Читать интересную книгу Песочный дом - Андрей Назаров

Осень 41-го года была бесснежной зимой. Мерзнущие очереди у распределителей проклинали ранние холода, сковавшие пахоты и раскисшие осенние дороги, которыми, как асфальтом, катили теперь на Москву танки Гудериана. Машенька бежала, слыша свое дыхание. Ухо нашаривало привычные звуки отдаленной канонады и проваливалось в пустоту. Стыли противотанковые ежи, чугунной щетиной перекрывая шоссе. За "Яром", на пустыре, букетами торчали зенитные стволы и, как тропические звери, горбились под брезентом дальнобойные орудия. Свернув на Беговую, Машенька оказалась за дощатым заслоном, миновала его и выскочила к толпе, сбившейся у проходной под бумажным объявлением. "Товарищи! Завод эвакуирован. Добирайтесь до Горького", - прочла она надпись, пузырящуюся на ветру - над головами людей, в рост поднятых рук. Машенька огляделась. Прежде казалось, что она знает едва ли не всех на заводе, но лица, выхватываемые взглядом из толпы, были чужими, искаженными непониманием и страхом. "Это из цехов, - думала она. - А где же наши?"

- Вы не видели кого-нибудь из планового? - спрашивала Машенька, но непонимающие лица ускользали.

Толпа зашевелилась, подтащив ее к створу металлических ворот. За ними на территории завода мелькали люди в ватниках.

- Почему они там? - невольно вскрикнула Машенька.

- Почему нас не пускают? - отозвалось из толпы.

- Это не наши, это монтажники.

- Демонтаж оборудования, - спокойно объяснила женщина, обернув к Машеньке белое лицо.

Что-то холодное, окончательное стояло в ее глазах, и Машенька отшатнулась.

- Нет, - сказала она. - Нет, нет.

Кожаное плечо ткнулось в спину, и простуженный голос произнес над ухом:

- Минеры. Минируют на случай...

Раздалось оглушительное жестяное прокашливание.

- Механический, направо! - приказал в рупор жестяной голос. - Товарищи из механического, отойдите направо!

Общее замешательство всколыхнуло толпу, затянуло Машеньку в круговое движение.

- Направо! - надрывался рупор, но ни права ни лева у толпы уже не было.

- На завод! Пустите на завод! - кричал кто-то, срывая голос.

Гулко отозвались взятые на цепь металлические створы.

- Темкин! - закричал вынырнувший перед Машенькой человечек с прижатым к груди вздутым портфелем. - Темкин! - повторил он с детской настойчивостью, шаря взглядом по лицу Машеньки. - Где Темкин? У меня деньги сборочного. Возьмите, отдайте Темкину!

Машенька отшатнулась от протянутого портфеля, выбилась из беспредметного кружения толпы и побежала.

- Темкин! - визжало вслед.

- Механический, направо! - рокотало с жестяной безнадежностью.

- Пустите на завод!

- Ворота!

- Деньги сборочного! Темкин!

Разбежавшись, Машенька почувствовала, что не сможет завернуть за угол, что налетит на противотанковые ежи, перегораживающие шоссе, и, изменив направление, ударилась со всего хода в одинокий клен на углу. Она обхватила руками грубый, иссеченный осколками ствол, переводя дыхание, подняла голову вверх. Мертвыми зверьками висели листья - мертвыми на мертвых ветвях. Нога неловко шарила по срезу земли у ствола, никак не попадая на ровное. Позади, у заводских ворот, хрипел жестяной рупор, тщетно пытаясь успокоить взбудораженную толпу.

В поисках спасительной зацепки мысль Машеньки торопливо облетала опустевший город, ощеренный ежами и колючей проволокой. Вновь и вновь перебирала Машенька узы своей короткой жизни - школьные и студенческие знакомства, - но оборванные войной веревки вытягивались без сопротивления. Рванул ветер, просвистел в металлических нагромождениях и сухим, трупным шевелением отозвался в замерзшей кроне. Тогда Машенька оттолкнулась от дерева и побежала домой, обгоняя торопливых прохожих. У ворот она остановилась, спрятала лицо между чугунными прутьями, пытаясь сосредоточиться, но мыслей не было. Был пустой двор, песчаная насыпь земли с рельефным перепадом, похожая на опустевшую сцену, и сердце, стучавшее у горла.

Потом кто-то потряс ее за плечо. Высвобождаясь из чугунного оцепенения, Машенька потянулась на живую человеческую тревогу и услышала:

- Не стойте, не стойте здесь. Нельзя так стоять!

- У меня там сын, - ответила она мужской спине в ватнике, удалявшейся частыми шаркающими шагами. - И мать тоже там.

Человек не слышал.

- Подождите меня! - крикнула Машенька.

Человек уходил. Хлопала фанера бутафорских бараков.

