Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чем заслужил я, о, Господи, – мысленно вопрошал капитан, – эту манну небесную, которая спустилась ко мне в пустыню, эту жирную дичь, которая сама идет мне в руки, этот роскошный сдобный лакомый кусок, который так и просится мне в рот? Даже как-то не верится такому счастью».
Капитан позвонил в маленький колокольчик, и официант принес им колоду карт.
– Попробуем в покер, – сказал капитан.
Мистер Симмонс вскочил с места.
– Это азартная игра, – строго сказал он. – Я, знаете ли, не игрок.
– Я тоже не игрок, мистер Симмонс, – сказал капитан с достоинством и чуть-чуть обиженно. – Партия в покер по маленькой между джентльменами – вещь вполне допустимая в тех кругах, где я вращался, и никаким законам…
– Ну, ну, ладно, – сказал мистер Симмонс. – Я ничего такого не хотел сказать. Сам, бывало, на ранчо с ребятами на бобы играл, когда приходилось ночь в степи коротать… Сдавайте, чего там.
Старая сказка про ястреба и голубя рассказывалась так часто, что подробности ее уже приелись. От десяти центов они подняли ставку до пятидесяти, потом до доллара. Мистер Симмонс, разумеется, выигрывал. Он вытащил из саквояжа свой бисерный кошель и извлек из него сначала несколько долларов серебром, а потом еще двадцать пять бумажками. Один раз он вытащил из саквояжа краешек толстой пачки, перевязанной бечевкой, и подмигнул капитану.
– Вот они, девятьсот, – сказал он.
Капитан изредка снимал котел, но большей частью денежки шли к мистеру Симмонсу. Тот хоть и ликовал, но выражал сочувствие.
– Не везет вам, – говорил он самодовольно и в то же время участливо. Он был, по всем признакам, под сильным воздействием выпитого им изрядного количества пива. У капитана был озабоченный и расстроенный вид.
– У меня уж почти ничего не осталось из того, что я отложил на расход, – угрюмо сказал он. – Послушайте, Симмонс, давайте без лимита, дайте мне возможность отыграться.
– А как это? – спросил Симмонс. – Делать любую ставку, что ли?
– Да.
– Идет, – сказал мистер Симмонс. – Признаться, с этого, пи-ик, пива меня как будто мутит.
Мистер Симмонс стал играть очень неосторожно, и счастье, по-видимому, повернулось к нему спиной. Он отдал значительную часть своего выигрыша, понадеявшись на фуль с тремя тузами, и несколько раз проигрывал при отличных картах. В короткое время от его маленького капитала не осталось ничего. Физиономия его стала совсем багровой, а круглые светлые глаза лихорадочно блестели. Он еще раз открыл свой черный саквояж и, вынув перочинный нож, зарылся в саквояж обеими руками. Капитан услышал звук лопнувшей бечевки, и руки мистера Симмонса вынырнули на стол с грудой пяти– десяти– и двадцатидолларовых бумажек. Саквояж по-прежнему остался лежать на коленях.
– Гони-ка еще пива, – крикнул мистер Симмонс. – Хороший вы па-парень, капитан. Давайте всю ночь играть в карты. Я, признаться, выпил немножко, но я покажу вам, что я лучший игрок в шашки и в покер во всем графстве Энсинал. Сдавайте.
Капитан Ричард Сэксон Клэси, кассир (?) Акционерного общества Тихоокеанской железной дороги, подтянулся и призвал на помощь все свое хладнокровие. Решительная минута настала. Манна вот-вот готова была посыпаться с неба. Голубок уже трепыхался в когтях хищника. Жертва была в самом что ни на есть градусе, то есть ее готовность рисковать беспредельно повысилась, тогда как способность наблюдать сильно ослабела, однако не настолько, чтобы помешать ей вести игру.
Капитан громко кашлянул. Два-три человека появились из соседней комнаты, подошли и молча стали наблюдать. Капитан снова кашлянул. Бледный молодой человек с угрюмым взглядом и не предвещающей ничего доброго физиономией вырос за стулом мистера Симмонса и равнодушно уставился ему в карты. Всякий раз, как мистер Симмонс разбирал сданные карты или брал прикуп, он почесывал себе ухо, или трогал себя за нос, или подкручивал усы, или теребил пуговицу на своем пиджаке. И удивительно, с каким вниманием капитан следил за этим молодым человеком, который, разумеется, не имел никакого отношения к игре.
И капитан по-прежнему выигрывал. Если мистеру Симмонсу случалось взять котел, то можно было с уверенностью сказать, что пожива была небольшая.
Наконец, капитан решил, что настал момент для coup de grâce.[1] Он позвонил, и к столу подошел официант.
– Принеси-ка свежую колоду, Майк, – сказал он, – а то эта уже истрепалась. – Мистер Симмонс был слишком возбужден, чтобы заметить, что капитан, который ни души не знал в этом чужом городе, назвал официанта запросто по имени.
