Ответом Букчину стали последние на настоящий момент книги Блэка — «Anarchy After Leftism» и «Withered Anarchism» (игра слов: «Withered Anarchism» значит «увядший анархизм», «Whither Anarchism» («куда, анархизм») — название статьи Букчина). Блэк выступает в роли теоретика анархии (ссылки в «Withered Anarchism» занимают чуть ли не половину текста), воюя с Букчиным на его же территории. Расклеить листовку было бы куда эффективнее, ага, но время прошло.
Удивительно, но анархизм, возникший как отказ от авторитетов и самой институции авторитета, немедленно оброс авторитетами. Авторитетами тем более идиотскими, чем более безжизненным и окаменелым становится идеал анархии; а идеал анархии в окружении таких авторитетов ничем другим стать не может. Получается, что окаменение авторитарной интеллектуальной структуры, окружающей анархизм, стимулирует вырождение самого анархизма и одновременно им стимулируется. Это не только к анархии относится, конечно.
Боб Блэк, гениальный философ, комедиант, сутяжник и скандалист, никогда не станет авторитетом. И это, наверное, самое главное, что может быть.
Михаил Вербицкий
ЭЛЕМЕНТАРНОЕ ВАТСОНИАНСТВО
Работая, я попал в пробку по дороге в Дамаск. Исследуя законы о неудобствах (как будто бывают другие), я открыл «Граждане против Амдура», Кал. Прил. 2-е. Доп. 951, 267 стр. 2-я 445 (1954). В этом деле 1954 года суд постановил, что анархист, поставивший стол с книгами у ворот Сатер кампуса Беркли, виновен в нарушении общественного порядка и создании неудобств. Хотя с тех пор прошло более тридцати лет, наблюдая анархистов, вроде Джеффа Страда и КевинаКитинга, за тем же делом на том же месте, я не могу не признать постановление по сути справедливым. Но это наблюдение лишь слегка затрагивает богатства, таящиеся в материалах суда. Когда адвокату попадает в руки важное дело, он порой говорит, что «это дело для книг по истории». «Граждане против Амдура» — это дело для книг по истории болезни, поскольку в нем задан жгущий душу вопрос: «Что такое ватсонианский анархист?» Есть ли это последователь того Ватсона, который изобрел мисбихевиоризм, как Б.Ф. Скинхед? Или того доктора Ватсона, что был под влиянием своего доброго друга Морлока Холмса? Но сперва факты.
Шестого февраля 1953 года офицер полиции остановил Руэла С. Амдура, мужественно подпиравшего свой стол, полный литературы против Акта Смита и процесса над Розенбергами. Поскольку у Амдура не было разрешения, ему велели уйти под угрозой ареста. Вследствие чего Амдур произнес те слова, что сделали его преступником и навеки стали частью закона нашей страны: «Давай, арестуй меня! Я ватсонианский анархист, и я настаиваю на своих конституционных правах!»
Ватсонианский анархист! Прямо там же, на месте, в библиотеке южнокалифорнийского отделения Американского союза гражданских свобод я понял, что я тоже ватсонианский анархист — что бы это ни значило, чего бы это ни стоило. (Я всегда чувствовал себя не в своей тарелке среди честных активистов АСГС. Ни один член какого-нибудь меньшинства, ни один адепт нетрадиционной субкультуры не чувствовал отчуждения так сильно, как я, в тот день, когда вошел в библиотеку, в которой, кроме меня, были только трансвестит, карлик и лесбиянка.)
Но если я первым пошел по следу снежного человека, оставленному Амдуром (давно пропавшим в безвестности, из которой его лишь на короткое время вытащила полиция), то я знаю теперь, что не одинок. До Амдураесмь я.
Ватсонианский анархист с презрением отвергает все другие анархизмы-с-дефисом: капиталисто-, синдикалисто-, мутуалисто- и пр. Ватсонианская анархистка принадлежит только себе. Он находится вне и стоит в оппозиции к анархистской тусовке в любой ее форме. Она считает, что анархисты-панки, перефразируя Селина, «годятся на дрова куда лучше, чем скрипка». (Даже немного лучше, чем электрогитара.) С генетической точки зрения, он отличается присутствием хромосомы Z. Она патологическая правдосказательница, и за это антиавторитаристы смотрят на него с ненавистью и подозрением. Он отвергает любую роль в распределении идеологического труда, которую ей предпишет Невидимое Правительство — даже производство «едких листовок» для развлечения пресыщенных анархистов. И в самом деле — ватсонианцыне играют роль, они воплощают шизу. Маленького Ганса они считают узником совести; они в восторге от того, что Дора пережила безрадостное лечение насильника-Фрейда и подросла как раз к своему покушению на Ленина. Иногда сигара — всего лишь сигара, но здесь речь вовсе не о сигаре.
