Читать интересную книгу Встречи - Евгений Парушин

– Договорились – ответила собеседница и решительно положила трубку, будто бы опасаясь, что Стас передумает.

Стас положил трубку и, сев в кресло, никак не мог понять, почему он так волнуется. Ну, за стариков всё ясно, они скучают и готовы общаться с любым встречным, а вот он чего завёлся? Да, они ему очень понравились там, на бульваре, своей открытостью, душевностью и простотой в общении. При этом в их поведении, осанке, жестах и в том, как они смотрели на него, проступало то, чему нельзя научиться – порода, внутреннее благородство, что ли. Такие люди не нуждаются в помощи психолога, почему-то подумалось ему, сами десятерых в норму привести могут.

Кто же они были до пенсии, – размышлял Стас и никак не мог ничего путного придумать. И, вдруг, его осенило, они наверняка его коллеги и были тесно связаны с медициной. Такой взгляд, как у дедушки, он видел только у одного человека в своей жизни, а именно, у заведующего кафедрой, на которой он проходил практику в ММА.

На следующий день Стас с утра крутился в Муравейнике, вёл занятия, общался с друзьями. Всё было как обычно, но Влад, человек крайне чувствительный, что-то учуял.

– Что-то сегодня озабоченный, собранный какой-то, на часы смотришь. Свиданьице вечером запланировал? Как девочка? Что-то невообразимое откопал? – с улыбкой и абсолютно спокойными глазами поинтересовался Влад.

– Неееее, – проворчал в ответ Стас, – не девочка, стал бы я из-за тётки суетиться. К старичкам, ну очень забавным, на вечер приглашён, необычно как-то всё произошло.

Влад изумился, но показал это только движением бровей и, как бы выключив диалог одному ему доступным тумблером, вышел в соседнюю комнату.

Завершив дела и немного поболтав с коллегами, Стас вышел из Муравейника и в «придворной» булочной купил шоколадно-вафельный торт, который ему эффектно обмотали ленточкой длиной метра три, а может и больше. Продавщица, умильно закатив глаза, сообщила Стасу – «Ей понравится», от чего Стас начал икать, так как пришлось сдерживать смех, чтобы не обидеть человека, который из простенькой ленточки создал произведение искусства. На предложение стукнуть по спине он отреагировал мгновенно, выскочив из булочной, как ошпаренный, ибо продавщица была женщиной весьма крупной и явно сильной.

Как всё идёт странно, очередной раз подумал Стас и разозлился на себя за всякие потусторонние мысли типа «руки провидения». Встряхнув головой, как бы отгоняя наваждение, он пошёл быстрым шагом к метро, ибо очень не любил опаздывать. На углу Сытинского переулка, по которому он спешил к метро, и Большой Бронной он почти столкнулся с шедшими под ручку в сторону Пушкинской площади старичками.

– Ага, вот вы где, – проговорила Анна Семёновна и, подхватив Стаса под руку, развернула троицу назад по Бронной.

Идти было недалеко, старики жили на втором этаже большого старого дома, построенного задолго до революции. Стаса приятно удивило, что они поднялись на высокий второй этаж не запыхавшись и при этом весело болтая.

Когда они вошли в квартиру, Стас обомлел, она была по размерам и планировке очень похожа на Муравейник, из которого он только что вышел. Лишь потолки и окна были чуть повыше.

– Ух ты, как у Вас тут здорово, – проговорил Стас, стоя в прихожей и озираясь вокруг.

– Проходите, проходите, не стойте столбиком – засуетилась Анна Семёновна, заметив нерешительность Стаса.

– Смотри, Серёжа, какой замечательный торт, а главное, как оформлен! – обратилась она к мужу, который усмехаясь, стоял в проходе памятником самому себе.

– Точно, – согласился он, – даже жалко такую красоту резать.

– А мы и не будем, – сказал Стас, – мы добудем торт сбоку, а коробочка с бантиком пусть постоит, пока мы будем радоваться жизни.

Так болтая, они прошли в большой зал, который потряс Стаса своим спокойствием. Ничего антикварного или дорогого в зале не было, разве что великолепные двойные двери с матовыми стёклами, которые сразу бросались в глаза. Вдоль одной стены вписалась большая стенка 60-х годов с книгами и телевизором, посередине большой обеденный стол с несколькими гнутыми стульями, сбоку диван и пара глубоких мягких велюровых кресел. Два огромных окна занимали больше половины противоположной стены. Свет был ярким, но не резким – большая люстра висела высоко и давала равномерный свет по всему залу. Чтобы скрыть восторг, Стас погладил кресло и сказал, что всю жизнь мечтал в таком посидеть.

Сергей Петрович рассмеялся и отправил его мыть руки с дороги, а хозяйку – ставить чайник. По всему чувствовалось, что здесь он старший, в отличие от улицы, где он беспрекословно подчинялся командам Анны Семёновны.

Через несколько минут комната преобразилась. На столе стояли чайник и чашки с ароматным чаем на блюдечках, посередине разместилась хрустальная ваза с разношёрстными конфетами и тортик на большом блюде, растерзанный Стасом.

