Читать интересную книгу Подружка невесты - Рут Ренделл

На улице Арнэм бросил ее на клумбу, отделявшую сад от альпийской горки, извинился и скрылся в доме. Уордманы остались стоять на лужайке. Из-за спин матери и Черил Фи, подняв брови, посмотрела на брата и с довольным видом кивнула ему, тем самым давая понять, что Арнэм ничего, что он ей понравился. Филипп пожал плечами и обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Флору, на ее мраморное лицо, которое не было похоже ни на лицо матери, ни на лицо какой-либо другой женщины из тех, что он знал. Классический нос, глаза, пожалуй, слишком широко посажены, линия губ — мягкая, а взгляд холодный и тусклый, как у человека, которого не тревожат страхи, сомнения и неуверенность.

Арнэм вернулся, еще раз извинился, и они поставили Флору между двумя серыми камнями в маленьком пруду, над которыми раскинуло свои побеги какое-то растение с золотыми листьями. Здесь она могла спокойно думать о своем.

— Славное место для Флоры, — заметила Кристин. — Жаль, что она не сможет здесь остаться навсегда. Ты же возьмешь ее с собой, когда переедешь.

— Да.

— Надеюсь, сад у тебя будет хороший, где бы он ни находился.

Арнэм не ответил. Филипп подумал, есть еще шанс (ведь он знает свою мать), что Кристин попрощается с Флорой, — это было бы в ее духе. Он нисколько бы не удивился, если бы Кристин сказала Флоре «до свидания» и попросила ее вести себя хорошо. Мать промолчала и величаво пошла в дом впереди Арнэма. Филипп все понял: не прощаться же с тем, с кем будешь жить рядом до конца дней. А видел ли кто-то еще или только он заметил, что со стола в столовой исчезли и скатерть, и приборы, и бокалы, и даже розовая гвоздика? Вот зачем Арнэм возвращался в дом — убрать все это. Филиппу многое стало ясно. А Кристин по-прежнему ждала.

Мать и сестры, казалось, не чувствовали неловкости ситуации. Черил устроилась на диване, вытянула ноги. Хотя, конечно, она отчасти вынуждена была сидеть так: джинсы слишком обтягивающие, а каблуки слишком высокие, так что трудно согнуть колени и нормально поставить ноги на пол. Фи закурила, не спрашивая разрешения. Пока она искала пепельницу, отсутствие которой среди множества разнообразных украшений, чашечек, блюдечек, фарфоровых зверюшек и вазочек было почти подозрительным, и ждала, пока Арнэм принесет пепельницу из кухни, пепел упал с сигареты на желтый ковер. Арнэм никак не отреагировал.

Фи заговорила о пропавшей девушке. Она была уверена, что человек, помогавший следствию, — это тот самый Мартин Хант, который, как утверждала пресса, звонил Ребекке в день ее исчезновения. Так говорят всегда, используя одни и те же штампы, когда имеют в виду, что убийца пойман, но его вина еще не доказана. Ведь если газеты напечатают что-нибудь еще, к примеру назовут имя задержанного, или сообщат, что человека подозревают в совершении убийства, на них могут подать в суд за клевету. Или они нарушат еще какой-нибудь закон.

— Готова поспорить, в полиции его допрашивали беспощадно. Наверное, даже избивали. Мы ведь и не предполагаем, что у них там происходит, правда? Им нужно от него признание, потому что обычно они слишком глупы, чтобы разыскать доказательства, как это делают сыщики в книгах. Вряд ли они поверили, что он ходил на свидание с Ребеккой лишь пару раз. Тело не найдено — это и осложняет расследование. До сих пор точно неизвестно, была ли она убита. Вот почему им так нужно признание. Они вытягивают его.

— У нас самая управляемая и цивилизованная полиция в мире, — отчеканил Арнэм.

Вместо того чтобы спорить, Фи улыбнулась и пожала плечами:

— Обычно считается, что если человека убивают, то убийца — это или супруг жертвы, если таковой имеется, или приятель. По-моему, это ужасно!

— Почему мы должны об этом думать? — воскликнула Черил. — Не знаю, зачем мы это обсуждаем и кого волнуют эти отвратительные подробности.

Фи, не обращая внимания на реплику сестры, продолжила:

— Лично я считаю убийцей того человека, который откликнулся на объявление Ребекки. Какой-нибудь маньяк позвонил ей, заманил к себе домой, где и убил. Полагаю, в полиции думают, что это Мартин Хант, который просто изменил голос.

Филиппу показалось, что он видит на лице Арнэма отвращение и, возможно, скуку, но это, скорее всего, было просто отражение его собственных чувств. Сестра могла бы снова упрекнуть его в том, что он меняет тему разговора, но Филипп все же вставил:

— Я любовался этой картиной, — начал он, показывая на довольно странный пейзаж над камином, — это Сэмюэл Палмер?

