Яманами кивнул. Сайто был третьим по мастерству мечником в отряде. Но первый — Окита — отправлялся к храму поговорить с детьми, с которыми давно свел дружбу. Дети — хорошие осведомители, если знать, как с ними говорить. Окита знал. Тут его заменить не мог никто. Вторым мечником отряда был до этой весны некто Яманами Кэйскэ, но из-за проломившейся трухлявой ступеньки он теперь даже в учебных поединках участвовать не мог, любой мало-мальски сильный удар отдавался мучительной болью в спине. Значит, на такую прогулку лучшим напарником Хидзикате был Сайто.
Похоже, подумал Яманами, единственным моим оружием остался ум.
— Я пойду к гадателю, — сказал он.
* * *
Лиса сидела, обернув лапы хвостом. Рядом с ней в пожухлой от жары траве копошился смешной темно-рыжий зверек, чем-то похожий на приплюснутого сверху кролика с очень маленькими ушками. Лиса не обращала на него внимания. Это была очень старая храмовая лиса, перевидавшая на своем каменном веку немало чудес. Ее сестра, с трещиной поперек передней лапы, расположилась на отдых с другой стороны лестницы. А на каменной ступеньке, теплой даже в тени, сидел невысокий юноша в серых хакама и белом косодэ. Лиса знала, что юноша тоже принадлежит к породе оборотней, только не тех многохвостых, которые кланяются полной луне с черепками на темечках, расплачиваются с людьми листвяными деньгами и морочат ночных путников, а к тем, что объявились в старой столице совсем недавно, хвостов не имеют и ночных путников не морочат, а убивают. Впрочем, хвостатые сестрицы не возражали против такого соседства.
Командир первой десятки Окита Содзи понимал, что Сайто прав. Храм — точнее, рассеянные по склону горы храмовые постройки — окружала роща. На которую одного патруля мало. В которой не один труп — десяток спрятать можно. Впрочем, ронины, хлынувшие в столицу с наступлением смутного времени, трупов в этой роще не прятали — так бросали. Эту рощу они облюбовали для тайных ночных встреч и поединков. Чтобы предотвратить в этом месте убийство, не хватит сил всего отряда. А уж если труп где-то здесь укрыт… Значит, нужны глаза. Много острых, внимательных глаз. А глаза такие есть везде, ну почти везде. Нужно только знать, как приманивать.
Зверек на площадке щипал траву. Лисы одобрительно щурились. Солнце нехотя ползло к западным горам, дуреющие от жары цикады стрекотали, и этот монотонный, успокаивающий звук убаюкивал. Прошлепали по мощеной камнем дорожке босые ноги. Прошуршали сандалии-варадзи, прощелкали гэта. Гэта? Кто это сегодня в гэта и по какому случаю?
— Братец!
Окита открыл глаза. На пыльной мордашке Коскэ, привратникова сына, сияла щербатая улыбка.
— А что ты сегодня принес?
— А-а, Коскэ, Синдзи, Момоко! — юноша достал из рукава раз-два-три-четыре-пять — шесть слив. — Хватит на всех. А может, — спросил он устраивающуюся стайку, — кто-нибудь хочет морковку?
Сливы расхватали моментально, а от морковки вежливо отказались, и она досталась зверьку.
Мальчики одевались в старье, с родительского или братнего плеча — а вот Момоко, несмотря на жару, принарядилась. Пусть синее кимоно подвылиняло и перешито — но шелковое, пусть шпилька в волосах — не первой новизны, но лакированная. Раньше маленькая служанка из прихрамовой харчевни так не прихорашивалась.
— Ты сегодня такая красивая, Момоко, — улыбнулся Содзи. — Разве у тебя праздник?
— Ага, — Коскэ фыркнул, брызгаясь сливовым соком, — замуж ее выдают!
Содзи округлил глаза. Прислужницы из харчевен и чайных домиков начинали раненько, но десять лет — это даже для дешевой харчевни слишком!
