Читать интересную книгу Моя реальность. Сборник рассказов - Анастасия Баталова

Незнакомец шёл не оборачиваясь, и, разумеется, он даже не подумал помочь ей преодолеть те полметра бездны, которые так легко преодолел сам – дескать, она же альпинистка – чего там! – справится.

Прежде чем сделать этот шаг она замерла на мгновение – без страховки двигаться на такой высоте было непривычно. Она положила руки на выступ – он казался вполне надёжным – руки напряглись, приготовившись, если что, принять на себя всю тяжесть внезапно повисшего тела… Нога! Она испугалась не смочь шагнуть достаточно широко с повреждённым суставом.

Он остановился и обернулся. Под его пристальным взглядом ей вдруг стало неловко, что она замешкалась, но в то же время этот взгляд придал ей решимости, внушил уверенность в успехе.

Глубоко вдохнув и вцепившись в камень обеими руками, она так далеко, как смогла, шагнула здоровой ногой. Ощутив подошвой новую твердь, она переместила сначала одну руку по ходу движения, затем – вторую… Центр тяжести тела уже не нависал над пропастью, но оставалось последнее решающее движение, толчок другой ногой, и она никак не могла решиться, опасаясь резкого удара боли, способного на миг лишить её равновесия.

Тут она почувствовала, что незнакомец прикоснулся к ней – его рука легла на её запястье не туго, но уверенно и удобно, так, чтобы в любой момент сжаться, словно узел под нагрузкой и… держать… удержать.

Преодолев провал, они прошли ещё несколько десятков метров. Каменный карниз начал подниматься вверх; чуть дальше в стене, среди расщелин и небольших гротов, она заметила тёмное устье пещеры. Приблизившись к нему, шедший впереди незнакомец решительно нырнул внутрь.

В пещере было темно; внутренний её свод оказался гораздо выше, чем можно было предположить по виду наружного отверстия – незнакомец, легко выпрямившись во весь рост, направился в глубину; ей ничего не осталось, кроме как последовать за ним.

Пещера состояла из нескольких гротов, разделённых низкими и узкими проходами. В самой просторной из этих каменных «комнат» едва теплился дрожащими бледно-розовыми пятнами на углях догорающий костёр, обложенный крупными осколками породы.

Немного привыкнув к полумраку, возле незатейливого очага она заметила просторный деревянный настил, накрытый палаточным брезентом, по всей видимости, то было лежбище двуногого пещерного зверя. Определение «человек» постепенно вытеснялось из её сознания – за двадцать с лишним минут довольно конструктивного взаимодействия неизвестный не произнёс ни единого слова. Версия о том, что он глухонемой не выдерживала критики – он оборачивался на любое изменение ритма её шагов, возвращался, если она надолго останавливалась.

«Может, он иностранец?»

Муж-филолог научил её примитивным приветственным фразам аж на семи языках, но обитатель горной пещеры не отозвался ни на одну из них – он внимательно прослушал её продолжительное попурри, улыбнулся, причём улыбка его, как ей показалось, несла в себе неуловимый загадочный оттенок понимания – не столько самих слов, сколько сути происходящего… Незнакомец, скорее всего, догадался, что таким образом она пытается наладить с ним вербальное общение. Когда она умолкла, он просто поднёс указательный палец к губам, так, как обычно показывают детям, что необходимо сохранять тишину.

– Вы отшельник и дали обет молчания? – спросила она раздосадовано. «Не хватало ещё столкнуться высоко в горах нос к носу с каким-нибудь сумасшедшим фанатиком!»

Он опять ничего не ответил, только долго посмотрел на неё из сумрака; затем присел на корточки и принялся заново разводить костёр.

Пламя быстро ожило, стало шипеть, потрескивать. В его качающемся золотистом свете она внимательнее разглядела незнакомца.

Лет двадцати пяти, очень худой, широкоплечий. Волос почти нет – узкий короткий гребень от лба до затылка, заканчивающийся тонким хвостиком на шее; и справа и слева гладко выбритую кожу головы покрывает замысловата вязь татуировок.

«Как дракон…» – подумала она.

Он нагрел на костре в толстой глиняной кружке немного воды, всыпал туда мелкий серый порошок из крохотного кожаного мешочка, накрошил каких-то сушёных листьев. Получившуюся смесь он довольно долго мешал, затем снял с углей и отставил в сторону.

Она всё это время сидела на настиле, напряжённо наблюдая за действиями незнакомца.

«Что это? Неужели еда?»

Прекратив на несколько мгновений помешивать своё загадочное варево, он посмотрел на неё. Затем поднялся и, передвинув глиняную чашу поближе, жестом предложил ей лечь.

Устав переносить нерезкую, но очень настойчивую, тягучую боль в колене, она повиновалась.