- Где же люди? Где все люди? - спросила Машенька и не услышала себя.

Преодолевая немоту, она со стоном втянула воздух - и ожила, бросилась вслед шаркающему человеку и догнала его на гребне Белорусского моста. Отсюда Машенька увидела людей - неверные, распадающиеся группы, единые в своем пути к центру города, прочь от нее - и пошла следом. Человек в ватнике пересек мост и бился в двери метро, работавшего только на выход.

Машенька пересекла площадь и влилась в родственное тепло человеческого потока. Она чувствовала какое-то тревожное знание, растворенное в толпе, и старалась угадать его. Но тут из рук женщины, обремененной распадающимся скарбом, едва не выпал орущий ребенок, и Машенька подхватила его.

- Не отстаньте! - в упор прокричала женщина, метнув яростный взгляд из-под низко повязанного платка.

- Не отстану! - пообещала Машенька, подбирая размотавшуюся обмотку, стягивавшую воротник ребенка. - Скажите только, что случилось? Что?

Ребенок затих, сосредоточенно дыша, и Машенька заслоняла его раскрытый рот от морозного воздуха. Вслед женщине с тюками она свернула на Садовую, наполненную густым говором, скрежетом санок по асфальту, ревом крытых брезентом грузовиков и автобусов. Убаюканная теплом ребенка, жавшегося у груди, Машенька с любопытством смотрела на пустой троллейбус, который толпа волокла поперек Садовой. Визжали тормоза оседавших на нос машин, высовывался из окна водитель, ожесточенно артикулируя безгласым ртом. Беспомощный и синий, троллейбус медленно продвигался к тротуару, а через минуту брызнул сухими искрами и умчался во всеобщем потоке, набитый и облепленный человеческими телами. "Куда же это они?" - отстранение подумала Машенька и, пересадив ребенка с руки на руку, догнала женщину с тюками. В отрывистом говоре людей она улавливала названия подмосковных городов, еще не отданных и уже взятых немцами, которые скрывались под литерами в газетных сообщениях. Безжалостно угадываемые толпой, они вторили ее движению - волоку Волоколамска, поблескиванию Истры, звону Иерусалима, жужжанию Гжатска и Можайска - и угасали в спасительном выдохе - Рузаевка.

На Ульяновской поток людей уплотнился, вобрал в себя скрежет новых саней, оброс машинами, портфелями, рюкзаками, велосипедами, детскими колясками. От Абельмановской заставы бежали какие-то фантастические фигуры, увешанные гирляндами колбас.

- Мясокомбинат грабят, - раздавалось в толпе с почтительным удивлением.

У Заставы Ильича поток людей сталкивался с новым, надвигавшимся с Рогожского вала, и, подвластный законам течения, образовывал водоворот.

- Не отстаньте! - крикнула женщина, борясь с тюками и ловя неистовым взглядом Машеньку, обеими руками прижимавшую ее ребенка.

В это время старческая спина, согбенная узлами и сетками, разделила их. Машенька пыталась обойти ее, но тут что-то лопнуло, и брызнули по сторонам красные яблоки. Спина разогнулась, раздался отчаянный детский крик. Мальчишка в старушечьем платке старался поймать яблоки и окончательно развалил наспех связанные узлы. Послышался сочный морозный хруст. Машенька поскользнулась, ее развернуло и потащило дальше. У заводских ворот, по левую сторону, теснились люди, сопротивлявшиеся общему движению. Над ними белело полотнище, и, не разбирая скачущих букв, Машенька поняла их смысл. Там тоже хрипел жестяной раструб, выкрикивая неразборчивые и, очевидно, бесполезные слова.

- Судный день, - внятно прошамкала старуха, на миг выделившаяся из толпы и поглощенная вновь.

Машенька, потерявшая из виду женщину с тюками, стискивала ее ребенка, надсаживавшегося криком, и продвигалась вперед, растворенная во всеохватном стремлении толпы - укрыть, унести, спасти, - пока не вспомнила про Авдейку и не запнулась. Едва удержавшись на ногах от удара в спину, Машенька выбилась из толпы и взбежала на полукруглые ступени к высоким дверям, заколоченным косым крестом.

- Сейчас, маленький, потерпи, - уговаривала она обессилевшего от крика ребенка. - Мы выберемся отсюда, мы выберемся...

Детское тело расслабилось, растеклось в ее руках, а головка пугающе отвалилась набок. Машенька заметалась по каменному островку, и тут кто-то выхватил у нее ребенка. Машенька вскрикнула. В простоволосой женщине без тюков, обнимающей малыша, она признала наконец его мать и облегченно всплеснула руками.

- Бегите! - крикнула ей женщина. - Бегите за мной. Неужели вы не видите?

Машенька посмотрела вниз и прижалась к стене, потрясенная, как ударом, силой открытого отчаяния толпы, запрудившей шоссе.