Читать интересную книгу Скажи «Goodbye» - Мария Амор

На все печали одна управа — встать посреди ночи и навести порядок в своем платяном шкафу. Это занятие неизменно успокаивает Александру. Она ужасно любит, чтобы вся одежда — дорогая, любимая — была разложена и развешена аккуратно и по цвету. Свитер на свитере, отдельными стопочками по цветам. Топы — все с бретельками вместе, все с короткими рукавчиками вместе и все с длинным рукавом — тоже. Чтобы утром, одеваясь, не стоять по полчаса перед открытыми дверцами в одних кружевных трусиках-ниточках от Ла Перла, за которые было так много дано подарившему их (и много чего еще) Фимке, а просто протянуть руку, и вытащить то, что надо. И любая шмотка, какую бы Сашка ни вытащила, всегда бы подошла к джинсам, любым джинсам, и к самым старым и самым любимым от Роберто Кавалли, и к новым, со стразами на попе.

В последнее время весь гардероб Александры рассчитан на джинсы, все ради такой ценной, ох, как нелегко достигаемой простоты и непосредственности, потому как джинсы сидят на ней отлично, а при ее работе в таком возрасте главное — первым делом предъявить фигуру.

А когда шкаф в порядке, то Александра звонит Славику, своему старинному приятелю (давным-давно уже просто другу, кто бы там что ни говорил!). У него на телестудии смена заканчивается лишь за час до полуночи, и он всегда готов болтать с ней до тех пор, пока не улягутся все страхи и опасения. И не устает галантно повторять, что Александра — первая красавица, напоминает, как в ее жизни все чудесно и удачно, и уверяет, что даже в глубокой старости, до которой еще очень-очень много лет, она будет всех удивлять, и у нее будет богатый преданный муж и множество любящих ее друзей.

А если не застает Славку, то звонит Мурке, своей самой лучшей и единственной подруге. Мура тоже помогает Александре оценить себя по достоинству. Когда кажется, что вот так и проживешь всю жизнь, не обретя защиты и уверенности в завтрашнем дне, тогда верные друзья умеют напомнить о твоих собственных достижениях и достоинствах: и то, что ты — любимое лицо израильской рекламы, и полна сюрпризов и непредсказуемых взлетов, и что все мужики от тебя без ума. На следующее утро просыпаешься, полная сил и бодрости, готовая с энергией продолжать свою нелегкую жизнь. С годами Александра так и не нажила палат каменных, и до сих пор ютится по съемным квартирам (зато всегда в лучшем районе города и с садиком), а вместо пенсионных отложений деньги с пугающим её саму легкомыслием вложены в сумочки от Гуччи, туфельки от Прада, костюмчики Дольче и Габбаны да курточки Версачи, но зато обрела множество друзей. Большинство из них — бывшие Сашкины кавалеры. Романы с ними по тем или иным причинам были изжиты, но многие остались близкими людьми, на которых она всегда может положиться. Александра со всеми умеет сохранять хорошие отношения. У нее кошки на душе скребут, если кто-то держит зло на нее. А сама она ни на кого никогда не злится. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на негативные чувства. И теперь ее со всех сторон окружает сеть родных и друзей. Это помогает не ощущать себя ночной стареющей, одинокой бабой, а наоборот, дневной — популярной и всеми любимой преуспевающей моделью. За это она очень ценит и любит всех своих друзей. Каждый человек должен как-то бороться с реальностью, и ее способ — это поставить как можно больше близких тебе людей между собой и житейскими невзгодами. Перешедшая в потребность привычка быть всеми любимой осталась с детства. Счастливое детство, полное обожающих ее женщин — мама и две бабушки и прабабушка, — было столь приятно и легко, что в сравнении с ним вся последующая жизнь оказалась непереносимо тяжкой. В том далеком, пахнущем сладким чаем и булочками с маслом времени ее возили в коляске, завернутую в тепленькое одеяльце. Хорошо бы ее всю жизнь возили по действительности укутанной и на рессорах. Но ничего этого больше нет, а есть эмиграция, модельный мир, два развода, конкурентки, уходящие годы и грозящие хвори. И вся ее защита — это слепая бабушка, нищая мать и несколько друзей.

Сама Саша в дружбе очень верная и всех своих друзей очень ценит и любит, несмотря на то, что, по большому счету, помочь они ничем не могут. Хорошо, что хотя бы агентша Рут — отличная баба, и никогда не забывает Александру, и всегда предлагает всем потенциальным заказчикам ее первой, и при этом твердит, что такой необыкновенной красавицы больше нет. Сашка много о себе не воображает, и знает, что красавица она обыкновенная, ей просто очень помогло, что несколько лет назад она отважно рванула в Голливуд, хотя все головами качали, услышав, что девчонка из Воронежа твердо решила стать кинозвездой, а она почти сразу же стала дублершей Мишель Пфайффер. Сама Пфайффер — многодетная мать- снималась только крупным планом с девяти утра до пяти вечера, а все остальное за нее делали дублерши. Александру превратили в пепельную блондинку, отсняли на пробу нос к носу с Мишель Пфайффер, и какое-то время она изображала голливудскую звезду. По мнению Сашки, это была еще большая честь для Мишель, которая старше Александры лет на пятнадцать минимум, и вообще, как оказалось, вблизи производит удручающее впечатление. Фото двух похожих профилей осталось, и когда Александра вернулась в Израиль, где никто не подозревал, как много было у ленивой Пфайфферши дублерш, Рут удачно использовала отголоски Сашкиной голливудской карьеры, и у новой фотомодели появились первые заказы. С тех пор Александра так и осталась пепельной блондинкой.

