Анна Иоанновна:
- На этот раз не знаю. Списки у директора, там указано, кого куда. Развозить прямо завтра начнут. Могу сказать только одно: время сейчас сами знаете какое, все стардома забиты, переполнены. Так что, скорее всего, будут рассортировывать, кого куда придется, по одному, по два. Только я вам ничего не говорила, ладно?
Президент:
- Об чем речь, Анна Ивановна! И почему Вы так обижаетесь на Иоанновну? Есть в Вас что-то царственное, ей богу! (заглядывает ей в глаза) - Анна Иоанновна, если что узнаете, шепните, ладно? По секрету...
Анна Иоанновна:
- Да, ладно, ладно... (направляется к лестнице, останавливается на ступенях) - Профэсор, скажите... А эта самая царица, ну, Анна Иоанновна, она что, очень злая была? Она много кого казнила?
Профэсор (растерянно):
- Да как бы Вам это точнее сказать... Времена были злые. А царица почему злая? Царица, как царица. Кто ж тогда не казнил? Тогда все государи считали, что проще всего установить равенство, укоротив сограждан на голову. При этом, правда, забывали, что сограждане все разного роста. Так что она не больше других казнила. Так, слегка... Умеренно...
Анна Иоанновна:
- Умеренно? Ну, ну (уходит).
Иван Иванович:
- Ну, братцы, делааа...
Входит Циклоп. Глаз завязан. Маленького роста.
Циклоп:
- Что случилось, мужики? Чем взволнованы? Что обсуждаем?
Полковник:
- Пока ты дрых, как сурок, нас всех расселять надумали.
Циклоп:
- Кто надумал? Куда расселять? Опять по разным комнатам, что ли?
Иван Иванович:
- Если бы по комнатам... Продают наш дом. А нас кого куда, чтоб интерьер не портили. Кормить нас некому, видишь ли. И раньше мы никому не нужны были, только под ногами путались, а теперь и подавно.
Циклоп:
- Не, я чего-то не понимаю. Кому дом продают? Как?
Президент:
- Не за как, а за деньги продают. А кому, так какая нам разница? И вообще, пойду я книжку читать. (Уходит)
Полковник:
- И то верно. Говори, не говори, ничего мы изменить не сможем. Может, зальем неприятности, а?
Циклоп (облизываясь):
- А что - есть чем?
Полковник:
- У тебя что - нету? Да не боись, найдем свою по такому случаю. Мне Людочка нацедила малую толику чистенького перед тем, как уволиться. Я и берег на всякий случай. Вот он и случился, чтоб ему...
Иван Иванович:
- У меня сальца шматочек есть, очень благородная закуска.
Циклоп:
- У меня огурчиков солененьких мал-мала.
Полковник:
- Ну, прямо пир, а не пьянка. Дуй, Циклоп, на хлеборезку, клянчи, сколько дадут, хлебца. Без хлебца и сало не сало. И приходи к нам в комнату.
Циклоп:
- Я мигом! (Убегает).
Полковник:
- Кто бы сомневался. А ты, Профэсор, как, присоединишься?
Профэсор:
- Да вообще-то здоровье не позволяет, но по такому грустному случаю не в силах откаэаться. Я чуть-чуть. Я вас не оставлю в накладе?
Полковник:
- Как можно, Профэсор! Это - святое. Не поделиться этим мужским утешением - великий грех.
Профэсор:
- Тогда я присоединяюсь. Только я девочек дождусь, надо же им рассказать.
Полковник:
- Давай, Профэсор, я бы сам, но имею слабость к женским слезам...
Все, кроме Профэсора, расходятся. Комната Полковника. Две кровати, между ними застеленная газетами тумбочка, изображающая стол. Нехитрая закуска, стаканы, бутылка. Подвыпившие чуток старички. Входит Профэсор.
Циклоп:
- Ааа, Профэсор! Заходи! Присоединяйся. Мы тут уже приняли на грудь граммов по нескольку... Счас и тебе накапаем...