— Ну тебя, — Момоко хлопнула мальчика рукавом по плохо выбритому темечку. — Не слушайте его, братец Содзи, он все напутал. Вовсе не замуж меня берут, а просто в хороший дом служить. Сегодня смотрины будут, вот хозяйка и приодела. Нравится вам? — она встала и покружилась, раскинув руки, чтобы показать узор на рукавах.
— Очень, — Окита одобрительно пощелкал языком. — И куда же тебя отдают?
Девочка подняла глаза к небу и уморительно сложила ладошки от благоговения.
— В дом самого господина Аоки, — восхищенно сказала она.
— Господин Аоки? — Оките хотелось как можно скорее перейти к делу, но как не дать Момоко поделиться радостью. Он наморщил лоб, словно припоминая, хотя прекрасно знал, о ком идет речь. — Это кто, купец из Камигата? Что ж, денежки у него водятся…
— Нет, что вы, — девочка снова села рядом. — Это придворный, господин Аоки Мицуёси, вот кто!
— Ба! Да ты высоко взлетела! — покачал головой Содзи.
— Ка-ак шмякнется! — подхватил Коскэ и стрельнул в Момоко сливовой косточкой.
— Ну хватит, — мягко одернул его Содзи. — Завидовать, брат, нехорошо, это последнее дело.
— А чего она расхвасталась! Ей хозяйка даже не сказала, куда ее отдают, а она уже расхвасталась, будто ее уже в императорский дворец берут!
— И вовсе я не расхвасталась! — девочка притопнула деревянной подошвой. — Я не спала, я слышала, как с хозяйкой господин Ато говорил!
— Ага, подслушивала! Завидовать нехорошо, а подслушивать — хорошо?
— Я не подслушивала! — Момоко готова была разрыдаться. — Я случайно услышала!
— Ладно, ладно! — Окита примирительно взял обоих за руки. — Будет вам ссориться, я о важном деле хочу поговорить.
— О каком? — тут же насторожился Коскэ.
Синдзи, который был заикой и потому стеснялся говорить, подался вперед всем телом. Окита понизил голос до заговорщицкого шепота.
— В этой роще или недавно убили, или же скоро убьют одного человека.
— Кого? — Коскэ заерзал от любопытства, Момоко приоткрыла рот.
— Не знаю, в том-то и дело. И если его еще не убили, мы постараемся сделать так, чтобы его и дальше не убили. Мне просто нужно знать, на этой неделе где-нибудь в этой роще находили тело или нет?
— Не, на неделе не было, — Коскэ огорченно покачал головой.
— А вы полазайте тут все-таки, посмотрите. Может, оно где-то лежит. Может, припрятано. Может, раскопана земля.
Коскэ и Синдзи переглянулись. Момоко прошептала:
— Страх-то какой!
— Мы посмотрим, — пообещал Коскэ.
— Спасибо, — тепло произнес Окита. — Они посмотрят, а ты, Момоко, знаешь что? Ты послушай у себя в харчевне, пока тебя не отдали в дом Аоки. Я завтра зайду и если ты что услышишь — скажешь мне, ладно?
Девочка кивнула.
— Я тебе еще одну шпильку подарю, — пообещал командир первой десятки Синсэнгуми.
Каменная лиса у ворот одобрительно усмехнулась в усы.
* * *
Квартал, зажатый между Шестой улицей и рынком, конечно же, не мог оставаться таким, как во времена достославного Абэ-но Сэймэя[23] — несчетное количество раз он горел, разрушался от землетрясений, безлюдел во времена эпидемий, и только планировка улиц и переулков оставалась неизменной: вдоль-поперек, север-юг — восток-запад, основа и уток. Но дома в этих клетушках пространства за глинобитными заборами от века к веку менялись; подобно живущим в них людям, они росли, старели, дряхлели и умирали, в годы упадка на пустырях бывших садов селились лисы и совы, в годы процветания вновь разбивались сады, воздвигались стены, а пространство меж ними наполнялось гулом жизни.