головой. Похоже, пришла пора для сладкого. — Могу в качестве оплаты отдать часть собственной души.
И снова алтарь молчал. На этот раз дольше, чем с первый раз.
— Дурак ты, Трайодасан! Как есть дурак! За такую цену здесь человеческие боги в очередь бы выстроились помогать тебе, а ты мне предлагаешь.
— Потому что только ты на просьбу о помощи откликнулся, — решился я быть до конца честным.
— Н-да, такая жертва вкусная, и мимо, — отчего-то весело хохотнул алтарь, — но я оценил, честно. И что своих существ на убой не отдал тоже. Может, и правда не ошиблись…
— Поможешь? — с надеждой переспросил я, боясь задавать лишние вопросы, чтобы не сбить алтарь с благодушного настроения.
— Помогу, — со вздохом ответил голос, — но эргам про меня расскажешь. Они знают, что делать.
Я кивнул, счастливо осознавая, что легко отделался. И алтари остались, и душа целая. Почти.
— Кто сказал, что ты отделался? — хмыкнул алтарь. — Заплатишь тем, чем привык, кровью. Что-то мне подсказывает, что её много понадобится.
Помнится, я уже говорил, что однажды выступал жертвенным агнцем. Тогда ситуация была схожей. Спасти, защитить любой ценой, даже ценой собственной жизни. Ничему меня жизнь не учит, даже перерождение не пошло на пользу.
Все эти мысли проносились в моей голове, когда я собирался ритуальным стилетом вырисовывать матрицу подпитывающего ритуала.
— Оставь эти танцы с бубнами для кого-то другого, — отмахнулся алтарь. — Нечего у меня тут кровавую скотобойню устраивать. Красота в простоте, запомни.
Я пустил себе кровь, сделав надрезы вдоль вен, чтобы кровь не свернулась и не образовала корки на ранах. Запястья заняли свои места по бокам алтаря, на уже восстановленных гранях… и я провалился в никуда.
Это было похоже на стремительный полёт внутри разноцветного потока. Когда мы искали Кирану с алтарём Виноградовых, то использовали принцип родства крови. Здесь же мы искали по родству стихий. В глазах рябило от обилия алых и синих всполохов всех цветов и оттенков. Мы проносились мимо на бешенных скоростях, даже не притормаживая. Всё было не то, не те маги, не тот уровень силы, и самое главное, не было единения двух противоположных стихий в одном духе.
Сколько мы так метались, я не взялся бы угадывать. Очень надеюсь, что не неделю, как при снятии двух узлов печати. Но наконец тоннель замер. Всё вокруг погасло. Нас обступила кромешная тьма. Она оживала и просачивалась внутрь, неотвратимо разрушая всё вокруг.
Я физически чувствовал, как больно алтарю от этой тьмы. Она его разъедала с жадным чавканьем и скоростью кислоты.
— Она там!
Тоннель полыхнул алым в такт биению моего сердца, высвечивая колонны с незнакомыми рунами. Такие же колонны я видел в дневниках старого барона.
— Я не проведу! — всхлипнул голос. — Нужна земля! Запечатано!
Темноту снова разрезала вспышка, но уже синего света. На мгновение я увидел, как в конце тоннеля на полу лежит Кирана с колодками на руках, а над ней склоняется с ножом громадный блондин.
— Помоги ей! Прошу! — взмолился я, боясь не успеть спасти сестру.
— Больно-о-о! — взвыл алтарь.
— Я заберу твою боль, только помоги!
— Ты же умрёш-ш-шь, — уже стал шипеть от боли алтарь.
— Вытерплю, — в едином выдохе принял я решение и исчез в облаке ослепительной боли.
Глава 2
Земля приняла их как родных. Пусть на своих родовых территориях на это ушло бы меньше сил, но даже здесь Михельсу удалось открыть подземные тропы. Подхватив бесчувственную девицу на плечо, Исбьерн скомандовал спускаться под землю своим людям. Те стонали от боли и ран, причинённых этой несносной дикаркой. И ведь сильна же, ещё и две противоположные стихии сразу объединить в себе смогла.
Михельс внимательно посматривал на занятное колечко на пальце девушки. Артефакт равновесия стихий. Вещица дорогая, изготавливалась исключительно под заказ. Снимать артефакт даже не было смысла, ну если бы только князь Рюгена не решил самоубиться в землях русов. Кольцо настраивалось на одного собственника, а всех остальных считало ворами и выпивало досуха.
Злость и адреналин боя смыло сожалением, словно морской волной. Жаль, что в девочке нет стихии земли, иначе Михельс носил бы на руках такую женщину. Впервые в жизни он встретил себе ровню! Ингрид не в счёт, у неё тот же девятый уровень, и она страшна, как душа самого тёмного подземелья, а вот дикарка… В той чувствовались перспективы развития, а уж как его заинтриговала её внешность…
Он видел много отметок на телах и лицах у воинов, в конце концов, это весьма распространённый обычай в Скандинавии, но, чтобы они светились, проступали ярче от тех или иных эмоций… Словно тело давало выход внутренним силам дикарки, но сделало это столь изящно и красиво, что ни разу не испортило естественную красоту девушки.
Пройдя с три километра вглубь своих предполагаемых родовых земель, Михельс стал искать место для привала. Выходить на поверхность он не планировал, зная, что их будут искать. Пока князь Рюгена был в земле, его никто не сможет обнаружить. Кто-то, может, и испугался бы такой перспективы, но таких людей среди свиты Михельса не было.
Прокладывая подземный путь, Михельс вдруг столкнулся с препятствием. Выглядело оно как странная каменная колонна, перекрывающая проход и покрытая вязью незнакомых рун. Часть рун была похожа на те, что украшали вместилище духа земли. Неужели ему, Михельсу, наконец, удалось отыскать колыбель мира?
Не старой истеричке маразматичке, по несчастливому обстоятельству избранной духом для общения, а ему, князю Рюгена?
Михельс отклонил подземную тропу в сторону на несколько метров и с помощью магии создал временное пристанище для своих людей. Сам же князь Рюгена решил связаться с Ингрид. Ему срочно нужно было проверить свою теорию, а для этого надо было приманить старую каргу.
Краткий разговор должен был придать ей ускорения, а то она и так загостилась в Северной столице русов. Зато теперь у Михельса были время и возможность немного поиграть с новой игрушкой. Никакому духу скармливать дикарку он не собирался, но назойливая мысль попробовать заделать ей ребёнка в целях экспериментальной селекции не покидала князя. Девушка была хороша собой, сильна физически и магически, ему ничего не стоило продержать её в колодках всю оставшуюся жизнь и сделать инкубатором. Сломить непокорную дикарку, упиваться её отчаянием и рабским положением после того, как она чуть было не убила его. План Михельсу нравился.