«Даже если он решил убить меня и съесть – вон какой тощий, изголодался стало быть! – не всё ли равно, с таким суставом мне и так не спуститься вниз…»

Улыбнувшись своей невысказанной легкомысленной шутке, она с наслаждением вытянулась возле очага; боль в выпрямленной ноге на миг стала острее, но тут же вернулась к прежней своей интенсивности.

Таинственный обитатель пещеры тем временем опустился подле неё на колени и, взболтав ещё немного содержимое глиняной чаши, принялся неторопливо расшнуровывать её горный ботинок.

Ей стало очень неловко, что другой человек делает это; она попыталась подняться и помочь, но он жестом удержал её. Отставив в сторону снятый ботинок, он стянул с неё высоко эластичный спортивный гольф, закатал штанину и принялся той же палочкой, которой мешал, наносить на покрасневший и слегка припухший сустав серовато-зелёную тёплую довольно густую массу из чаши.

Он намазывал смесь неторопливо, аккуратно, ровным тонким слоем, словно художник; она начинала засыхать, превращаясь на коже в шершавую корочку.

Боль сначала притупилась, а затем и вовсе ушла, изгнанная необыкновенной мягкой теплотой и нежностью компресса.

Она прикрыла глаза. Быстро наступившее облегчение, тихое потрескивание костра и осторожные прикосновения горного лекаря – так теперь она мысленно называла его – расслабили её. Захотелось спать.

Он куда-то ненадолго отлучился и затем опять стал варить что-то в глиняной чаше, но уже в другой, чуть поменьше.

Она млела, чувствуя, как отдыхает после напряжённой схватки с высотой каждая мышца свободно и удобно лежащего тела. Сердце билось равномерно; дыхание было глубоким.

Некоторое время спустя он нарушил эту умиротворённую дрёму, несильно тряхнув её за плечо.

Нехотя приоткрыв глаза, она приняла из рук горного лекаря что-то в чаше, предназначенное, судя по всему, для питья. Густой пар мягко коснулся её лица. Толстая глиняная стенка чаши нагрелась, но не обжигала. Напиток оказался густым, как кисель, немного жгучим, с долгим терпким послевкусием.

Пламя в костре почти угасло, пещеру освещало теперь лишь розовое зарево стынущих углей.

Допив, она ощутила непреодолимый тяжёлый и сладкий прилив сонливости. И прошлое, и будущее – всё перестало иметь значение, отодвинувшись вдруг куда-то далеко. Она забылась, едва коснувшись затылком настила.

Неизвестно, сколько времени прошло. Открыв глаза, она вновь увидела горного лекаря, хлопочущего возле разгорающегося очага. Ничего не болело. Во теле ощущались необычайные лёгкость и бодрость. Она готова была прямо сейчас вскочить и штурмовать сколь угодно высокую гору. «Вот это да! Настоящее чудо…!»

– Спасибо, – воскликнула она, свободно согнув и разогнув повреждённую ногу, – просто невероятно!

Целебный компресс осыпался мелкими твёрдыми чешуйками. Она сидела, удивлённо разглядывая своё с виду полностью здоровое колено, с которого, словно по волшебству, совершенно спал давешний отёк.

– Вы спасли меня!

Он опять ничего не сказал. Просто поднялся и, повернувшись к ней лицом, медленно снял с себя кожаный жилет. Живот у него был узкий, впалый; на груди обнаружилась ещё одна татуировка – летящая птица… Другой приятель её мужа, психолог, как-то сказал, что страсть к нанесению на тело изображений имеют болезненно впечатлительные, истерические натуры. Сейчас она почему-то это вспомнила.

С неожиданной ловкостью расправившись со всеми резинками, кнопками и молниями – будто он всю жизнь только и занимался тем, что раздевал альпинисток – горный лекарь очень спокойно, без суеты и жадности, с тонким пониманием дела овладел ею.

То состояние она не могла после ни как следует вспомнить, ни, тем более, описать; прежде во время любовных соитий она всегда чётко и твёрдо осознавала себя, способна была пересчитать нередко упоминаемые в скабрезных анекдотах подвески на люстре или пионы на обоях; горный лекарь открыл в ней то, чего она о себе не знала: инстинкт, непреодолимый, как страх высоты, столкнул их тела подобно шторму, сталкивающему волны со скалами, – восторг и ужас, как при падении на верёвке, единым стоном исторгли её разомкнутые губы; она вдруг увидела всё как будто со стороны, из-под свода пещеры – ей стало необыкновенно легко и радостно – а где-то далеко внизу, возле догорающего очага, корчилось, извивалось в своей неизбывной блаженной муке единое двухголовое многорукое многоногое сверкающее в полумраке белёсой наготой существо…