На шкале от левого до правого фланга место ватсонианца — вбок по касательной. Она почти что анафема для авторитетов — настолько же, насколько он анафема для антиавторитаристов. Он не индивидуалистский капиталистический правый анархист «типа 1» и не коллективистский социалистический анархист «типа 2», он анархист типа 3, и ей не задурить голову. Она написала «Поваренную книгу перемен анархиста», он обещает по цыпленку в каждом Кропоткине, если Равашоль вам больше нравится с сыром. Он Нечаев души в острых приправах. От дохлой догмы ее тошнит. Ватсонианец — это пушка, которая гуляет сама но себе; он перешел границы. Других анархистов можно обкорнать под размер; он вырвет размер с корнем. Ватсонианцы — аристократия среди эгалитаристов, даосисты-трудоголики. Когда яппи начинают проталкивать рабочие советы, ватсонианцы чувствуют Гниль.
Недалекие умом начнут ворчать, что ватсонианство — всего лишь ошибка переписчика. В самом деле, в решении Верховного суда (меньшего на ватсонианца не хватит) цитируются только показания полицейского, но не Амдура. Педант предположит, что городовой, возможно, не изощренный в идеологии, неправильно понял Амдура, который на самом деле сказал: «Я джефферсонианский анархист, и…», — ссылка на Бенджамина Таккера, определившего анархиста как незапуганного джефферсоновского демократа. (Единственные оставшиеся в природе незапуганные анархисты — ватсонианцы.) Не имеет значения. Выражение, столь величественное и богатое ассоциациями, должно отвечать какой-то объективной реальности, с которой я, по крайней мере, с гордостью признаю свою связь. Если бы ватсонианцев не существовало, им следовало бы себя выдумать. Что они и делают, вновь и вновь. Ватсонианец — бегущая цель.
Ватсонианка не должна быть левой, феминисткой, модернисткой, гуманисткой или еще кем-нибудь — только собой. Он верен друзьям, в отличие от других анархистов, и она знает, что его идеи применимы на практике — сколько бы ни пришлось их менять, чистота ее убеждений — в их изменчивости. Поскольку он относится ко всем одинаково, эгалитаристы осуждают ее за элитаризм. Поскольку она всегда последовательна, никто не может предсказать его действия. Она не бросает начатого, но он всегда чувствует, когда время закончить. Она — ватсонианская анархистка. Бу-бу!
Боб Блэк
БОБ БЛЭК — ОХОТНИК ЗА БАБОЧКАМИ
Я видел Боба Блэка только однажды — в баре, украшенном, как спальня хулиганствующего подростка. Бар находился в Такоме, штат Вашингтон, имел форму кофейника и был известен как «ДжаваДжайв». Внутри бар был весь обит фальшивыми леопардовыми шкурами и увешан психоделическими игрушками; из клетки угрюмо взирали две мартышки (за пять лет, прошедшие с той поры, их успели выпустить на волю защитники прав животных); со всех сторон сидели ковбои в татуировках, а музыкальный автомат в углу играл хиты 50-х.
Блэк меня удивил: после его ругательных статей в маргинальной прессе я ожидал встретить кого-то вроде Крысы Финка из текстов Большого Папы Рота — налитые кровью глаза, копыта, обернутый вокруг них розовый хвост.
Кто этот умный, общительный парень в голубой рубашке, синих вельветовых брюках, черных туфлях, с позолоченными часами? Хотя ему было почти сорок, в мягких темных волосах не было заметно седины, крупное лицо казалось приятным, верхние зубы чуть выдавались вперед. Блэк имел большие, ухоженные руки, все время прочищал горло, носил большие толстые очки, был довольно вежлив и часто улыбался.
«Ты стесняешься, поэтому я буду тебя подавлять», — сказал он мне. Но, умеющий необычайно четко излагать свои мысли, Блэк оказался и талантливым слушателем. И хотя говорил в основном он, я мог направлять беседу туда, куда мне было интересно, — так что на самом деле хозяином был я, а ему досталась роль раба.
Говорил он об ОлбаниРидженси, мощной политической машине 1820-х, возглавлявшейся Мартином Ван Бюреном. Ван Бюрен, объяснил Блэк, был для Джексона тем же, чем Джордж Буш — для Рейгана. Потом подробно расспрашивал о моем увлечении конца 80-х — забытом сюрреалисте Филиппе Супо. Рассказывал о своих разнообразных друзьях вроде Зака Реплики — которому, поведал Блэк довольно громко разнообразным присутствовавшим в баре гопникам, приходилось, когда он ходил отлить, придерживать его огромный член, потому что у самого Зака вместо рук были ласты! Потом он понизил голос и шепотом стал рассказывать про анархизм.