А вернулась не потому, что устала от последующих голливудских неудач или надоело вытирать столики в пиццерии, — нет, здесь, в Израиле, ей тоже по возвращении пришлось довольно долго подрабатывать в бутике, — а потому, что в Лос-Анджелесе у нее не было ни единой близкой души, все люди в шоу-бизнесе — законченные эгоисты, занятые только собственной карьерой и своими личными шансами на успех. Саша так устала в Америке от одиночества и собственной незначимости, что с огромным облегчением вернулась в Иерусалим, где жили все ее родные и масса друзей, где ее знали, ценили и любили.

Тогда- то она и познакомилась с Мурой. Мурка в ту пору начинала свою карьеру журналистки-репатриантки из России, которая пишет на иврите и печатается на страницах ивритской прессы. Этот феномен по тем временам был настолько любопытен, что Мурке оказалось достаточно мало-мальски грамотно писать на иврите, чтобы заделаться штатным репортером газеты «Га-Ам» («Народ»). Мало кто обращал внимание, что она приехала в Израиль лет двадцать назад, еще ребенком, здесь окончила и школу, и университет. На Александру Мура набрела в поисках очередного сюжета для серии репортажей о нетривиальных успешных судьбах новых репатриантов. Интервью с Александрой де Нисс (бывшей Денисовой) со множеством фотографий, в том числе и хрестоматийными двумя профилями, красовалось в уик-эндном приложении самой уважаемой израильской газеты, и истеблишмент израильской моды принял Александру — сначала как курьез, а потом и как свою. А Сашка и Мурка сразу подружились: ближайший выходной они провели вместе, попивая пиво на Муркином балконе и рассказывая друг дружке про свою жизнь. В то лето Мура и Александра совершали бесконечные прогулки по Немецкой Колонии[2] и по Бакке, и ночи напролет просиживали, поджав ноги, на диване в маленькой гостиной, чередуя кофе с вином и заполняя пепельницы. С тех пор подружки стали неразлучными.  

Александра допила кофе, потянулась и стала надевать кольца, цепочки, сережки и часы. В этот момент из мобильника донеслась мелодия муркиного звонка — «Болеро».

— Привет! Позвонила только отметиться. Говорить не могу — убегаю на встречу с Вайцманом, он меня ждёт, опаздывать неудобно, — и лучшая подруга спешно попрощалась, помчавшись освещать очередную встречу репатриантов с президентом страны.

А Сашка продолжала одеваться, не торопясь, ее глава государства не ждал, но если бы даже и ждал, то, разумеется, ждал бы терпеливо.

* * *

Рано утром позвонила Сара, секретарь редакции, зачитала пресс-релиз Сохнута, в котором красочно живописалось предстоящее посещение президентом государства школы-интерната, в которой учатся дети из России, и передала Муре поручение редактора посетить сие мероприятие, и сделать заметку в несколько строк: «Шмуэль просил вытянуть из Вайцмана что-нибудь интересное для нашего читателя».

Мура тяжко вздохнула. Подразумевалось, что читателю, естественно, никоим образом не интересно читать про учебу еврейских мальчиков и девочек, прибывших из России, а надо ухватить президента за рукав, и крепко держа его за пуговицу, выведать у него все, что он думает по поводу мирных переговоров и предстоящих выборов в Кнессет. В общем, обычное — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. С одной стороны, Мурка гордилась тем, что печатается не в русскоязычном листке, тираж которого держится только на программе российских телепередач, а в настоящей, и к тому же «высоколобой» газете, зато здесь уж поганей ее был лишь редакторский кот. Немножко спасало то, что она — все еще экзотика среди журналистов-сабр, поэтому ей многое сходит с рук, и член совета директоров газеты Арнон взял над ней шефство. Она пришла в газету по его рекомендации — он был полковником в штабе разведки, где она служила после офицерских курсов. Благодаря ей, никто не может упрекнуть «Га-Ам» в надменном снобизме — о делах репатриантов в Израиле рассказывает читателям сама репатриантка. Правда, описывая новую жизнь в Израиле бывших российских граждан, приходится вынести немалое количество скучнейших торжественных приемов, но эти страдания немного облегчаются сознанием того, что их делит с тобой все руководство государства.