мне той же монетой.
Она пожала плечами и уступила:
– Хорошо, Джулиус.
– Прекрасно, Линден.
Доктор улыбался, но смущение в его глазах не исчезало. Через секунду, словно бросаясь напролом сквозь трудности предстоявшего разговора, он торопливо сказал:
– На самом деле я пришел к вам по двум причинам. Конечно, мне следовало бы познакомить вас с нашим городом, но я решил, что это мероприятие может и подождать. У меня есть для вас неотложное поручение.
"Поручение? – подумала Линден. Слово побуждало к невольному протесту. – Я только что приехала сюда. Целый день таскала коробки. Устала, как черт, и еще толком не расставила мебель”.
– Сегодня пятница, – дипломатично ответила она. – Я полагала приступить к работе с понедельника.
– Это дело не имеет отношения к госпиталю. Мне очень жаль, но.., не имеет. – Взгляд Биренфорда коснулся ее лица, как рука, протянутая за помощью. – Рассматривайте мои слова как личную просьбу. Мне это дело не по зубам. Я так долго жил бок о бок со своими пациентами, что больше не могу принимать объективных решений. Наверное, я просто устарел – не хватает знаний современной медицины. Одним словом, мне необходимо ваше мнение.
– А по какому вопросу?
Линден делала все возможное, чтобы ее голос не звучал угрюмо. Но в душе она стонала от злости, зная наперед, что выполнит любую просьбу доктора. Он обращался к той части ее сердца, которая не умела отвечать отказом.
Биренфорд нахмурился.
– К сожалению, я мало что могу вам рассказать. С меня взяли слово.
– Да ладно вам, доктор. – Она была не в том настроении, чтобы играть в расспросы. – Я тоже могу дать вам какую-нибудь клятву.
– Нет. – Он вскинул вверх руки, отвращая ее гнев и возможные упреки. – Я верю в вашу порядочность, но это совсем иной случай.
Линден смутилась. Она даже не знала, говорил ли он о медицинской проблеме или о чем-то другом.
– Похоже, ваш таинственный случай и будет моим поручением.
– Возможно. Все будет зависеть от вас. – Прежде чем она успела выяснить смысл этих слов, доктор быстро спросил:
– Вы когда-нибудь слышали о Томасе Кавинанте? Одно время он писал неплохие романы.
Выискивая в памяти названную фамилию, Линден чувствовала на себе внимательный взгляд Биренфорда. Однако ход его мыслей по-прежнему оставался для нее загадкой. Она не читала романов с тех пор, как прошла в колледже краткий курс литературы, а позже у нее для этого не хватало ни времени, ни сил. Притворяясь беспристрастной, она покачала головой.
– Он живет неподалеку от города, – сказал доктор. – В старом поместье, которое люди прозвали Небесной фермой.
Вам надо будет выехать на трассу… – Биренфорд махнул рукой в направлении перекрестка, – ..а затем через две мили от города свернуть направо по грунтовой дороге. Кавинант – один из наших пациентов. Он болеет проказой.
При слове “проказа” мысли Линден раздвоились. Опыт и длительное обучение делали ее врачом без какого-либо сознательного участия с ее стороны. Перед глазами замелькали абзацы медицинских справочников с подробным описанием болезни Хансена.
Мycobacterium lepra. Проказа. Прогрессирует, убивая нервные волокна – первоначально в конечностях и роговой оболочке глаз. В большинстве случаев болезнь можно приостановить, используя обширную лечебную программу с применением диаминодифенилсульфона. Проказа вызывает атрофию и деформацию мышц, изменения в пигментации кожи и слепоту. Кроме того, больному угрожает множество вторичных бед, наиболее распространенными из которых являются инфекции. Разрушая ткани тела, они как бы поедают жертву живьем. Тем не менее проказа считается сравнительно редкой болезнью – незаразной в каком-либо обычном смысле. По статистике, она чаще всего возникает у детей в перенаселенных тропических районах. Основными порождающими факторами являются антисанитарные условия и длительное пребывание на солнце…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});