Полковник:
- Ну, как там девчонки, Профэсор? Очень расстроились?
Профэсор:
- Вы сами как думали, Полковник? Разумеется, женщины, они, знаете ли, более привязчивы к месту и людям, чем мужчины.
Иван Иванович:
- Ну, не скажи, Профэсор. Я, так, например, ужасно привыкаю к тем, с кем рядом живу. Я - привязчивый. Когда сюда переехал, долго привыкал, тяжело, все привыкнуть не мог. Чуть не плакал по ночам. Ей богу! Друзья мои со двора еще по началу изредка наезжали. Потом пообвыкся, да и дружкам моим сюда на свиданки кататься - не ближний свет, поездили и перестали. Потихоньку пообвыкся здесь. Медленно, правда, тяжело, но все же... А как теперь оно будет, даже и не знаю. И думать об этом не желаю.
Полковник:
- Мне вот по службе сколько мест менять привелось. Все время: разные гарнизоны, разные люди, начальство, сослуживцы, подчиненные. И все время, как уезжать, так комок в горле.
Циклоп:
- Давайте крепкого выпьем, для мужской крепости.
ИванИванович:
- И то верно, чего это мы разрюмились совсем? Давайте выпьем.
Профэсор:
- Я, как вы знаете, вообще-то не пью. Желудок у меня. И вообще... Но по такому случаю - будьте здоровы!
Иван Иванович:
- Ты запей, запей, Профэсор. На скорее водички. Ты, главное, дыши, дыши глубже. Вооот, вот так, молодца!
Полковник:
- Ух, сильно лекарство! Прямо в душу, по назначению, как доктор прописал!
Профэсор:
- Ой, крепкая какая, прямо в глазах потемнело.
Циклоп:
- Зато на душе сразу светлее стало. Эх, ма! Одна радость у нас в жизни осталась, да и той не балуют.
Полковник:
- Тебе-то грех жаловаться. Ты этим делом частенько пробавляешься. И где только ты это зелье достаешь при твоих достатках скудных?
Циклоп:
- А чего? Есть грех. Я ни на что другое не трачусь. Да и кум мой меня не забывает.
Иван Иванович:
- За что это он тебя так любит, что каждый месяц этой мути чуть ли не ведро привозит?
Циклоп:
- Это он мне за мою технологию проценты отдает. Он мужик совестливый. Я как понял, что сюда мне дорога, так агрегат свой передал куму. А агрегат у меня - ууу! Зверь! Из стиральной машины переделал. Да еще запасы дрожжей и сахара ему оставил. Кум у меня добро помнит. Вот и возит.
Полковник:
- Тоже мне, добро. Кум твой скоро от этого зелья ослепнет, либо мозги потеряет.
Циклоп:
- То, чего не было изначально, потерять невозможно.
Профэсор:
- Давайте о чем-нибудь другом поговорим. А то поссоритесь. Рассказал бы кто хоть что-то.
Иван Иванович:
- А что рассказывать? Мы уже все свои жизни друг другу до дыр порассказывали...
Полковник:
- Циклоп про себя почти ничего не рассказывал. Ты, дружище, что скромничаешь? Вот глаз, говорил, на войне потерял. А где служил, воевал, ничего не расскажешь. Где воевал-то: в регулярной, в ополчении?
На пороге появились Нина Петровна, Люба и Вера.
Нина Петровна:
- На какой войне? На какой войне? Я же с ним, с Юркой, с одного двора. Ни на какую войну он не ходил. Дома с бутылками воевал. Его папаня отмазал, вроде как по здоровью. Папаня у него журналист был известный по тем временам в Москве, вот и уберег дитятко. Папаша-то умница был, ничего не скажешь, а сынок - раздолбай раздолбаем. Он себе даже пенсию не наработал. Стажу нет. По старости получает. Я на метрострое всю жизнь горбилась, вкалывала, а он около работы ошивался. А глаз ему Колька Силаев выбил, тоже с нашего двора парень. Колька с ним в одном классе до войны учился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});