Капитан стасовал карты, и мистер Симмонс неумело и неуклюже снял колоду. И вот роковые карты были сданы. Это был излюбленный прием капитана. Четыре короля и семерка пик партнеру, четыре туза и двойку бубен себе. Вместо пик и бубен можно было с таким же успехом сдать любую масть, но у капитана была слабость к этим двум картам.
Он заметил, как на лице мистера Симмонса отразилась плохо скрываемая радость, когда он заглянул в свои карты. Мистер Симмонс объявил «без прикупа»; капитан прикупил одну карту. Молодой человек, стоявший за стулом мистера Симмонса, отошел. Ему уже незачем было больше скрести себя за ухом или дергать за пуговицу. Он знал coup de grâce капитана не хуже, чем сам капитан.
Мистер Симмонс зажал карты в руке и напрасно пытался скрыть свое ликование. Капитан поглядел на прикупленную им карту с преувеличенным волнением и перевел дух, из чего мистеру Симмонсу следовало умозаключить, что прикуп был удачный.
Начали торговаться. Мистер Симмонс бросал деньги с лихорадочной торопливостью, капитан следил за каждой ставкой и поднимал не иначе, как после подчеркнуто длительного раздумья. Мистер Симмонс отвечал с пьяной и бесшабашной уверенностью. Когда в котле набралось около двухсот долларов, брови капитана сдвинулись, две тонкие морщинки пролегли у него от ноздрей к углам рта и он поднял ставку на сто. Мистер Симмонс бережно опустил свои карты на стол и снова полез в саквояж.
На этот раз он вытащил две кредитки по пятьсот долларов и положил их поверх котла.
– С такими-то картами да не рискнуть на все, – сказал мистер Симмонс, – да меня наши парни в Энсинале со свету бы сжили. Валяйте, капитан.
– Пошли-ка сюда Чарли, – сказал капитан одному из зрителей. Подошел толстяк с крашеными усами и о чем-то пошептался с капитаном. Затем он ушел, и через некоторое время вернулся с пригоршней золотых монет и пачкой кредиток, из которых он отсчитал тысячу долларов, чтобы ответить на ставку мистера Симмонса.
– Отвечаю, – сказал капитан.
И тут произошла странная вещь.
Мистер Симмонс быстро вскочил, бросил карты на стол и одним махом сгреб всю кучу денег в свой вместительный саквояж.
Выпучив глаза и сыпля проклятиями, капитан тщетно пытался узреть четырех королей и семерку пик, которые он сдал мистеру Симмонсу. Перед ним лежал червонный флеш-ройяль.
Капитан вскочил, а два бледнолицых джентльмена, стоявших позади, оба одновременно, мягко, как хищник перед прыжком, шагнули к мистеру Симмонсу – и остановились. Едва деньги исчезли в недрах саквояжа, оттуда высунулся синеватый ствол шестизарядного револьвера и зловеще сверкнул в руке мистера Симмонса.
Мистер Симмонс бросил молниеносный взгляд через плечо и стал пятиться к выходу.
– Не надо ошибаться, господа, – сказал он, и глаза его сверкнули тем же синеватым отливом, что и блестящий ствол его оружия. – Когда вам придется быть в Нью-Йорке, милости просим ко мне, Брауэри две тысячи пятьсот восемь. Спросите Бубнового Джо – это я. Сейчас я еду в Мексику, на две недели, обследовать свои рудники, а потом меня в любое время можно будет застать дома. Второй этаж, Брауэри две тысячи пятьсот восемь – не забудьте номер. Я взял себе за правило оправдывать по дороге свои путевые расходы. Покойной ночи.
Мистер Симмонс сделал еще шаг назад и исчез.
Пять минут спустя капитан Ричард Сэксон Клэнси, кассир (?) Акционерного общества Южной Тихоокеанской железной дороги, член (?) Христианского союза молодых людей в Далласе, он же Джимми, вошел в ближайший бар на углу и сказал:
– Виски, дружище, да нет ли побольше стаканчика? Необходимо подкрепиться.
Джек – победитель великанов
(Перевод Веры Топер)
На днях в редакцию «Пост» пришла женщина – агент по продаже книг. Ее провели в кабинет главного редактора, а ее маленькая четырехлетняя дочка, пришедшая вместе с ней, осталась в общей комнате, по-видимому привлеченная необычайно приятным видом сотрудников, которые, развалясь, сидели за своими столами и наслаждались отнюдь не случайным досугом.
Это была хорошенькая кудрявая девочка, бойкая и общительная; не долго думая, она повела наступление на редактора литературного отдела, который, несомненно, произвел на нее впечатление своей аристократической наружностью и в особенности тем, что писал, не снимая перчаток.