– Уже уходите? Как некрасиво с вашей стороны оставлять меня в компании этих недалеких, ограниченных людей! – он наигранно вздохнул. – Проводить вас? А то ещё заблудитесь в университетских коридорах, – Дебольский не смог удержаться от очередного язвительного комментария.
Я промолчала. Мы спустились вниз, распрощались, и я, накинув шубку, вышла улицу, но дальше крыльца пройти не смогла. Был такой ливень, что я рисковала промочить ноги. Я вернулась в университет, Дебольский все ещё стоял в холле.
– Неужели передумали, Соколова? – спросил он с лукавой улыбкой.
– На улице такой ливень, Андрей Владимирович, боюсь, придётся переждать.
– Ах, до чего же вы неприспособленны, Соколова! Хотите, вызову вам такси?
Такси! И как это я сама не догадалась!
– Я была бы очень вам благодарна, Андрей Владимирович.
– Ах, оставьте! – Дебольский достал телефон и набрал номер такси. – Будут через пять минут, – объявил он. – Если вы не против, выйдем на улицу, я бы хотел покурить.
Мы вышли на крыльцо, и Дебольский закурил. Я молча смотрела как он затягивается, вдыхает горький запах с таким наслаждением, будто это изысканные духи парижской модницы. Подъехало такси. Дебольский выбросил сигарету и помог мне сесть.
– Не забудьте решить задачки к четвергу, – сказал он вместо прощания.
– Уже решила, – успокоила я его.
Через пару дней на уроке физики он вёл себя так, будто ничего не произошло. Разве что взгляд его слегка теплел, когда он обращался ко мне, да и я перестала испытывать к нему явную неприязнь. Ленка не разговаривала со мной с того самого вечера, из-за чего я чувствовала себя виновато и одиноко. Я до сих не понимала, зачем назло Ленке пригласила Дебольского, ведь ей он был важен, мне же было все равно. Из-за её обиды поговорить мне было не с кем, сидела я, с кем придётся, но извиниться перед Ленкой не позволяла гордость. Одно было хорошо: физика перестала быть мне ненавистна, и я с удивлением обнаружила, что лекции Дебольского, которые раньше все мое существо противилось слушать, оказались довольно интересными.
Декабрь пролетел незаметно, осталось меньше недели до каникул; в школе планировали устроить вечеринку в честь Нового года для старших, нечто вроде мини-бала. Пашка из параллельного класса пригласил меня – не сказать, что я была в восторге от его компании, но остальные варианты казались ещё более неподходящими. Вечеринка проходила в главном зале; Ленка явилась с долговязым, но симпатичным пареньком, в котором я узнала студента с банкета, и усердно пыталась делать вид, что мы с ней незнакомы. Дебольский танцевал недалеко от нас с Пашкой, его партнершей была русичка: полная женщина сорока лет, считавшая себя первой красавицей гимназии. Она флиртовала с Дебольским так отчаянно, что создавалось впечатление, будто он – её последний шанс наладить личную жизнь.
Когда первый танец закончился, Пашка пошел за напитками, а я, стоя в сторонке, наблюдала за танцующими.
– Не хотите к ним присоединиться, Соколова? – спросил меня неожиданно оказавшийся рядом Дебольский, который каким-то чудом уже избавился от надоедливой русички. – Ваш партнёр не будет против?
Я подала ему руку.
– Вы думаете, мне нужно его разрешение? – я улыбнулась. – Похоже, Андрей Владимирович, танцевать с вами уже становится традицией.
– Надеюсь, что так, – ответил он то ли шутя, то ли серьёзно, и мы закружились в вальсе.
– Закройте глаза, Соколова, – вдруг попросил Дебольский.
– В этом есть какой-то подвох, Андрей Владимирович?
– Просто закройте глаза, – настойчиво повторил он.
Я послушалась. Если бы мне полгода назад сказали, что я буду слушаться Дебольского, я бы рассмеялась им в лицо.
Мы вальсировали и вальсировали, пока он вдруг не сказал: "Можете открыть", и я обнаружила, что мы стоим в маленькой нише в коридоре, а вокруг – ни души.
– Что происходит, Андрей Владимирович?
Дебольский не ответил. Он стоял очень близко, и я чувствовала его дыхание на своей щеке; потом он вдруг резко наклонился и поцеловал меня. Дебольский, с которым мы терпеть друг друга не могли с первой же секунды знакомства, теперь исступлённо целовал мои губы, словно не мог насытиться. Приятный жар разливался по всему моему телу, мне было необыкновенно хорошо в его объятиях, я неожиданно почувствовала себя защищённой; все потери и проблемы словно перестали существовать, был только он – не Андрей Владимирович, не саркастичный, самодовольный учитель физики, а просто мужчина – красивый, сильный, пылкий... И в ту секунду я поняла, что страстно влюблена в него – не так, как Ленка, видящая в нем лишь удачный вариант для замужества, хорошенькую игрушку, дополняющую образ и тешащую самолюбие – я знала его, знала его скверный характер, знала его вкусы и предпочтения. Казалось, я настолько привыкла к его едким фразам и обидным замечаниям, что никакие нежные слова и комплименты не заменили бы мне их; никакие ласковые прозвища не заменили бы его жесткого, лаконичного "Соколова"... Он стал незаменимой частью моей жизни, и я никогда не задумывалась, что случилось бы, если бы однажды я пришла в школу и узнала, что он уволился. Одно я знала чётко: я не могу лишиться его, не теперь.
Внезапно он оторвался от поцелуя и внимательно посмотрел на меня; мои губы тронула лукавая улыбка.
– Что с тобой, Соколова?
– Вместо того, чтобы задавать вопросы, лучше поцелуй меня ещё раз, – я капризно выпятила губы.
– Помнишь, прошлым летом вы с Кузенкиной гуляли в парке рядом с университетом? – неожиданно спросил Дебольский.
Я кивнула, насторожившись. С какой стати он знает о нашей с Ленкой прогулке?
– Я видел вас там; видел, как ты с наслаждением кушала мороженое, как заливисто смеялась, полная противоположность Кузенкиной – яркая, весёлая, уверенная в себе. А потом я пришёл работать в гимназию, совершенно не подозревая, что ты окажешься моей ученицей. Когда ты забежала в класс, раскрасневшаяся, взволнованная, я только и мог, что смотреть на тебя во все глаза. Мое обычное обращение со студентами ты сочла за личное оскорбление и возненавидела меня; двойку ты восприняла, как вызов, и с тех пор вступила со мной в единоборство, успешно отражая каждый мой выпад. Я узнал в тебе своенравную, упрямую девчонку, и эта черта безумно мне понравилась. Я страстно желал завоевать тебя, обладать тобой, потому что, черт побери, Соколова, я влюбился в тебя ещё тогда, в парке; влюбился, как мальчишка, и теперь-то ты точно от меня никуда не денешься! – Дебольский резко выдохнул и замолчал.