– Ну а теперь, Стас, расскажите нам о себе, – с дружелюбной улыбкой потребовал Сергей Петрович и, показывая готовность слушать часами, откинулся на спинку стула.

Стас смутился, хотя до этого искренне считал, что такое с ним не может вообще произойти и немного сбивчиво рассказал свою биографию, на чём был тут же пойман Анной Петровной. Она рассмеялась и заметила – годится для милицейского протокола, а теперь расскажи о себе.

Стас задумался, а что, собственно говоря, кроме сказанного, он может рассказать о себе? Удивительно, но действительно ничего. Прожил почти полжизни, а собственно ничего в памяти не осталось. Обычный поток стандартных событий, эмоциональные всплески с подружками на первой и последней встречах, работа, которая была настолько будничной, что вспомнить нечего. Нет, конечно, материала для диссертации по практической психиатрии много, но это не волновало его, не затрагивало никаких внутренних струн, что ли. Те проблемы, которые на него выливали клиенты часами, совершенно не задевали Стаса и не оставляли царапин на его крепкой внутренней защите. Почесав в затылке, Стас неуверенно посмотрел на хозяев и грустно улыбнулся.

– Понятно, – сказал Сергей Петрович, – Стас ещё слишком молод и не успел даже понять, что с ним произошло в жизни. Давай, Анечка, расскажем мы о себе, что ли, если вам интересно, конечно – и вопросительно посмотрел на Стаса.

Стас подумал, – странно, а ведь интересно, – хотя за пять лет практики столько наслушался, особенно от немолодых истеричек, приходящих на приём, чтобы за деньги излить все свои обиды на окружающих их людей, бывших мужей и Вселенную в целом. Поэтому, устроившись на стуле поудобнее, Стас взял в руку чашку, пригубил и, улыбнувшись, сказал – очень интересно, честное слово.

Сергей Петрович откинулся на стуле, посмотрел на Стаса, как бы убеждаясь, что он ещё тут, а потом ушёл взглядом в прошлое и начал рассказ.

Они оба родились в Москве, с той разницей, что он до революции, а Аня после. Разница в возрасте пять лет, по его мнению, была идеальной. Его родной дом Стас имеет возможность рассматривать в данный момент, а Аня родилась в соседнем переулке. Его родители, дядюшки и тётушки пытались уехать после революции из страны, но, увы, никому не удалось это сделать по причинам, которые не хочется вспоминать, такое уж тогда было время. Осталась в Москве только тётя Сергея, которая решила, что она тут родилась и никуда не поедет, будь что будет. Новые власти отнеслись к ней равнодушно, разрешили занять одну из комнат родного дома после его перестройки. Перестройка заключалась в возведении перегородок и установке новых плохоньких дверей, в результате чего получилось жильё с кучей коммуналок. Сергей, уехавший с родителями, которые в дороге заболели какой-то инфекционной болезнью и очень быстро умерли, был чудом не отправлен в дом для беспризорников. Его подобрали и привезли в Москву добрые люди. Тётя Таня, приютившая Сергея, тихо прожила до самой смерти, которая осталась для страны незамеченной на фоне траура по Отцу всех народов. Тётя выправила ему документы, прописала в своей комнате и заботилась как о родном сыне. Работала она в школе, благо образование, полученное ещё при батюшке царе в дворянской семье, позволяло ей преподавать практически все дисциплины средней школы, кроме физкультуры. Сергей окончил школу с медалью и тут же поступил в медицинский институт. Там он был на хорошем счету, вокруг него был хоровод из девушек, которые ему нравились, но все сразу. На этом месте он запнулся, а Анна Семёновна сурово погрозила ему пальцем, типа ври, да не завирайся. Тихую девочку Аню Сергей привёл в дом, оканчивая последний курс института, и представил тёте как свою жену. Тётя Таня, будучи в душе старорежимным человеком, такое дело не приветствовала, но выбора у неё не было и Аня со своими вещичками, которые легко поместились в большой ободранный чемодан, на следующий день перебралась к ним. Однако довольно быстро женщины нашли общий язык. Аня закончила школу и собиралась поступать в тот же институт, который кончал Сергей. Семья Ани ничем не могла помочь дочери, поскольку она была третьим ребёнком, а зарабатывали её родители очень скромно. Год они втроём прожили благодаря тёте Тане и её заначке, а потом Сергея распределили, как женатого человека и коренного москвича, в большой военный госпиталь. Хирурги были очень нужны стране, которая готовилась к большой войне. Жизнь в семье наладилась, и до войны у них в доме появилось два ребёнка, мальчик и девочка. Когда Аня закончила институт, она также была направлена в госпиталь, где уже работал Сергей. Казалось, что всё хорошо, но война, которую хотя и ждали, началась неожиданно. Серей и Аня были откомандированы в составе группы врачей и младшего персонала госпиталя для укомплектовки санитарного поезда, которых тогда в стране были сотни. Дети остались на руках уже немолодой тёти Тани, а Сергей с Аней, собрав свои вещи, ушли на сборный пункт. Так начался новый этап их жизни.