Ветер ерошил верхушки трав и тополей, и флаги, хоть и были коротки, развевались на ветру.
Вот уже час мужчины несли носилки без отдыха по низменности, покрытой почти в рост человека зелеными сырыми травами, в сторону вздымающихся вдали холмов. К ним они и направлялись. Но теперь они вынуждены были остановиться, ибо путь им преграждал довольно широкий ручей голубеющих вод, по тихим берегам которого росла роща молодого орешника, чьи листья светлели по-весеннему.
Две коровы паслись на траве под огромной плакучей ивой. Люди опустили носилки. Кто-то из них сказал: «Останавливаемся здесь». Говорили на смешанном хазарско-ивритском языке или, скорее, на иврите с примесью хазарских слов. Целые области говорили только на иврите. В других же областях мешали этот язык с языком готтов. Во всяком случае, «ништ гут» и «мейделе» («нехорошо» и «девочка» на языке идиш. Примечание переводчика – в эллиптическом стиле автора) – знали все. Даже те, кто обитал далеко от мест проживания готтов. Служанки – арабки, шведки или болгарки – учили детей родным языкам. Были и такие, которые, в стиле тех лет, брали рабов для обучения детей греческому языку. Но писали, все же, главным образом, на иврите. На других же языках писали слова ивритскими буквами.
Один из носильщиков тяжко вздохнул, потер плечо, затем размял прыжками напряжение в ногах, ударяя ими по травам. Женщины собрались вокруг больной, лежащей под шкурами, мерили ей жар.
Ханан, тот самый красавчик, пытался уловить взгляд молодой итальянки, прикосновения которой лишили его покоя. Но она, как бы скромно уклоняясь от его взгляда, не поднимала глаз от дел. Натан сам над собой разочарованно посмеивался. Глупышка, вероятно, и вправду думала, что, не торопясь, установит новую связь. Не торопясь? Нет времени. Но она этого не знала. Они приближались к великой и мощной иудейской державе Хазарии, и она думала, что теперь-то все будет отлично.
«Можно попить?» – спросил один из мужчин.
И одна из молодых женщин сказала рыжему мальчику тем самым сладостным и смешным итальянским акцентом: «Принеси термос, который за твоей спиной». Естественно, на хазарском слово это звучало по-иному, но означало то же.
Мальчик принес кожаный, зеленого цвета, бурдюк.
«Минуточку», – сказал она мужчинам, и извлекла шесть чашек. Они налили себе оранжевый чай и с удовольствием стали пить.
«Ну, что будем делать?» – спросил один из них, тоном давая понять, что знает ответ на свой вопрос. Он встал, направился к ручью, держа чашу в руке и пытливо вглядываясь в воды. Вернулся, допил чай, выдернул шест с флагами, вернулся к ручью, оперся о шест, вошел в ручей до верхнего уровня голенищ сапог и попытался шестом прощупать дальше глубину. Воды были глубоки, и течение было сильным. «Здесь глубоко», – сказал и в сердцах выругался, естественно, по-арабски.
Коровы продолжали щипать траву, и только подняли головы, услышав ругательство, прекратив на миг жевать, но затем опять уперли взгляд вдаль, работая челюстями.
«Напились?» – спросил мужчина, который спускался с шестом к воде. Имя его было – Ахав, кличка – «Белое поле». – «Следует пойти вдоль ручья, чтоб найти брод. День на исходе. Каждая минута дорога».
Шестеро парней, вооруженных луками и стрелами, пошли вверх по течению, оправляя за пазухами короткие ножи. Шли, примерно, пятнадцать минут, но ручей был все тем же глубоким и бурным. Был уже поздний час весеннего месяца Адара. Сумерки сгущались. Становилось облачно, прохватывал холод.
Женщины тщательно закутали больную шкурами и дали салат с яйцом под майонезом детям, которые прибежали по траве и уселись на край носилок поесть. Попросили хлеба. Женщину, которая прикасалась к Ханаану, звали Гила, вторую женщину – Мира. Имя больной – Елени. Гила, та самая, которую евнух спас из рук дикаря. Но все это не имеет значения, ибо, я думаю, женщины ненадолго останутся в этом повествовании.
Старшего мальчика, одиннадцати лет, звали Йосеф. Он был рыж. Младшего, черноволосого, шести лет, звали Иаков. Оба были принцами, сыновьями обедневшего хазарского графа. Вся группа двигалась к усадьбе этого графа, малой пяди земли на берегу лагуны Хазарского моря. Там мальчики должны были начать обучаться владению оружием и заняться изучением Торы, после того, как всю зиму изучали латынь, рисование и играли в бадминтон в каменном дворце королевства, где их мать была послом, а отец, граф, советником по медицине.
Прошло уже более часа, как мужчины растворились в сумерках.
«Что ж», – сказала Гила, – «заночуем здесь. Я начинаю готовиться к ночевке». Она извлекла шесты, на которых держались носилки, соорудила некое подобие шалаша и обтянула его шкурами, прося прощения у больной.
У входа в шалаш горел костер, на котором варилась фасоль с костями. В течение еще одного часа установилось безмолвие. «Где же мужчины?» – слегка забеспокоилась Гила.
Мальчик пошли пописать в ручей. «Что это за голос из глуби вод?» – спросил один другого, и они заторопились обратно. Тьма уже была настолько плотной, что они не заметили, как воды в ручье забурлили, взлетели в воздух небольшие камни и удивленные рыбы и опять упали в ручей.
Через несколько мгновений после того, как мальчики отдалились от ручья, вознеслась из вод влажная голова, покрытая черным покрывалом с огненно-багровыми полосами. Голова вперилась во тьму, видя все, и взгляд ее был устремлен на коров. Затем голова опять исчезла в глубине вод, которые перестали бурлить, и рыбы снова поплыли спокойно по течению.
Коровы, увидевшие черного монстра из вод, встали на дыбы, глаза их потемнели и расширились древним страхом, опустошившим их взгляд. Внезапно они превратились в двух мужчин с толстыми бровями, и лишь заплаты на их бородах напоминали, что они были коровами. Они неслышно, подобно движению луны в небе, приблизились к костру и вгляделись в женщин и детей.
Сварилась фасоль, и запах дразнил ноздри всех, сидящих вокруг костра. «Отличная еда», – сказали женщины, и добавили соли, и с осторожностью – перца.
«Где же мужчины?» – уже всерьез обеспокоилась Гила, которая не любила оставаться ночью в этих сомнительных местах вне Хазарии. Тут есть всякая нечисть, черти и зеленые вурдалаки, навевающие опасные грезы. Она почти ощутила на охватывающие ее шею когти, собирающиеся ее душить. Тут обитают змеи в черепах, совершающие черные дела по указке магических сатанинских сил, замышляющих колдовство и сглаз. Эй, где вы, мужчины, куда исчезли?
Ей особенно не нравилось то, что рассказали ей дети о странных шорохах из вод. Она-то знала, что означает этот голос из глуби. Это звуки, издаваемые дьяволом Самбатионом, родившимся в этих проклятых местах. Тут, на границе Хазарии, он живет и действует, заваривает дела с местными проклятыми бандами, приходит им на помощь в совершении их темных делишек после переговоров о величине оплаты, главным образом, подушно, то есть рассчитывается их душами. Тут он издает свой омерзительный, ужасный крик, от которого стынет в жилах кровь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});