Естественно, он имел в виду репродукцию. Каждый бы понял, о чем речь, но Арнэм недоверчиво посмотрел на Филиппа и ответил:

— Не думаю. Зная, кто такой Сэмюэл Палмер… Жена купила эту картину на распродаже.

Филипп покраснел. В любом случае, его попытки прервать Фи оказались тщетны.

— Она, наверное, уже мертва, ее тело нашли, но полиция это скрывает. У них свои причины. Хотят заманить кого-то в ловушку.

— Если это так, — отозвался Арнэм, — то на дознании все обнаружится. В нашей стране полиция ничего не утаивает.

Черил, не проронившая ни слова после возвращения из сада, внезапно заговорила:

— Кого вы пытаетесь обмануть?

Арнэм не ответил.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить? — выдавил из себя хозяин и окинул собравшихся взглядом, но так, будто их было не четверо, а человек десять. — Кто-нибудь, может быть?

— А что у вас есть? — спросила Фи. Филипп отлично понимал, что подобные вопросы не задают таким людям, как Арнэм, хотя среди знакомых Фи и Даррена это было бы вполне уместно.

— Все, что можно себе представить.

— В таком случае мне, пожалуйста, бакарди с колой.

Конечно же этого как раз не было. Но он предложил херес и джин с тоником. К удивлению Филиппа (хотя он и знал, что мать может быть поразительно нечувствительной к происходящему вокруг), Кристин, казалось, не замечала, какой натянутой стала атмосфера. С бокалом «Бристоль Крим» в руке она продолжила разговор, начатый сыном, и стала восхищаться мебелью и вещами в доме Арнэма. То и это славно, все очень славно, ковры особенно милы и такого хорошего качества. Филипп поражался прозрачности ее намеков. Она говорила, как человек, покорно благодарящий за неожиданный роскошный подарок.

Резкая реплика Арнэма разрушила ее воздушные замки.

— Все будет продано. У меня есть предписание суда: все должно быть продано, а выручку надлежит поделить между бывшими супругами, — он глубоко вздохнул и продолжил стоически: — А теперь предлагаю поехать куда-нибудь поужинать. Не думаю, что можно приготовить что-нибудь здесь. Как насчет местной бифштексной?

Он посадил их в свой «ягуар». Машина большая, так что все уместились без труда. Филипп думал, что надо быть благодарным Арнэму за приглашение на ужин, да еще за его счет, но благодарности не чувствовал. Он считал, что Арнэм должен был сказать правду, сказать, что ждал одну Кристин, а потом посвятить время только ей, как изначально планировал. Ни Черил, ни Фи не возражали бы. Они тоже предпочли бы уехать (по крайней мере, Филипп так считал), чем сидеть в тусклом свете расположенного над супермаркетом второсортного ресторана, стилизованного под загородное поместье, и пытаться завязать разговор с человеком, который определенно мечтал о том, чтобы гости ушли.

Людям поколения Арнэма не хватает прямоты, думал Филипп. Они не честны. Они лукавят. И Кристин такая же: никогда не говорит того, что думает, ей кажется, что это грубо. Филипп не мог спокойно смотреть, как мать нахваливает каждое блюдо, будто Арнэм сам его приготовил. По дороге в ресторан Арнэм стал поразговорчивее, любезно беседовал со всеми, спрашивал Черил, чем она теперь, после окончания школы, собирается заниматься, интересовался, кем работает жених Фи. Он, очевидно, уже поборол разочарование и злость, которые испытывал вначале. Увидев интерес Арнэма, Черил стала рассказывать об отце. Это, как казалось Филиппу, был самый неподходящий предмет для разговора, однако из троих детей именно Черил была ближе всех к отцу и до сих пор не оправилась после его смерти.

— Да, так примерно все и было, он это любил, — немного смущенно отозвалась Кристин на слова Черил о том, что отец был игрок. — Но имей в виду, это не вредило никому. Он всегда брал нас с собой. И мы ведь выигрывали, правда? Множество славных вещей мы купили на эти деньги.

— В свой медовый месяц они поехали в путешествие на папин выигрыш на скачках, — продолжала Черил. — Но папа интересовался не только лошадьми, правда, мам? Он ставил на все подряд. Если бы вы ждали с ним автобуса, он поспорил бы, какой придет первым — 16 или 32. Звонил телефон, и он говорил: «Черил, мужской или женский голос? Пятнадцать пенсов». Мы часто ходили вместе на собачьи бега, я их обожала. Было здорово: сидишь, пьешь колу, может даже, ешь что-нибудь — и смотришь, как собаки бегут по кругу. Папа никогда не злился. Когда у него было плохое настроение, он говорил: «Так, на что бы нам поставить? На лужайке две птички — дрозд и воробей, спорим на фунт, что воробей улетит первым».